свинцу, с божиею помощию помянутой брегадир в город привел'. Место тайной переправы было явно избрано наиболее болотистое, наиболее труднопроходимое именно потому, что шведы никак не могли предполагать подобного риска. По мнению ликовавшего Меншикова, от этой помощи 'так сей гварнизон удовольствован', что отныне может не бояться шведской осады, как бы она ни была продолжительна, 'хотя б неприятель сколько бытности своей ни продолжал'.[499]
17 мая произошла большая вылазка из Полтавы, поддержанная «жестокой» стрельбой городской артиллерии. Русские стреляли картечью и нанесли урон неприятелю, одновременно подвергшемуся также нападению со стороны небольшого отряда русских гренадеров. Как и под Опошней, так и под Полтавой шведская артиллерия мало отвечала, пороху давно уже не хватало в шведской действующей армии, и это сказывалось все явственнее и явственнее. А уже 15–16 мая шведам пришлось убедиться, что, подбросив так счастливо в Полтаву значительное подкрепление, Меншиков и Шереметев и дальше времени не теряют: за Ворсклу от главной армии была командирована 'легкая партия', которая учинила внезапное нападение 'на неприятельские конские стада и, побив караульных, больше тысячи лошадей отогнала' к своим. Это был значительный успех для русских, так как падеж лошадей, обусловленный скудностью фуража, и без этого страшно косил конницу.
Через два дня после этого успешного кавалерийского поиска и последовал рейд русских гренадеров, которые должны были напасть на неприятельский редут, охранявший сооруженный шведами мост через Ворсклу. Нападение состоялось, и гренадерам удалось выгнать шведов из редута, но долго преследовать их невозможно было, и 'по жестоком бою' русские принуждены были 'ради глубоких болот до груди итти'. Они должны были остановиться, подверглись жестокому обстрелу и отступили. [500] Но этим боевой день 17 мая не ограничился, за гренадерами полевой армии Шереметева и Меншикова выступили полтавские осажденные. Произошла 'жестокая вылазка гарнизона', русские 'с толикой храбростью' атаковали работавших в апрошах шведов, что выбили их оттуда вон. Конечно, шведское командование поддержало атакованных, русские прекратили бой и ушли в крепость. Неприятель не преследовал. Но и это еще было не все: в ночь с 17 на 18 мая числившиеся в русской нерегулярной коннице волохи переправились через Ворсклу и, перебив караулы, угнали пасшиеся конские косяки и 'счасливо к войску привели'.[501]
С 22–23 по 25–26 мая, записывает в своем дневнике Адлерфельд, 'не произошло ничего замечательного. Осада тянулась довольно медленно'. Шведы пытались подкладывать мины, 'но они были открыты'. Русские убили и ранили несколько человек при этом. 'Что было хуже, — это редкие случаи выздоровления наших раненых вследствие быстро наступавшей гангрены'. Страшная жара с трудом переносилась уроженцами Скандинавии.
25-26 мая стала прибывать на Ворсклу армия Шереметева и располагаться укрепленным лагерем, соединясь с отрядом Меншикова. Русские 'старательно укрепляли свой лагерь', закрывая болотистые берега Ворсклы фашинником и воздвигая укрепленные пункты, куда ставили артиллерию.
В тот же день (25–26 мая), когда появились силы Шереметева, комендант Полтавы произвел вылазку, и русские напали на работавших в траншее шведов, перебили несколько человек и гнали остальных до расположения крупных шведских частей, после чего вернулись к себе. После этого случая шведское командование сделало одно неприятное наблюдение: 'Запорожцы, которыми раньше пользовались с успехом при рытье траншеи, стали отныне возвращаться в траншею с большой неохотой'.[502]
Еще не получив известия о нападении Меншикова на шведов при Опошне и удачном его переходе через Ворсклу, Петр писал, что непременно нужно освободить Полтаву от осады, для чего он предлагает 'два способа': 'Первое, нападением на Опошню и тем диверзию учинить; буде же то невозможно, то лутче приттить к Полтаве и стать при городе по своей стороне реки'. Царь писал это Меншикову 9 мая, не зная, что уже 7 мая Меншиков выполнил первое его желание и произвел удачное нападение на шведов у Опошни. Только 13 мая Петр получил известие о бое под Опошней и поздравлял Меншикова с победой 'против так гордых неприятелей'.[503]
Немедленно исполнил Меншиков и второе повеление и ускорил свое движение к осажденной Полтаве.
