Элиан осторожно поставила пустой кубок. Она почувствовала, о чем говорит Мирейн. Начинались роды. Много времени это не займет, все будет как обычно. С Анаки так было всегда. К тому времени, когда Мирейн со своей свитой подойдет к городу, над его стенами уже будут развеваться флаги в честь рождения королевской дочери.
Тепло от выпитого вина улетучилось, и Элиан внезапно задрожала от холода.
Когда последние лучи Аварьяна коснулись башен города, над ним не развевались никакие флаги: ни золотых цветов принца, ни зеленых — принцессы. Ах вот как, подумала Элиан, значит, еще рано. Она сглупила, так много думая об этом. Какое ей дело до того, сколько времени потребуется Анаки? Она в этом не участвует. Она отделила себя от своего рода.
Ни князь, ни княгиня не пришли ужинать в зал. Мирейн, все еще сияющий от мыслей о своем городе, был склонен подождать, развернув на убранном столе большие пергаментные свитки и наклонившись над ними с пером и кисточкой в руках. Когда Элиан вышла, он был погружен в беседу с маленьким человечком в голубом, архитектором ее отца.
— Когда он спит, — сказал Илариос, оказавшийся рядом с ней, — ему снится его цель.
Она шла вместе с ним по коридору, освещенному лампами.
— Мирейн спит без сновидений. Его посещают только пророческие видения. Даже когда он был ребенком, он никогда не произносил слово «если». Он всегда говорил «когда».
— Этот парень великолепен в своей уверенности. — Высокородный принц заложил руки за спину, внимательно глядя на Элиан. — Госпожа, у вас неприятности? Ее брови сдвинулись. — С чего бы это? Илариос слегка пожал плечами. Элиан повернулась с резкостью, свойственной ее темпераменту, и ринулась в боковой проход. После мгновенного замешательства принц последовал за ней. Она не смотрела в его сторону, но прекрасно видела краем глаза его золотое одеяние.
— Почему вы всегда одеваетесь в золотое? Таков закон? — Я думаю, это идет мне. — Идет, — согласилась она.
— Может быть, мне стоит попробовать другой цвет, для разнообразия? Зеленый? Или алый? — Черный. Это будет потрясающе. Илариос полонился, явно испытывая удовольствие. — Пусть будет черный. Цвет тайны. Вы замечали это? Если мужчина предпочитает в одежде один цвет и один фасон, ему стоит только сменить их, и его никто не узнает. — Вас узнают все.
— Да? Предлагаю пари, госпожа. Ставки назначаются вами.
Элиан остановилась. Он смеялся, довольный собой. — Что вы предлагаете, мой господин? — Я, моя госпожа… я осмелюсь поставить топаз из моей короны против… — Он замялся, сверкая глазами. — Против поцелуя. Она скривила губы.
— В таком случае вы глупец. Если я выиграю, то получу драгоценность, если проиграю, то ничего не потеряю.
— Тогда два поцелуя и прядь волос. — И этот нож, которым она будет отрезана. — Согласен, моя госпожа. — Он поклонился галантно и в то же время насмешливо. — Могу ли я проводить вас в вашу комнату? — Благодарю, — сказала она, — не надо. Теперь он хорошо знал ее и не пытался давить. Элиан посмотрела ему вслед, повернулась и пошла, куда несли ее ноги. Она не знала, куда ей хочется идти.
Некоторые из дворцовых переходов кишели людьми; она пыталась попасть туда, где народу было поменьше, и бродила по лабиринту, теперь, правда, не страшась заблудиться. Ни один из детей Халенана не осмеливался делать это, тем более здесь, в покоях, построенных Красными князьями.
Наконец Элиан остановилась. Дверь, находившаяся перед ней, отличалась от других, она была украшена богатой резьбой, изображавшей птиц и зверей. Стоило толкнуть ее, и она с легкостью поддалась.
Внутри было темно и пусто, как в любом помещении, которым никто не пользуется. Элиан зажгла в ладони колдовской огонь и медленно двинулась вперед. Ничего не изменилось. Кровать с зелеными драпировками, ковер, похожий на цветочные луг, стол и большое серебряное зеркало, ее доспехи, в этом неясном свете похожие на стражника. Поверх них висела шелковая вуаль, которая была здесь с незапамятных времен и которую Элиан повесила сюда, повинуясь капризу.
