были, и д’Анживилье в следующем месяце (августе 1790 г.) должен был прекратить все скульптурные работы, ибо считал нечестным пользоваться трудом рабочих заведомо даром [51]. Когда же Неккер написал ему согласно со своим обещанием «так или иначе придти на помощь» рабочим, то д’Анживилье поспешил ему ответить и снять с себя всякую ответственность. Скульпторов-рабочих св. Женевьевы он сам с ударением называет слишком несчастными; он согласен также, что время стоит такое, что важно дать рабочим занятие, но нужны деньги от Неккера, без которых ничего нельзя поделать [52]. «Нужда приводит их (рабочих — Е. Т.) к мысли о труде; вы, Monsieur, были бы счастливы доставить для этого средства, а я был бы счастлив, если бы имел возможность эти средства употребить», — полуиронически пишет он в конце. Неккер не помог, и пришлось обращаться к кому попало за поддержкой. Хлопочет депутат Учредительного собрания Лепеллетье перед д’Анживилье за одну даму, и тот сейчас же пользуется, чтобы взамен просить депутата похлопотать перед «комитетом ликвидации» о несчастных рабочих св. Женевьевы. Он уже не только о скульпторах говорит, но о чернорабочих, получающих от 20 до 22 су в день [53]. Интересно, что муниципалитет, желая сэкономить на содержании благотворительных мастерских, стремился посылать рабочих в церковь св. Женевьевы, не спрашивая д’Анживилье, нужны ли они ему или нет, и не считаясь с тем, что государственное казначейство и без того отпускает на эти работы в церкви св. Женевьевы слишком мало средств, да и те выплачивает весьма неаккуратно. Так, в декабре 1790 г. была попытка дать д’Анживилье каменщиков, которых он вовсе не просил [54], в марте 1791 г. столь же неожиданно муниципальный «департамент общественных работ» прислал скульпторов, которым в тот момент вовсе нечего было делать в церкви св. Женевьевы. Впрочем, вскоре все эти работы перешли в ведение самого муниципалитета, а после декрета от 4 апреля 1791 г. о превращении церкви св. Женевьевы в Пантеон, работы расширились. И характерно: как только пришлось собрать больше рабочих, сейчас же лица, заведующие работами, стали уже не столько умолять об аккуратном отпуске средств, сколько с беспокойством требовать их, ссылаясь на возможность «восстания 500 рабочих» в случае задержек в уплате жалованья [55]. Документ, говорящий о «500 рабочих», относится к началу августа 1791 г.; но и тогда, когда их было 340 человек, в июне того же года, они уже заговорили довольно решительно.
В начале лета 1791 г., во время рабочего брожения в Париже, рабочие св. Женевьевы также возвысили свой голос и именно против эксплуатации со стороны своих хозяев, т. е. подрядчиков, с которыми муниципальные власти только и имели дело непосредственно, а уже каждый подрядчик платил из получаемой им периодически суммы жалованье своим рабочим. Этих подрядчиков было 11 человек, а рабочих в общей сложности 340 человек. 8 июня все эти рабочие составили протест-жалобу против подрядчиков и послали Марату. Эта жалоба появилась в номере от 12 июня 1791 г. [56] Рабочие жалуются своему «дорогому пророку», как они величают Марата, на хозяев- подрядчиков, которые обходятся с ними безобразно, «душат их без жалости и угрызения совести». Они хотят уменьшить заработную плату, «которую пожаловала (рабочим — Е. Т.) администрация»: эта плата равна 48 су за день, но так как работы происходят только 6 месяцев в году, то фактически нужно считать, что они получают всего 24 су [57]. Мы видели, что, по утверждению д’Анживилье, рабочие св. Женевьевы получают 20–22 су в день; у нас нет данных, чтобы решить, в самом ли деле в 1791 г. администрация повысила более нежели вдвое заработную плату, или и д’Анживилье, говоря о 20–22 су в день, принимал в расчет, что 6 месяцев рабочие в церкви св. Женевьевы не работают. Есть и еще неясность в этой жалобе: что означает выражение: «Nos journees de 48 sols que l’administration nous a octroies»? Если это значит, что, сговариваясь с подрядчиками, администрация оставляла за собой право устанавливать размеры платы, которую подрядчики обязаны платить своим рабочим, то как же подрядчики в прямое нарушение контракта могли уменьшать эту плату или хотя бы грозить таким самовольным поступком? Вернее всего предположить, что администрация никаких непреложных минимумов рабочим не гарантировала, а подрядчики, войдя в соглашение между собой, решили понизить плату. Это чувствуется по тому отчаянию, с которым рабочие умоляют Марата взять на себя их защиту, ничего не говоря о том, почему они не обращаются с жалобами к администрации, которая, по их словам, была к ним столь милостива [58]. Еще более эта слабость юридической почвы в жалобе рабочих доказывается аналогией: ведь не только переделка церкви св. Женевьевы сдавалась администрацией подрядчикам и предпринимателям в эти годы, и нигде обязательный для подрядчика минимум заработной платы ею не устанавливался. Особенно ясно это сказалось на судьбе рабочих другого, более старого казенного предприятия — каменоломен под Парижем.
