общаться со знаменитостями, совсем другое — стать среди них своей. Ей вспомнилась вчерашняя стычка с известным актером, подсевшим вчера к их столику. Пик его известности пришелся на время, когда Лола еще не родилась. Конечно же, она не знала, как его зовут и в каких фильмах он играл, но присутствующие относились к нему с огромным пиететом, ловя каждое слово, словно перед ними сидел сам Иисус, так что Лола решила не выделяться. Волею случая актер сидел рядом с ней, и когда он закончил длинный монолог о невыразимой красоте фильмов семидесятых, Лола прощебетала:
— А вы давно живете в НьюЙорке?
Он очень медленно повернул голову и уставился на Лолу. Лола даже задалась вопросом, не хотел ли он запугать ее. Она и глазом не моргнула. Если актер думал усмирить взглядом Лолу Фэбрикан, пусть на ходу меняет планы.
— Ты кто? — спросил он, передразнив ее интонацию. — Только не ври, что актриса.
— Я референт Филиппа Окленда, — ответила она резким тоном, обычно заставлявшим стушеваться назойливых незнакомцев. Но актер перевел взгляд на Филиппа, снова на Лолу и ухмыльнулся.
— Референт? — фыркнул он. — Ой, забыл представиться: СантаКлаус!
Оглушительный взрыв смеха за столом привлек всеобщее внимание. Понимая, что сейчас не время для демонстрации оскорбленной гордости, Лола игриво засмеялась вместе со всеми, но про себя решила — это слишком, она не привыкла к такому обращению. В этот раз она не станет устраивать скандал и ставить нахала на место, но только в этот. Она твердо решила прибрать Филиппа к рукам, но дело требовало тщательной подготовки. Жаловаться мужчине на его друзей — гиблое дело. Это может задеть его чувства, и девушка будет вызывать у него негативные эмоции.
Значит, подумала она, нужно придумать какоенибудь средство, чтобы тебя воспринимали всерьез. Мужчина не женится на девушке с репутацией дурочки; если вдуматься, библиотека не так уж плоха.
Однако, когда Филипп вернулся, он увидел, что Лола снова улеглась в постель и притворяется крепко спящей. Он прошел в кабинет и быстро набрал пять страниц сценария. Из комнаты доносилось негромкое похрапывание. Она такая естественная, умилился он. Перечитав готовые страницы, которые оказались превосходными, он решил, что Лола — его талисман.
Интерьер в квартире Райсов постепенно начал вырисовываться. В долго пустовавшей столовой появились изысканновычурный стол и шесть стульев в стиле королевы Анны, которые Билли удалось, как по волшебству, достать с частного склада приятеля в Верхнем ИстСайде. Стол одолжили на время, пока Райсы не подберут чтото лучшее (то есть большее); сейчас он был завален книгами по декору, образцами тканей и красок и распечатками с разных мебельных сайтов. Взглянув на стол, Аннализа улыбнулась, вспоминая разговор с Личфилдом несколько недель назад.
— Дорогая моя, — пожурил он Аннализу, когда она проговорилась, что не хочет отказываться от своего призвания — юриспруденции. — Как вы собираетесь управляться на двух работах?
— Не поняла.
— У вас уже есть работа, — наставительно сказал Билли. — Отныне вашей профессией стала супружеская жизнь. Это даже больше чем работа, — добавил он, — это карьера. Ваш муж зарабатывает деньги, вы создаете атмосферу. А это потребует немалых усилий, уверяю вас. Каждое утро вы будете заниматься йогой — не просто с целью хорошо выглядеть, но чтобы привить себе выносливость. Затем вы оденетесь, уточните расписание дел на день и разошлете необходимые емейлы. Потом вы зайдете на благотворительную выставку, или к артдилеру, или к именитому фотографу. После ленча вас ожидают встречи с декораторами, обслуживающими мероприятия компаниями и стилистами. Вам предстоит подкрашивать волосы дважды в месяц, ходить на укладку трижды в неделю и пользоваться услугами визажиста. Вы будете заказывать индивидуальные экскурсии по музеям и читать, смею надеяться, три газеты в день: The New York Times, The New York Post и The Wall Street Journal. Вечер вы встретите во всеоружии и посетите дветри коктейльных вечеринки и ужин. На официальных мероприятиях следует появляться в вечерних платьях и ни в коем случае не надевать один наряд дважды. Вам придется планировать отпуск и поездки по выходным. Возможно, вы купите коттедж за городом, где тоже придется все организовать и обставить. Вы познакомитесь с нужными людьми и научитесь их обхаживать в утонченной и одновременно бесстыдной манере. А потом, дорогая, у вас родятся дети. В общем, миссис Райс, — заключил Билли, — принимайтесь за работу.
