но княгиня продолжала: — Ты дочь Красного князя, владычица Хан-Гилена. До сих пор ты могла вести себя как тебе вздумается лишь потому, что отец любит тебя до безумия; я тоже способна понять, как сладка свобода. Однако ты уже больше не ребенок. Наступает пора, когда ты становишься женщиной не только физически.
— Я выйду замуж, — осторожно подбирая слова, ответила Элиан, — когда встречу мужчину, который мог бы встать рядом со мной. Который не удерет в бешенстве, когда я возьму над ним верх; который будет способен хотя бы время от времени одерживать верх надо мной. Я выйду замуж за равного мне, матушка. За короля.
— В таком случае будет лучше, если ты найдешь его поскорее. — Вместо нежности в голосе княгини прозвучала сталь. — Сегодня из Асаниана прибывает с посольством Высокий принц Зиад-Илариос, наследник трона Золотой Империи. В своем послании он указал, что приезжает не только для того, чтобы заключить новый сильный альянс с Хан-Гиленом; ему было бы чрезвычайно приятно подкрепить этот альянс брачным союзом с Цветком Юга.
Элиан никогда не ощущала себя цветком, разве что цветком пламени, пожирающим себя собственным огнем. — А если мне это вовсе не чрезвычайно приятно? — Я Добьюсь, чтобы стало приятно. — Княгиня подняла ухоженную руку. — Киери, проводи госпожу в ее покои. Она будет готовиться к встрече с принцем.
Все время, пока придворные дамы хлопотали вокруг, Элиан оставалась молчалива и безучастна. Они искупали ее и надушили, а теперь облачали в тщательно продуманный наряд гиленской принцессы. Высокое зеркало, как бы поддразнивая, позволяло ей рассмотреть себя во всей красе. Да, это уже не та миловидная девчушка — неловкая, неуклюжая, одни руки и ноги да еще глаза. Став взрослой, Элиан как-то вдруг изменилась. Неловкость превратилась в ошеломляющую грациозность, худоба — в стройность, а угловатость — в соблазнительные формы, что надолго приковывали взгляды мужчин. И ее лицо, скуластое, большеглазое, с медовой кожей матери, обрамленное огненно-рыжими волосами отца, стало слишком необычным, чтобы назвать его просто хорошеньким. Взглянув на него в первый раз, люди находили его интересным, взглянув в другой повнимательнее, заявляли: «Она красавица».
Элиан сердито рассматривала свое лицо. На нее натянули платье, и одна из служанок принялась украшать госпожу золотом и драгоценностями, в то время как другая трудилась над ее волосами, заставляя их на девичий манер, свободно и вольготно, опускаться госпоже до колен. Третья служанка умелыми руками начала осторожно наносить краску на лицо принцессы: розово-медовую — на губы, медово-розовую — на щеки, слабую позолоту — вокруг глаз.
Тихий свист, перекрывший сопение возившейся с гребнем служанки, вывел Элиан из забытья. В глазах ее промелькнул смех, но они вновь приобрели свирепое выражение, когда перед ней на колени бросился ее брат Халенан.
— О прекраснейшая из прекраснейших! — выспренно воскликнул он. — Как мое сердце заждалось тебя!
Она замахнулась на него кулачком — он с хохотом увернулся и вскочил. Брат Элиан был высок и строен и походил на нее так, как только может походить мужчина. В отличие от большинства мужчин Ста Царств, которые считали бороды уродливыми и сбривали или выщипывали их, Халенан своей растительности не стыдился и позволял ей обрамлять лицо. В результате он, стал выглядеть сногсшибательно лихим и еще более возмутительно красивым, чем когда-либо.
— Ты и так все это прекрасно знаешь, — сказала Элиан, дергая его за бороду.
— Ой, женщина! У тебя тяжелая рука. И ты так прекрасна, что сам бог мог бы вздыхать по тебе. Готовишься растопить сердца всего отцовского совета?
— Если матушка не отступится, — мрачно ответила Элиан, — мне будет уготован подарочек получше. Принц Зиад-Илариос прибыл осмотреть товар. Глаза Халенана засмеялись.
— Да, я об этом наслышан. И потому-то твоя ярость столь жгуча, что едва не обожгла меня даже в покоях моей жены?
— Вряд ли тебе нужна там чья-либо помощь, — парировала она. Он заулыбался.
