изумления Хирел присоединился к ним. Он чувствовал, как старается Сареван, как дрожит от напряжения. Его лицо было мрачным.
— Еще разок, — проскрежетал он, когда они проковыляли от постели до стены и обратно.
Хирел проглотил вертевшиеся на языке слова и поддержал этого ненормального, обхватив его за талию.
Наконец Сареван рухнул на кровать, вымученно улыбнувшись и тяжело дыша, словно после длительной скачки.
— Каждый час, — сказал он, тратя на это остатки последних сил, — каждый час я это делаю.
Хирел постарался, чтобы на его лице ничего не отразилось. Он накрыл исхудавшее тело одеялом. Сареван вскинулся с прежней неугомонностью и схватил Хирела за запястье, хотя даже поднять руку было для него непосильным трудом.
— Я поправляюсь, дитя. Я в этом уверен. Я уже намного сильнее, чем был сегодня утром. А завтра я буду еще сильнее. Два-три дня — и я сяду в седло.
Хирел едва сдержал ухмылку. Ну и парень! Он не только лелеет надежду, он цепляется за нее обеими руками.
Сареван отпустил Хирела и снова зашевелился, укладываясь на бок. Его улыбка превратилась в кривую усмешку.
— Я надоел тебе до слез, да? Почему ты так хочешь вернуться назад? — Я все еще твой пленник.
Хирелу не хотелось, чтобы его слова прозвучали так просто и так горько. И уж конечно, он не желал, чтобы с лица Саревана исчезла улыбка. А она исчезла бесследно.
— Ты не пленник, — сказал Сареван со всей возможной при его слабости горячностью. — Я дал тебе обещание. Как только мы прибудем в Эндрос… — Вот уже четыре дня, как мы в Эндросе. Сареван закрыл глаза. У него был бесконечно усталый вид. — Ты свободен, — сказал он почти шепотом. — Свободен с того момента, как встретился с моим отцом.
Хирел не стал произносить благодарственных слов, потому что не испытывал благодарности. Он отвернулся, и тонкие пальцы снова ухватились за его запястье. Он взглянул в лицо человека, усилием воли возвращавшегося к жизни. — Что ты собираешься делать? — спросил Сареван. — Ничего предательского, — ответил Хирел. Пристальный взгляд темных глаз пристыдил его. — Я хочу поговорить с послом Асаниана. — Думаешь, это умно?
— Я как раз и собираюсь это узнать, — сказал Хирел, садясь на край кровати. Сареван приподнял руку, повернув ее так, чтобы солнечные лучи упали на Касар. Хирел прищурился, защищая глаза от яркого блеска. — Ты хочешь остановить меня?
— Разумеется, нет. Старый Варзун не представляет собой опасности; он непогрешимо верен своему императору, и мои отец говорит, что тебя он оплакивал от чистого сердца. Но кое-кто из его окружения может не желать твоего возвращения.
— В этом я не сомневаюсь. Я отправлю ему приглашение, достойное его сана. Можно позаимствовать одного из твоих стражников?
— О Аварьян! Ты, наверное, спишь, если и в самом деле просишь, а не требуешь. — Сареван ухмыльнулся в нахмуренное лицо Хирела. Повысив голос, он с неожиданной силой крикнул: — Старион!
В дверях, бряцая оружием, появился вооруженный до зубов стражник. И снова Хирел встретился со злобным взглядом поверх поблескивающего наконечника копья — Кузен, — мягко произнес Сареван. Копье немного опустилось, но пылающий взор не стал покорнее. — Кузен, если ты можешь ненадолго оторваться от своих героических подвигов, то у нас к тебе дело.
Бронзовое лицо молодого гилени потемнело от прихлынувшей крови. На нем была алая форма императорских оруженосцев, которая совершенно не сочеталась с цветом его волос. И все же это был очень красивый молодой человек, и по его поведению было видно, что он это понимает. Он взмахнул копьем с вызывающей дерзостью, предназначенной только Хирелу. В его глазах, обращенных на Саревана, застыли любовь и печаль, гнев и тревога и простая исполнительность.