Очень скоро Аннализе и вправду пришлось засучить рукава. Каждая мелочь требовала внимания: вручную изготовленная в Южной Каролине плитка для ванной комнаты, подходящая к мраморным полам (в квартире было пять ванных комнат, и все были оформлены в разном стиле), ковры, замена окон, даже дверные ручки. Большую часть дня Аннализа проводила в мебельных салонах Восточной и Западной Двадцатых улиц, а предстояло еще разведать антикварные магазины на Мэдисонавеню и посетить аукционы. Ремонт в триплексе продолжался. Помещения одно за другим разбирали, обдирали, меняли проводку, шпаклевали и снова собирали. Первый месяц Аннализа и Пол кочевали из комнаты в комнату на надувном матрасе, освобождая строителям место, но сейчас спальня была уже закончена, и Аннализа, по выражению Билли, «начала собирать себе какойникакой гардероб».
Интерком зажужжал ровно в полдень.
— К вам пришли, — сообщил швейцар Фриц.
— Кто? — спросила Аннализа, но Фриц уже отключился. Интерком находился в кухне, на первом уровне квартиры. Пробежав через почти пустую гостиную, миссис Райс кинулась по лестнице в спальню, где попыталась в ускоренном темпе закончить процедуру одевания.
— Мария! — позвала она, высовывая голову из двери спальни, прислушиваясь к доносившимся из соседней комнаты шорохам.
— Да, миссис Райс? — отозвалась Мария, выходя в коридор. В обязанности нанятой через агентство домработницы входило готовить, убирать, выполнять поручения и даже выгуливать собаку, если бы у Райсов был друг человека, но Аннализа с непривычки не решалась давать Марии задания, не имея опыта общения с проживающей в доме прислугой.
— Ко мне ктото пришел, уже поднимается, — на ходу объясняла Аннализа. — Наверное, это Билли Личфилд. Вы не могли бы открыть ему дверь?
Через спальню она прошла в гардеробную. Как говорил Билли, «гардероб — это не шкаф, а его содержимое». По словам Личфилда, Аннализе предстояло обзавестись десятками туфель, сумок, ремней, джинсов, белых блузок, а также костюмами для деловых обедов, коктейльными и вечерними платьями, одеждой для отдыха как в горах, так и на островах и экипировкой для всех мыслимых и немыслимых видов спорта: гольфа, тенниса, верховой езды, парасейлинга, [14] скалолазания, рафтинга и даже хоккея. О составлении гардероба Билли договорился с известной стилисткой Норин Нортон, которая сама выбирала клиентам одежду и приносила на дом. Норин была занята по горло и назначила новой клиентке встречу лишь через две недели, но Билли был в восторге. «Норин как эксклюзивный пластический хирург: запись за полгода, и это только на консультацию!»
Тем временем одна из шести помощниц Норин подобрала Аннализе коечто на первое время: на нижней полке выстроились в ряд несколько обувных коробок с фотографией каждой пары, наклеенной на крышку. Аннализа выбрала шикарные черные туфли на шпильках. Она терпеть не могла днем ходить на каблуках, но Билли настаивал, что это необходимо.
— Люди хотят увидеть Аннализу Райс, так покажите им Аннализу Райс.
— Но кто же эта Аннализа Райс? — шутливо спросила она.
— А вот это, моя дорогая, мы и собираемся узнать. Интересно, правда?