Установив огонек так, чтобы он парил над ее головой, она взяла вуаль. Огрубевшие пальцы ощутили тонкость ткани. Элиан накинула вуаль, прикрыв ею щеку. В зеркале отразилась странная картина: королевский оруженосец с девичьим лицом. Элиан хрипло засмеялась.
Ее платья лежали в своих футлярах и пахли сладкими травами. Зеленое, золотистое, голубое, белое. А вот алого не было. Красное платье и красные волосы — неудачное сочетание.
Элиан достала темно-зеленое платье, роскошное, но вместе с тем простое, сшитое из асанианского бархата и украшенное крошечными сверкающими камнями. Князь Орсан приказал сшить его для нее, а княгиня и ее дамы расшили его множеством драгоценностей, — это был подарок ко дню рождения Элиан.
Платье все еще хорошо сидело на ней. Рост ее остался прежним, и уж ясно, что она не пополнела, а вот лиф почему-то оказался теснее, чем в те времена, когда она его носила. Теперь несоответствие между короткой прической мальчика и телом цветущей девушки еще более усилилось. И ее лицо с натянутым, недовольным выражением, конечно, больше подходило девушке, нежели парню.
— Кажется, — сказала Элиан своему отражению, — твоя жизнь не слишком ладится.
Она села. Юбка широкими складками спадала с ее коленей. Словно птичка, которая чистит перышки даже в клетке, Элиан бессознательно расправила юбку, глядя на алую ткань своей формы, валявшейся беспорядочной кучей на полу. Здесь, именно здесь она все это начала. И сюда в конце концов она вернулась. Чтобы посмеяться над тем, во что она превратилась, чтобы порадоваться своей победе, чтобы скорчиться на полу. Душа ее была слишком холодна, чтобы плакать, и слишком опустошена, чтобы испытывать ярость.
Вот, значит, в чем заключается исполнение ее присяги. Закрытая дверь и темная комната, и нет никого, кому было бы дело до нее. Не у кого спросить, некому рассказать… Она вскочила на ноги. — Будь они все прокляты!
Князя не было в его комнате, княгини — в ее беседке; кровать, которую они делили, была пуста, их слуги встретили разгоряченную Элиан с озабоченно-вежливыми лицами. Раз уж она унизилась так сильно, ей была нестерпима любая помеха. — Где они все в конце концов? — взорвалась она. Ей ответил камердинер отца. Он всегда держался с большим достоинством, но когда Элиан была совсем маленькой девочкой и он играл с ней в прятки, глаза его, устремленные на нее, были теплыми и до краев наполненными сияющей радостью.
— Разумеется, моя госпожа знает, где они. Они у моего господина Халенана.
Халенана, который находился подле своей жены в своем большом доме, в скорлупе молчания. Ни один ребенок правителей Хан-Гилена не должен был подвергнуться зловредному действию вражеского колдовства, поэтому каждого новорожденного прикрывал щит силы всего его рода. Элиан так сильно была поглощена собственными переживаниями, что напрочь забыла об этом.
Она застыла в нерешительности. Конечно, ее дела могут подождать. К ней вернулись страх, и робость, и что-то похожее на ее прежнее упрямство. Утро станет хорошим временем, благословенным временем, намного лучше и радостнее, чем этот вечер. Сейчас она никому не нужна. Ей остается только держаться в сторонке.
Каким-то образом на ней оказалась мантия, паж нес перед ней лампу, а стражники давали ей дорогу и кланялись, завидев ее.
Дом Халенана, под лучами солнца казавшийся высоким и красивым, был построен с подветренной стороны храма и окружен садами, посаженными по берегам реки. В эту темную ночь он нависал, как скала Эндроса, ворота были затворены и заперты, а все вокруг погрузилось в полнейшую тишину.
Стражник долго не шел на зов Элиан, еще дольше отпирал ворота. Но он не посмел запретить ей войти, хотя внимательно смотрел на нее, и в его взгляде она почувствовала подозрение.
Внутри этой защиты была другая. То, что задержало ее на пороге, имело темный отблеск и принадлежало ее отцу. Элиан зажгла в ответ свой красно-золотой огонек. Защита медленно отступила, но только на мгновение; позади Элиан вновь встал прочный заслон против любого предательства.