— Я нахожу брак делом более чем благоприятным, даже состоя в нем вот уже пять лет. — Неужели?
Элиан подумала о двух сыновьях Халенана и о его жене, с безмятежным спокойствием ожидающей в своем будуаре появления их сестры. В свое время эта любовная парочка шокировала весь Хан-Гилен, потому что невестой принца оказалась не знатная особа и не красавица, а широкобедрая, с приятным личиком и чрезвычайно здравомыслящая дочь какого-то захудалого барона. Казалось, она лишь на какое-то время перенеслась из поместья своего отца во дворец наследника Красного князя, и то, что она по сию пору оставалась здесь, вызывало лавину сплетен при дворе — высокородные дамы тщетно ждали, когда же она надоест своему красавцу мужу.
Резким жестом Элиан отпустила служанок. Когда последняя шелковая юбка скрылась за дверью, она обернулась к брату.
— Ты знаешь, почему я не могу сделать то, о чем просит матушка.
— Я знаю, почему ты думаешь, что не можешь. — Я дала слово, — сказала Элиан. — Слово ребенка. — Слово владычицы Хан-Гилена. Халенан взял ее за плечи, словно желая встряхнуть. — Лиа, тебе было всего восемь лет. — А ему пятнадцать, — нетерпеливо закончила она за него. — И он был моим братом по всему, но не по крови, и находилось немало людей, утверждавших, что он слишком много о себе воображает, поскольку никто не может быть сыном бога и уж тем более сыном Солнца. И кто бы он ни был — полубог или же человек, — он по праву наследовал чужеземное королевство, а когда подошло время, провозгласил его своим. Он должен был уехать, а я — остаться. Но я обещала ему: придет мое время, и я приеду сражаться вместе с ним. Потому что мать оставила ему королевство, но отец завещал ему править всем миром.
Халенан открыл было рот, но потом передумал. Если бы он не был так добр, то сказал бы то, о чем старался не думать. Эта мысль была достаточно жестокой, чтобы допустить ее между теми, кто рожден и воспитан быть магами и умеет проникать в чужой разум. Для Мирейна, их сводного брата, сына жрицы и бога, великого мага и воина даже в юности, Элиан была лишь ребенком, за которого не стоило обращать внимания, — сестрой, тенью ходившей за ним по пятам, словно верная собачонка. Где он — там и она. Это явное доказательство его божественного происхождения, молвил как-то один шутник. Кто кроме божьего сына способен вызвать такое непрестанное обожание?
А теперь Мирейн — взрослый мужчина, король далекого Янона, и вокруг его имени слагаются легенды. Даже если он помнит Элиан, то скорее не как женщину, верную своему слову, а как ребенка, оплакивавшего уход брата, поклявшегося детской, ни на чем не основанной клятвой, которая куда более хрупка, чем обещание.
— Что ты намерена делать? — прямо спросил Халенан. — Присоединишься к его гарему в Хан- Яноне?
— Рабынь у него хватает, — выпалила Элиан, и щеки ее покраснели. — Я буду сражаться за него, я отдам ему всю свою силу и буду свободна.
— А если он изменился? Что тогда, Лиа? Вдруг он стал варваром? Или, что еще хуже, слишком возгордился божественной силой, сокрытой в нем?
— Тогда, — произнесла она с твердостью, стоившей ей немалых усилий, — я заставлю его вспомнить, кто он на самом деле.
Халенан взял сестру за плечи, и она чуть не засмеялась: несмотря на остроту момента, он сделал это осторожно, чтобы не помять платье. Да, женитьба очень повлияла на него.
Он посмотрел на нее, шутливо сердясь. — Сестричка, скажи мне правду. Ты делаешь все это только для того, чтобы свести нас с ума? — Я делаю это потому, что не могу иначе. — Удивительно точный ответ. — Он отпустил ее и вздохнул. — Может быть, в конце концов тебе и придется отправиться к Мирейну. С ним ты сможешь познать чувство, которого тебе не дано познать ни с кем другим.
— Я поеду, когда настанет время. — А пока ты даешь от ворот поворот кавалеру за кавалером и даже отцу наотрез отказываешься объяснить почему. — И ты тоже.
— Я держу слово. — Глаза их встретились; взгляд Халенана на долю секунды дрогнул. Но он со своим