— Он беспокоит тебя? Отнимает твои силы какой-нибудь ерундой?
— Не до такой степени, как это умеешь делать ты. — Сареван улыбнулся с некоторой язвительностью, но без укоризны. — Как тебе кажется, ты способен быть вежливым с асанианцем?
Мысли этого юноши были ясны как день: «Только не с этим асанианцем». Вслух же он произнес спокойно: — Прекрати меня дразнить, Вайян. Чего ты от меня хочешь?
Сареван взглянул на Хирела, который растолковал суть поучения. Юноша выслушал, повторил приказ слово в слово, с безупречной вежливостью поклонился и вышел Сареван задумчиво уставился в пустоту, где только что стоял Старион.
— Прости этого парня, — сказал он, наполовину забавляясь, наполовину раздражаясь. — Он ревнует. А ведь он один из тех, кто молился о приходе того светлого дня, когда я найду кого-то другого, чтобы разыгрывать перед ним роль старшего брата. Ну и вот, — внезапно рассмеялся он, — это произошло! Но он боится, что ты занял его место как самый красивый ребенок в семье.
— Это невозможно, — возразил Хирел. — Пока ты жив, ты затмеваешь нас обоих.
— Да брось ты, я вообще ничего собой не представляю. С таким-то носом… Хирел фыркнул. Сареван благоразумно промолчал.
Глава 9
Идуварзун ин Кериз Искилиос, — объявил слуга с подобающей торжественностью и сносным произношением.
Эти слова сопровождались ухмылкой и подмигиванием, которые, по счастью, не были видны послу. Хирел заставил себя сделать вид, что тоже не замечает никаких гримас.
Он принимал представителя своей империи в комнатке, небольшой для откровенной беседы и достаточно просторной с точки зрения этикета. Принц сидел в высоком кресле, не слишком напоминающем трон, окруженный слугами и облаченный в расшитые пылающими солнцами одеяния. Семь из них надевались одно на другое, а восьмое, которое обозначало его высокий ранг, накрывало кресло и ниспадало на пол к обнаженным, покрытым позолотой ногам. Рукава одеяния окутывали его руки, открывая позолоченные кончики пальцев; высокий воротник обрамлял лицо, почти лишенное позолоты и ритуальных узоров. Единственным его украшением была серьга, ярко выделявшаяся на фоне потемневшей кожи.
Несмотря на то что Хирел хорошо владел собой, его сердце больно сжалось, когда посол, гордо несущий свое имя, приблизился к нему. Хирел знал его, потому что они были родственниками. Старая кровь по-прежнему бурлила в его венах. Хотя годы обесцветили его волосы, а кожа оттенка слоновой кости слишком обтягивала выступающие гордые скулы, его глаза, глубоко запавшие от старости, все еще были зоркими как у сокола. Янтарно-золотые, они блестели, оттененные белизной волос и кожи старика. Даже становясь на колени, посол строго придерживался требований протокола, которые гласили, что лицо принца полагается созерцать, запоминать каждую черточку, чтобы сохранить в памяти, когда этот образ навечно скроется под золотой маской императора. Взгляд посла, длившийся нескончаемо долго, выражал сомнение, потрясение и медленно расцветающую надежду.
— Мой господин? — прошептал Варзун. Хирел подозвал его к себе. Посол подполз к нему на коленях с изяществом, удивительным для старика. Когда до принца оставалось два шага, он замер и протянул к нему руки. Кончики пальцев соприкоснулись с дрожащими пальцами посла в приветствии, положенном для близких родственников императора. Варзун долго глядел на тонкие потемневшие пальцы с короткими ногтями, а потом поднял глаза к переменившемуся лицу.
— Мой принц, что они с тобой сделали? Хирел поднялся и жестом приказал послу встать. Варзун нерешительно повиновался. Теперь Хирел был несколько выше его ростом. Старик моргнул и с трудом улыбнулся, прогоняя внезапно навернувшиеся слезы.
— Малыш, ты вырос. Но это, — он взмахнул рукой, указывая на волосы Хирела и его исцарапанную щеку, — это непростительно. Кто это сделал?
