распоряжению Национального собрания, и дважды она была переиздана по распоряжению муниципалитета. Этот успех брошюры (хотя и не сопровождавшийся никакими реальными последствиями) заставляет нас с особенным вниманием выслушать суждения автора. Бонсерф, не обинуясь, ставит эпиграфом к своему произведению слова: «Les premiers creanciers de la nation sont les bras qui demandent de l’ouvrage et terre qui attend des bras». Первая часть фразы ясно показывает, что Бонсерф также считает общество
Он указывает, что много рабочих (каменщиков, слесарей, плотников, чернорабочих) осталось без занятий, и их число все увеличивается. На благотворительные мастерские он нападает с ожесточением, совершенно не признавая за ними ничего хорошего: главный и основной недостаток их заключается в том, что подобная «политическая жалость» собирает в Париже огромные массы рабочих, а это представляет огромную опасность для порядка; Бонсерф уже наперед грозит столице «шестьюдесятью тысячами разбойников», тут же оговариваясь, что эта цифра еще не существует, правда, в действительности, но нужно помешать, иначе она будет достигнута; и не все рабочие еще «испорчены», но нужно помешать, чтобы они не испортились [43]. Предупреждая об ужасах, грозящих столице со стороны этих будущих разбойников, Бонсерф утверждает, что Париж уже находится в обстоятельствах, требующих поспешного образа действий, и предлагает отправить рабочих из благотворительных мастерских в провинцию на земляные работы, сначала где-нибудь поблизости от Парижа, чтобы «приучить» людей отказываться от пребывания в столице. Если слишком круто поступить, сразу отнявши у них надежду на возвращение, то это может оказаться опасным: со столькими испорченными людьми следует быть обходительнее [44]. Он надеется, что некоторые согласятся добровольно на этот перевод из столицы. Что же касается людей порочных (т. е. тех, которые склонны были бы не согласиться), то ведь после отъезда согласившихся товарищей они окажутся ослабленными в числе, и с ними возможно будет справиться силой: они потеряют уверенность в своих силах и в той слабости властей, которая только и поддерживает, по мнению Бонсерфа, благотворительные мастерские [45].
Это место брошюры Бонсерфа вводит нас в in medils res той общественной атмосферы, которая создалась под непосредственным впечатлением вышеуказанных проявлений беспокойного состояния рабочих. Автору же мерещатся разбойничьи полчища, ужасы и зверства и т. д. Историки, интересующиеся вопросом, почему революционное выступление 5–6 октября 1789 г. смутило и обеспокоило многих в тех кругах, которые, безусловно, ликовали еще 14 июля, почему так быстро после убийства булочника Франсуа (21 октября) был вотирован закон о военном положении, почему поведение национальной гвардии стало таким вызывающим относительно столичного простонародья осенью 1789 г., непременно должны обратить свое внимание на брошюру Бонсерфа (а прежде всего на явления, эту брошюру вызвавшие). Далее, необычайно характерно и то, что Бонсерф изъясняется так, как если бы ни один из рабочих благотворительных мастерских никоим образом не мог познакомиться с его брошюрой: ведь он откровеннейшим образом излагает целую стратагему относительно осторожного предварительного ослабления сил противника и т. д., и т. д. Это обстоятельство вскрывает такую прочную уверенность в малой сознательности врага, в его глухоте и слепоте, что уже это само по себе есть нечто такое, мимо чего историк не вправе пройти, не обративши внимания. Проект Бонсерфа был одобрен всеми собраниями округов Парижа, затем коммуной, которая отрядила специальную депутацию в Национальное собрание для того, чтобы его там поддерживать, но в конце концов дело затормозилось, и об этом плане мы больше ничего не слышим.
