Через четверть часа он явился в сад, вновь перецеловал детей, и они пошли гулять. Марк Семеныч был ужасно весел и, вдыхая в себя воздух, говорил:
– - Какое утро! такие редко бывают в жизни каждого человека.
После прогулки он пригласил mademoiselle Анет с детьми пить чай у него в кабинете. Тут только mademoiselle Анет увидела одного из лакеев, бывших в дороге. Кабинет Марка Семеныча был очень хорош и имел вид ученый и деловой в то же время.
– - Вот креслы, где я в грустные минуты ищу силы и спокойствия для себя! -- сказал Марк Семеныч, указывая на вольтеровское кресло с подушкой, той самой, на которой mademoiselle Анет спала в дороге, и прибавил: -- Узнали вы эту подушку?
– - Нет! -- отвечала mademoisllee Анет, слегка покраснев от своей невинной лжи.
Марк Семеныч тяжело вздохнул.
Дети были совершенно счастливы. Они везде лазили, всё рассматривали, и Ольга сказала, подойдя к отцу:
– - Папа, пусть твое рожденье будет всякий день.
– - Я бы сам желал этого! -- целуя дочь, отвечал Марк Семеныч, и, обратись к mademoiselle Анет, он прибавил с благодарностью: -- Вы и их делаете счастливыми.
После чаю они все пошли на террасу, где ожидали выхода Надежды Александровны, которая очень поздно встала и вышла на террасу пить чай за общим столом, что она делала только в торжественные дни. Дети поздравляли ее и целовали у ней руку. Она дала знак mademoiselle Кларе и мисс Бетси, которые заставили детей поочередно читать поздравительные стихи рассеянно слушавшему Марку Семенычу. Он, однако, любезно благодарил гувернанток и поцеловал руку у жены, которая, увидя полевые букеты в вазе, сказала:
– - Это что за дрянь?
– - Это мы собрали с mademoiselle Анет для папа, -- отвечал Эжень.
– - Разве вы не могли догадаться и заказать букет садовнику? -- строго спросила Надежда Александровна у mademoiselle Анет.
– - Я более доволен этими букетами, потому что дети сами их составляли,-- отвечал Марк Семеныч.
Надежда Александровна с жалостью взглянула на него и, улыбнувшись, пожала плечами. Помолчав, она сказала:
– - Я желала бы, чтоб дети, не обедали сегодня с нами.
– - Это отчего? -- нахмурив брови, спросил Марк Семеныч.
– - Потому что будет очень много гостей.
– - Я просил не звать никого и желал этот день провести в семействе.
– - Я желала бы знать, когда вы будете довольны, если я что-нибудь сделаю для вас?
– - Благодарю тебя за внимание; но ты знаешь, что я не очень люблю такие важные обеды. Я прошу об одном, чтоб дети обедали с нами.
Целое утро Марк Семеныч был занят визитами, Надежда Александровна -- туалетом, потому что к ней приехала модистка с бальным платьем. Стали съезжаться гости.
Mademoiselle Анет оделась к столу очень просто. Mademoiselle Клара была наряжена страшно и ходила как кукла, боясь измять свое платье. Мисс Бетси затянулась более обыкновенного, отчего еще сильнее пыхтела; а цвет ее лица до того был красен, что равнялся с пунцовой гвоздикой, которою был убран ее чепчик. Сама хозяйка дома была одета с такою роскошью, что трудно описать. Ее плечи и руки, алебастровой белизны, были открыты; но кружевной вуаль не покидал ее головы, в которой были живые розы. Мари, друг ее, была женщина лет двадцати пяти, очень маленького роста, с лицом очень обыкновенным, но зато с улыбкой до того язвительной, что вся ее фигура делалась замечательною. Она тоже была одета пышно, как и прочие дамы, так что mademoiselle Анет в простом кисейном платье своем бросалась в глаза между шелком и цветами. Мари имела привычку глядеть в лорнет, и mademoiselle Анет не раз чувствовала неловкость от уставленного на нее лорнета.
Гувернантки и дети уже собрались в столовой. Марк Семеныч, войдя в сад, с удивлением спросил лакея:
– - Что значит, что я не вижу детских приборов?
– - Сама барыня изволили так распорядиться,-- отвечал лакей.
В это время все вошли в столовую и было уже поздно перекрывать стол. На лице Марка Семеныча резко выразилось неудовольствие. Все уселись за стол,-- дети и гувернантки за особый, стоявший у большого зеркала. Не прошло и пол-обеда, как Тавровский взял свой стул и уселся с детьми подле mademoiselle Анет, с которой он всё время говорил.
Надежда Александровна поминутно поворачивала голову к детскому столу и не раз быстро отворачивалась, потому что mademoiselle Анет, против своего обыкновения, была говорлива.
Дамы, почти все, остались решительно недовольны Тавровским, и Мари, друг хозяйки дома, заметила, что он предпочел стол нянек.
В антрактах Марк Семеныч подходил тоже к детскому столу и говорил шепотом mademoiselle Анет:
– - Да, у вас здесь гораздо веселее.