Русская армия постепеннно все ближе и ближе подходила к осадившей Полтаву шведской армии. 'Неприятельское войско у города, а мы за рекою от степи. И мы уже шанцами своими самую реку и еще три протока перешли, а осталось токмо один проток перейти, перед которым они (шведы. — Е. Т.) вал сделали', — писал Брюс Т. Н. Стрешневу 20 мая. И опытный воин предугадывал, что именно тут произойдут очень серьезные события. 'И мню, что не без великого труда и урону нам будет случение со осадными в городе',[504] — соединение с осажденным полтавским гарнизоном. Но пока казаки, окрестные посполитые крестьяне и русские конные отряды очень успешно угоняли лошадей и скот, который шведы выгоняли пастись около своего лагеря, и, например, с 17 по 20 мая, за три дня, угнали полторы тысячи лошадей.
5
В шведском штабе давно ломали себе голову над вопросом, где Петр, почему он не едет к армии? Мы это знаем точно. Но мы знаем и причину этого.
Петр всю весну готовил нужную политическую обстановку для предстоявшей решительной схватки с шведами. Он с лихорадочной поспешностью готовил флот, который должен был заставить Турцию воздержаться от враждебных выступлений против России. И это ему удалось вполне.
Современники, вроде очень осведомленного царского писаря и 'коммисара девятого класса по подрядам' П. Н. Крекшина, в записях которого наряду с неправильными или неточными сведениями находим немало нового и любопытного, склонны были считать, что организованная в марте — апреле — мае 1709 г. в Азове и Троицком и совсем готовая к войне на Черном море эскадра предотвратила турецкое нападение на Россию в этот критический предполтавский период войны. От великого визиря к адмиралу Апраксину прибыл специально посланный 'курьер с письмами', в которых Оттоманская Порта запрашивала о причине таких военно-морских приготовлений. 'Оному посланному приготовляемый флот объявлен' (т. е. был ему показан), и турок увидел 'великость оного'. Больше ничего не потребовалось. Турки уверили, что они преисполнены миролюбия. 'Шведский король и изменник Мазепа из Царяграда получили неблагополучные ведомости, что Порта мир с царским величеством желает содержать нерушимо и от поможных войск им отказала. Шведский король и изменник Мазепа всей надежды лишился', и опасная в тот момент диверсия была, таким образом, предотвращена: 'сие благополучие воспоследовало от вооружения флота', [505] — подчеркивает Крекшин.
Петр от Полтавы был далеко, спешно снаряжая флот и ведя переговоры с турками. А Шереметев зорко следил за движением шведов и собирал очень усердно сведения о том, что делается в их лагере.
Шведские дезертиры еще 20 марта 1709 г. сообщали Шереметеву: 'В их войске все желают, чтоб из здешней стороны вытти, понеже все под сумнением, как им будет здесь живот свой спасти; а о намерении королевском они неизвестны'. Но о 'намерении королевском' поведал фельдмаршалу тогда же (18 марта) взятый в плен под Решетиловской запорожец-изменник Федер Коломыченко: 'Слух у них запорожцев обносится, что король имеет намерение с московским войском, где ныне стоит, дать баталию, также и к Москве хочет итти, а за Днепр итти не хочет'.[506]
Все сведения, которые с тех пор в течение апреля и мая получались в русской армии, неизменно подтверждали правдивость этих двух показаний: король хочет и ищет битвы и ничуть не отказался от мечты о победе и о Москве, а его войско изнурено и сомневается, удастся ли унести ноги подобру-поздорову. Теперь, к концу мая, русская армия была собрана в кулак, в большую группу, готовую к бою. Сил было достаточно, чтобы с большой надеждой на успех попытаться спасти Полтаву. Для этого должно было перейти через Ворсклу и так или иначе сильно сблизиться с шведским лагерем, даже идя на риск подвергнуться общей атаке всех шведских сил. Приближалась развязка.
Согласно приказу царя, Шереметев 27 мая пришел 'под Полтаву', где и стала сосредоточиваться главная армия. Он подтянул к себе еще несколько полков от Скоропадского. 1 июня в третьем часу дня