У физиократа Бонсерфа на первом плане — расширение площади земли, годной для обработки, и единственный почетный титул для монарха есть титул «земледельческого короля» [46]; во имя этой своей цели Бонсерф и стремится использовать рабочих, которых муниципалитету так желательно удалить из Парижа. Но для авторов других проектов главное дело — именно удаление беспокойной нищей массы из столицы, а куда именно эта масса денется — уже вопрос второстепенный. Один такой автор, Пультье, спрашивает себя с прискорбием, что притягивает в Париж эту огромную массу безработных? Он жалуется на страшное развитие нищенства в столице и настаивает, чтобы во имя безопасности обывателей власти выслали все эти «нищенствующие орды» в провинцию или нашли им занятие — какое бы то ни было [47]. Пультье уже наперед соглашается, что его советы слишком общи, но времени нет, «нужно избавить Париж и его окрестности от неудобных гостей» [48]. Из его изложения тоже явствует, что эти неудобные гости подразделялись, собственно, на три главные категории: «нищих» (les mendiants, les gens sans aveu и т. п.), слуг, лишившихся места, и безработных рабочих (ouvriers sans ateliers); автор предвидит, что к зиме число всех этих людей должно неминуемо увеличиться.
Отметим еще предложение некоего Будена [*5]. Это предложение [49] было заслушано в муниципальном комитете, который должен был заведовать бедными города Парижа (комитет еще только образовывался в октябре 1789 г., когда предложение было сделано). Буден пишет совсем в ином тоне, нежели другие авторы проектов. У него мы не видим гнева, не слышим призывов к строгости. Он находится под свежим впечатлением событий 5 и 6 октября и говорит: «Мы только что убедились, что ни пушками, ни многочисленной гвардией нельзя сдержать народ, нуждающийся в продовольствии», а зимой дело будет еще хуже, и он предлагает богатым содержать в течение 6 месяцев по одному бедному. «Я убежден, господа, — ядовито прибавляет Буден, — что в столице гораздо больше граждан, живущих в богатстве, нежели живущих в нужде; иначе первые не должны были бы терять ни одного мгновения, чтобы спасаться». Одна Вандомская площадь (богатейший квартал тогдашнего Парижа) могла бы прокормить и содержать всех бедных какого-нибудь округа, уверяет он. Он даже склонен думать, что и в чисто рабочих кварталах (Сент-Антуанском и Сен-Марсельском) найдется достаточно богатых, но, говорит, что, даже если он ошибается, то во всяком случае в остальных округах Парижа его план осуществим. Второй его проект, по-видимому (см. примечание [49]), говорит об устройстве благотворительных бюро, которые бы в каждом городском округе сосредоточивали все суммы, долженствующие взиматься в пользу бедных, а также настаивает на увеличении числа благотворительных мастерских (которые также в прежнем виде считает опасными). Он объединяет слова «les buraux et les atteliers» эпитетом «partiels» и даже подчеркивает это слово, а так как выше говорит о необходимости в каждом городском округе открыть по одному бюро, то можно думать, что он и благотворительные мастерские предлагает открыть во всех округах столицы. Он как бы предвидит возражение, что это обойдется слишком дорого, и усиленно пугает членов комитета грозной опасностью, висящей над ними, и настаивает, что нуждающимся нужно помочь во имя собственного своего интереса… «Если я дорожу моими идеями, — кончает он свой доклад, — то еще более я дорожу своим существованием, существованием своей жены, детей и сограждан».
Кто такой был сам Буден — из документа не видно; во всяком случае он заявляет, что получает доходы от своего места и от наследственного имущества 3 тысячи ливров, т. е. является человеком состоятельным.
Это предложение любопытно потому, что оно одиноко и по своему тону сочувствия беднякам и иронии относительно имущих классов, и содержанию; в остальных проектах речь идет о сокращении, а не усилении благотворительной деятельности города.
Несколько позднее, в 1790 г., эти проекты делаются значительно реже и окончательно принимают вполне определенный характер: авторы хотят бороться не с безработицей, а с безработными и прежде всего домогаются сокращения числа рабочих благотворительных мастерских. Монмартрское скопление рабочих было, как мы видели, уничтожено еще в конце августа 1789 г., но отдельные, распределенные по