Однако сейчас пришел не Билли Личфилд, а специалист по аквариумам. Аннализа провела его наверх, в бальный зал, с сожалением бросив взгляд на итальянскую причудливо расписанную люстру — на воздушных розовых облаках сидели пухлые херувимы. Когда выдавалась свободная минутка, Аннализа поднималась сюда передохнуть. Она ложилась на пол, выбрав солнечное пятно побольше, и чувствовала, что больше ей от жизни ничего не нужно. Но Пол объявил верхний уровень своей приватной территорией и планировал устроить в бальном зале «генеральный штаб», откуда, подтрунивала Аннализа, он будет править миром. Стекла в балконных дверях он планировал заменить специальным новым электрическим компаундом, который за долю секунды становится непрозрачным, стоит лишь нажать кнопку. Это позволит пресечь попытки сфотографировать комнату или находящихся в ней людей — например, длиннофокусным объективом с вертолета. Над камином появится трехмерный экран. На крыше специальная антенна будет фиксировать звонки по мобильной и спутниковой связи. Здесь же разместится огромный аквариум, сделанный по последнему слову техники, и Пол сможет любоваться коллекцией редких и дорогих рыб (таким вот новым хобби обзавелся мистер Райс). Аннализе до слез жалко было разрушать бальный зал, но Пол не желал ничего слушать.
— С остальными помещениями делай что хочешь, — заявил он. — А эта комната моя.
Аквариумный специалист начал измерять и записывать, попутно интересуясь у хозяйки напряжением в электрической сети и возможностью укрепить полы, чтобы перекрытия выдержали вес аквариума. Аннализа отвечала как могла, но в конце концов позорно сбежала вниз.
Пришел Билли Личфилд, и через пять минут они сидели на заднем сиденье новенького «линкольна», направлявшегося в центр.
— У меня для вас приятный сюрприз, дорогая, — сказал он. — Мне показалось, что после хлопот с мебелью вам захочется переключиться. Сегодня мы посмотрим предметы искусства. Вчера вечером меня посетила блестящая идея, — он сделал паузу, — для вас я считаю подходящим феминистское искусство.
— Понятно.
— Вы же феминистка?
— Конечно, — невозмутимо ответила Аннализа.
— Впрочем, это не имеет значения. Я, например, позволю себе усомниться, что вы поклонница кубизма. Но подумайте, сколько сейчас стоят кубисты, — это же недоступные цены!
— Не для Пола, — отмахнулась Аннализа.
— Даже для Пола, — настаивал Билли. — Кубизм по карману только мультимиллиардерам, а вы с Полом пока принадлежите к категории мультимиллионеров. В любом случае кубизм — это не шикарно. Не очень подходит для молодых супругов. Будущее за феминистским искусством: оно вотвот войдет в моду, а пока большинство лучших работ можно приобрести за умеренные деньги. Сегодня мы посмотрим фотографию. Автопортрет художницы, нянчащей своего ребенка. Восхитительная эпатажность! Поразительные краски! И никто пока не перебил цену.
— А мне казалось, это хорошо, когда покупатели дерутся изза произведения, — нерешительно сказала Аннализа.
— Список желающих — это замечательно, — согласился Билли. — Особенно если туда трудно попасть и нужно платить наличными за картину, которую вы никогда не видели. Со временем мы дойдем до этого. А сейчас нам нужны однодва эффектных произведения, которые вырастут в цене.
— Билли, — начала Аннализа. — А что вы с этого будете иметь?
— Удовольствие, — улыбнулся Билли. Повернувшись к Аннализе, он похлопал ее по руке: — Не стоит обо мне беспокоиться, дорогая. Я эстет. Если бы я мог провести остаток жизни в любовании произведениями искусства, я был бы счастлив. Каждая работа уникальна, сделана художником с неповторимым мировоззрением и складом ума. В нашем промышленном мире единственное утешение — это искусство.
— Я не об этом спрашиваю, — заметила Аннализа. — Как вам платят?
Билли улыбнулся:
— Дорогая, я не обсуждаю мои финансовые дела.
Аннализа уже несколько раз поднимала этот вопрос, но всякий раз Личфилд менял тему.
— Мне нужно знать, Билли, а то несправедливо получается — вы тратите на меня столько времени! Всякий труд должен быть оплачен.
— За произведения искусства я получаю два процента комиссионных. От дилера. — Билли недовольно поджал губы.
Аннализа вздохнула с облегчением. Билли однажды упомянул миллионную сделку, в которой выступал посредником, и Аннализа тут же подсчитала, что ему перепало двадцать тысяч долларов.
