— Ах, маленький человек, — сказал он мягко, — как умно спланировал ты эту игру. А они знают, твои собратья? Они хоть знают, насколько ты опасен? — Любой человек опасен. — Не надо играть словами.
Аранос ничего не ответил. Наконец Сареван улыбнулся и отпустил его. На шее цвета слоновой кости уже начали появляться синяки. Кожа асанианца была такой нежной, что ни одна женщина не сравнилась бы с ним в этом.
— Ты опасен. Твой брат опасен. Я… я неистов и поэтому тоже опасен.
— Ты хитрее, чем думаешь, Солнечный принц. — Боже упаси, — сказал Сареван. Он встал и безо всякой иронии поклонился. — Благодарю тебя, принц.
— Может быть, в конце тебе и не захочется меня благодарить.
Сареван помедлил. Он совершенно не понимал этого принца. Наконец он пожал плечами и сказал: — Будь что будет. Доброго тебе дня, маленький человек.
Гильдия магов располагалась в нейтральном квартале города, в пятом круге, между текстильным рынком и главным храмом Золотоглазой Уварры. Там, вдоль узкой извилистой улочки, оканчивавшейся площадью перед храмом, устроились мудрецы и предсказатели, колдуны и черные маги, чудотворцы и заклинатели. Они разделили силу на свет и мрак. Они дали имена более могучим силам, которыми оказались пророчество и врачевание, управление людьми и демонами, господство на земле и хождение по грани между мирами, а также воскрешение из мертвых. Они не забыли и о менее значимых, среди которых были мысленная речь и искусство воспитания животных, извлечение огня, полеты, управление облаками и способность изменять вещества при помощи одной лишь воли. Они даже создали специальный цех, который превратил дар таинственных богов в предмет изучения.
Сареван нашел гильдию по ощущению пульсирующей боли в глазных яблоках. Дверь, перед которой он очутился, не была скрыта от глаз или снабжена табличкой с названием ордена. Это оказалась простая деревянная панель за бронзовой калиткой, возле которой дежурил привратник. Взглянув сквозь решетку, он впустил незнакомца в полном дворянском облачении Ста Царств, с шапкой, из-под которой виднелись его яркие длинные волосы, а также дикого кота и раскрашенного зхил'ари, охранявших его. Взгляд привратника не выдал удивления. Калитка и дверь распахнулись; привратник, асанианец неопределенного возраста, поклонился и сказал:
— Не угодно ли следовать за мной, принц? Дом казался самым обычным. Здесь не было узких извилистых коридоров. Здесь не пахло снадобьями и не слышалось бормотания заклинаний. Здесь не было мерцающих колдовских барьеров. Сквозь открытые двери Сареван видел мужчин и женщин, склонившихся над книгами, или погруженных в беседу, или обучающих новичков. Почти все учителя оказались жителями востока с землисто-коричневой кожей или белыми как кость островитянами. Большинство учеников были асанианцами. Некоторые из них провожали Саревана взглядами любопытными и даже зачарованными, но вовсе не удивленными.
Сареван предполагал, что его ждут. Но он не думал, что это заденет его за живое. Они могли хотя бы притвориться, будто поражены тем, что сын Солнцерожденного осмелился показаться среди них.
Следуя за своим проводником, Сареван поднялся по лестнице, затем прошел по коридору. Одна из дверей была открыта. Комната, в которую он попал, оказалась библиотекой: здесь высились ряды полок со свернутыми или сложенными свитками, здесь стоял длинный стол, заваленный книгами, и за ним работал человек. Его возраст невозможно было определить. Волосы побелели, но кожа оставалась гладкой, спина сгорбилась, но глаза блестели, а истончившиеся пальцы, сжимавшие перо, не потеряли силы и гибкости. Спутника мага Сареван не обнаружил, да и не ожидал увидеть. Он склонил свою измученную болью голову. — Мастер, — сказал он.
И ничего больше. Никакого имени. Маги ордена сообщают свое имя только как великий дар. Магистр поклонился в ответ.
— Принц, — сказал он, — прошу прощения, я не могу подняться и как подобает приветствовать тебя. Не угодно ли тебе сесть подле меня?