Эти каменоломни, расположенные в окрестностях Парижа, еще при старом режиме сдавались «предпринимателю», который и отчитывался перед администрацией в израсходованных на эксплуатацию суммах. Каменоломни находились в ведении д’Анживилье («директора королевских зданий») и под непосредственным надзором Гильомо, контролера и главного инспектора этих каменоломен. В период, нас занимающий, между рабочими и подрядчиком шла упорная борьба из-за того самого вопроса, который, как мы только что видели, волновал и рабочих св. Женевьевы. Дело заключалось в следующем.
Еще в 1776 г. подрядчиком стал Дюпон, который установил высокие, вполне удовлетворившие рабочих размеры вознаграждения [59]: приказчикам — по 3 ливра в день, каменоломам — 55 су, обыкновенным каменщикам — 38 су, землекопам — 32 су и самой низшей категории, начинающим рабочим, — 30 су.
Но уже в 1777 г. новый подрядчик Кеффье, сменивший Дюпона, сильно понизил эту расценку: приказчики стали получать в шесть раз меньше — 50 су в день (вместо 3 ливров), рабочие первой категории — 30 су (вместо 55), второй категории — 24 су (вместо 38), третьей — 20 су (вместо 32) и четвертой — тоже 20 су (вместо 30). Уже в 1784 г. рабочие потребовали, чтобы им платили по расценке прежнего подрядчика, Дюпона. Но администрация стала на сторону Кеффье, «на рабочих посмотрели как на бунтовщиков и засадили нескольких из них в тюрьму» [60], — и протест кончился ничем. Кеффье стал самовластным распорядителем судеб рабочих [61] . Так шло до самой революции. В 1790 г. они опять заволновались и потребовали, чтобы им платили по расценке Дюпона, и мало того, чтобы им уплатили все то, что они получили бы с самого 1777 г., если бы Кеффье не понизил плату. Дело в том, что рабочие упорно считали Кеффье только как бы чиновником, обязанным уплачивать им раз навсегда определенное от казны жалованье; так они его в своих петициях и называют: «le sieur Coeffier charge de payer les ouvriers» [62].
На самом же деле, не только сам Кеффье считал себя подрядчиком, но таковым его считала и администрация как при старом режиме, так и в революционное время, а также и суд, куда в конце концов обратились рабочие. Его поверенный пишет в поданной суду бумаге, что Кеффье был «предприниматель» и, следовательно, только ему принадлежало право нанимать рабочих и сговариваться с ними о цене (слово entrepreneur гораздо точнее соответствует в данном и аналогичных случаях понятию «подрядчик», чем понятию «предприниматель»): он брал на себя казенную работу, тратил свои деньги на материалы и рабочих и, получая условленную сумму от казны, зарабатывал на разнице между этой суммой и той, которую сам он в действительности затратил [63]. Рабочие стояли на своем и (в июне 1790 г.) собрались толпой около мэрии. Об этом «восстании» (insurrection) мы знаем из официальной бумаги д’Анживилье, который писал со слов Гильомо, явно желавшего раздуть это дело с целью представить рабочих бунтовщиками и нарушителями общественного порядка [64]; между прочим, в этой бумаге говорится, что толпа состояла из 400 человек, тогда как всего было занято на каменоломнях 163 человека, и из них самое большее 35 человек присутствовало среди толпы. Эти показаний принимать на веру трудно вследствие слишком уже явной пристрастности писавшего и слишком очевидной его цели — побудить муниципальные власти к принятию суровых мер. Но для нас важно, что тут всецело отрицается, будто когда-либо были установленные цены, от которых подрядчик не имел права уклоняться; напротив, свобода его в договорах с рабочими была полнейшая. Под влиянием этой бумаги полицейский трибунал обнародовал даже прокламацию, направленную против претензий рабочих [65] .
Продолжая борьбу против Кеффье, рабочие (уже в июле 1791 г.) подали через своего поверенного