После обеда все пошли в сад. Тавровский принял участие в играх детей. Почти все гости сошлись посмотреть на них, и mademoiselle Анет с надменностью встречала насмешливые взгляды дам и их презрительные улыбки. Гувернантки, как бы сговорясь, отделялись от нее, и она стояла одна, как бы гордясь своим одиночеством. Она решилась бесить всех и даже слегка кокетничала с Тавровским.
Надежда Александровна наконец сказала:
– - Mademoiselle Анет, вам пора переодеть детей.
Эта фраза была произнесена в ту самую минуту, как она говорила с Тавровский, и произнесена так, что досада заметно вспыхнула в лице mademoiselle Анет; но она тотчас приняла спокойно-гордую осанку и удалилась с детьми.
Когда смерклось, иллюминовали сад. Зала и другие комнаты были освещены. Кареты не переставали подъезжать.
Дети должны были открыть бал. Mademoiselle Анет одела их с такой тщательностью, с таким вкусом, что даже мисс Бетси изъявила удовольствие, когда дети попарно вошли в залу. Туалет mademoiselle Анет был очень эффектен, несмотря на простоту. Белое газовое платье, голова, убранная незабудками, у лифа такой же букет. На ней не было ни браслет, ни лент, ни кусочка блонд, а между тем она казалась одетою роскошно. Она вошла в залу, окруженная детьми, пестро костюмированными, при звуках музыки. Всё, что было в зале, обратило внимание на нее, и общие похвалы посыпались со всех сторон. Mademoiselle Анет расставила детей, и началась кадриль под аплодисманы гостей. Дети танцевали развязно, выделывая разные трудные па; a mademoiselle Анет гордо смотрела вокруг себя, как бы сознавая сама свою красоту. Она была посредине залы одна, и когда кончилась кадриль, гости стали целовать и осматривать детей. Марк Семеныч подошел к mademoiselle Анет. Голос его был нетверд, и он сказал:
– - Я не знаю, как мне благодарить вас.
– - Не правда ли, Софи очень мила с мушками и в напудренном парике; а Серж так смешон маркизом, и как натурально он нюхает табак! Посмотрите, как кокетливо смотрит Ольга,-- весело говорила mademoiselle Анет, окидывая залу.
Лицо ее приняло такое живое выражение, глаза так блестели, что Марк Семеныч глядел на нее с удивлением и сказал:
– - Я вас не узнаю, я поражен!
– - Чем? -- рассеянно спросила mademoiselle Анет.
– - Вы так хороши, вы…
– - А-а-а! вы, кажется, намерены благодарить меня комплиментами.
– - Это -- истина.
– - Бальная!
– - Что же делать, когда…
– - Позвольте вас просить на тур вальса,-- подходя к mademoiselle Анет, сказал Тавровский.
Mademoiselle Анет подала руку; но вдруг она остановилась и спросила:
– - Мне кажется, мы первые начинаем?
– - Так и должно быть: вас все признали царицей бала! -- кружась, говорил Тавровский.
– - Я уверена, что есть много исключений, и Надежда Александровна…
– - Ей же хуже, если она будет не в духе: красота ее требует большого спокойствия.
Они не замечали или не хотели заметить, но никто более не вальсировал. Посадив свою даму, Тавровский подошел к одному молодому человеку и сказал:
– - Что же вы не танцуете?
– - Да никто не хочет: я к трем подходил.
– - Это забавно! они все обиделись! -- смеясь, отвечал Тавровский.
В эту минуту его схватил за руку с волнением какой-то юноша очень приятной наружности и умоляющим голосом сказал:
– - Ради бога, скажите, с кем вы сейчас вальсировали?
– - Это гувернантка дома, mademoiselle Анет.
– - Не может быть! Как ее фамилия?
– - Ах, боже мой! да разве есть у них фамилии! -- подхватила Мари, шедшая мимо, и с своей язвительной улыбкой спросила юношу: -- И вас, барон, она пленила?
И, засмеясь, она пошла дальше.
Барон не спускал глаз с mademoiselle Анет, с которой только и танцевал Тавровский. В одной кадрили он сказал ей:
– - Вы такой производите эффект, что посмотрите на этого несчастного юношу…
– - Где? у дверей?
– - Вы, верно, его заметили!
– - Чем же он несчастлив?
– - Он, увидев вас, сошел с ума.
Mademoiselle Анет засмеялась; но смех ее замер, и она изменилась в лице от следующих слов:
– - Право, он помешался: уверяет, будто он вас видел на сцене.
– - На какой? -- тревожно спросила она.
– - На провинциальной.
Mademoiselle Анет вздрогнула, побледнела и с ужасом смотрела кругом.
– - Вам начинать,-- сказал, делая фигуру, ее кавалер vis-a-vis. {напротив
Mademoiselle Анет спохватилась, но не ту фигуру стала делать и сбила всех. Когда она возвратилась на свое место, Тавровский, взяв ее руку, чувствовал через перчатку, что она была холодна; лицо гувернантки было бледно как полотно.
Когда фигура была окончена, Тавровский, нагнувшись к ее стулу, шепнул:
– - Что с вами? на вас все смотрят.