Привратник ушел. Зха'дан обосновался возле двери, Сареван сел за стол напротив мастера, а Юлан, примостившийся рядом с ним, положил подбородок на стол и уставился на магистра магов немигающим взглядом изумрудных глаз.
Все ждали. Сареван не намеревался говорить первым. Он посмотрел на ближайший к нему свиток. Это был трактат, посвященный темным искусствам. Его дед, Красный князь, когда-то заставил его прочесть этот труд. «Маг должен знать все возможности своей силы», — сказал тогда князь Орсан.
«И ее неправильное употребление», — ехидно заметил Сареван.
«Темные искусства — вовсе не неправильное употребление силы. Они так же естественны, как и искусства света. Но там, где свет лечит, мрак разрушает».
«Я никогда не паду так низко, — заявил тогда Сареван. — В моих жилах течет кровь самого Солнца. Тьма — мой кровный враг. Я всегда буду лечить и никогда не стану разрушать».
Теперь, вспоминая об этом, он горько улыбнулся. Он чересчур гордился собой. И вот теперь он, предатель Керувариона, сидит перед магистром гильдии, которая повернулась спиной к его отцу.
— Дело в том, — сказал старик, — что он хотел подчинить нас своей воле. А мы никогда не станем отрицать мрак, мы не откажемся от практики его мастерства. Иначе нарушится равновесие мира.
Сареван заставил себя сидеть спокойно. Магистр мог читать его мысли только по выражению лица, но не более того. Его разум был все так же скрыт и неприступен, несмотря на попытки проникнуть в него.
— Я слышал, — сказал Сареван, — что вы хотите запретить искусства света и все повергнуть во мрак.
— Есть и такие, кто хотел бы сделать это из алчности или обиды. Я не из их числа. — И все же вы их терпите.
— До тех пор пока они мне повинуются, я не буду избавляться от них.
— Даже если из-за них ваша магия вызывает отвращение? — Что вызывает твое отвращение, принц? Отказ предать своих богов и поклоняться Аварьяну? Упорное стремление сохранить собственные ритуалы и молитвы? Сопротивление законам, которые они считают тираническими?
— Если тирания запрещает убийство детей, — ответил Сареван, — то да. Я знаю, о каких ритуалах ты говоришь. Жертвоприношение Перелома Зимы. Призывание смерти и кормление богов. Изготовление Глаз Силы.
Магистр сложил свои длинные прекрасные руки. На его пальце сверкало кольцо с топазом. Саревана передернуло. С недавнего времени он не выносил вида топазов. Маг тихо сказал:
— Мир жесток. И боги тоже. Если они хотят крови, они ее получают. И не нам осуждать их.
— Мы утверждаем, что кровь им не нужна. Это все людская скупость, жестокость и алчность силы.
— А твой Аварьян разве чист, принц? Разве он не попирал кровь, пролитую в его честь? Разве он не подверг даже свою невесту смертельной боли?
— Это людская жестокость, магистр. Людская ненависть и предательство.
— Тем хуже для тех, кто совершил эти преступления, ибо у них нет бога, который превратил бы кровопролитие в священный акт.
Сареван откинулся назад, поглаживая бороду. Это было верным признаком того, что он разгорячен спором и ему невмоготу остановиться.
— Может быть, мы и ошибаемся. Может быть, ошибаешься ты. Возможно, равновесие — это другое название мягкотелости. Аварьян провозгласил на весь мир о своем существовании. Никакой другой бог не сделал этого. И никакой другой бог не сделает. Никто, кроме него.
— И кроме его сестры, согласно твоей же вере. Она дарует темноту для его света, лед для его пламени, тишину для могучего рева его силы. Другую половинку для него самого.
— Таково асанианское учение. Мы говорим, что они существуют раздельно. Он заковал ее в цепи, иначе она погрузила бы мир в вечную тьму.
— Или помешала бы ему нарушить равновесие. Солнце дарует жизнь, но оно и разрушает ее. Избыток света служит причиной человеческой слепоты.
— Нет, если человек чистосердечен. — А ты чистосердечен, принц?