— Но кто поддержит тебя? — Хирел еще больше разъярился, потому что его удар не попал в цель и нисколько ее не ранил. — Кто смирится с властью женщины?
— А кто посмеет протестовать? Я по-прежнему обладаю Касаром, а по закону трон Керувариона принадлежит тому, кто носит эту метку. С Асанианом будет, конечно, сложнее. Но я смогу править им и буду править. С тобой или без тебя.
— Тогда тебе придется убить меня своими собственными руками.
— Или выйти за тебя замуж. На моих условиях. Я не буду твоей толстобрюхой покорной рабыней, Хирел Увериас. И не собираюсь ждать своей очереди наравне с остальными рабынями, оспаривая у них ночь твоей милости. Если только ты не согласишься пойти на то же самое, что и я.
Этого можно было ожидать. Она все еще думала как мужчина. Она еще не научилась быть женщиной.
Она не желала опускать свои дерзкие черные глаза. Глаза, пронзившие Хирела в первую ночь их встречи; в них горело неповиновение законам природы, расы и касты. Теперь она отказывалась следовать законам, предписанным разницей полов. Ее голос прозвучал почти нежно.
— Я знаю, что это трудно. Но вовсе не неслыханно. Моя мать поставила моему отцу такие же условия.
— Твой отец был жрецом, а не Высоким принцем Асаниана.
— Ну так что ж? Неужели ты не способен на то, что сделал король разбойников? — Я не желаю снисходить до этого.
Она засмеялась. Это было мучительно, потому что в ее смехе не было злости. Этот смех превратил сопротивление Хирела в раздражительность избалованного ребенка.
Ее смех знаменовал ее победу. Она нисколько не стыдилась того, что избрала для себя; ничто в ней не напоминало скромной девственницы. Перед всеми этими магами, пристально наблюдавшими за ней, она взяла в руки лицо Хирела и поцеловала его в губы.
Сердце его забилось, голова закружилась. Сареван, маг и жрец, дикий и полусумасшедший, великан (что в общем-то не имело значения), никогда не пугал его до такой степени. Принц всегда равен принцу, пусть один из них и потомок бога.
Это все еще был Сареван. По своей сути он мало изменился, достаточно быстро придя в себя после великого изменения. И тем не менее прикосновение девушки пробудило в Хиреле что-то похожее на панику. Принц равен принцу. А как быть с принцессой. Рожденной Солнцем?
Она слегка отстранилась, наблюдая за его лицом. Под ее взглядом Хирел вспыхнул. Она улыбнулась.
— Мне кажется, я тоже люблю тебя, малыш. И не спрашивай почему.
— Если боги существуют, — пробормотал Хирел, — то они смеются, слыша тебя.
— Да, смеются. — Она оторвала руки от его лица. В ее улыбке скрывалась железная воля. — Но я отказываюсь выходить замуж за человека, который не желает подарить мне полную свободу и ни в чем не хочет ограничить себя самого. Хирел резко выдохнул.
— Я никогда не говорил, что хочу ограничить твою свободу. Тебе не требуется носить покрывало, и я не собираюсь запирать тебя в гареме. Ты можешь даже носить оружие, — с трудом выговорил он, — хотя из-за этого придется изменить законы Асаниана.
— И все? — спросила она, нисколько не смягчившись. — Разве этого недостаточно? — Хирел знал, что нет. Ее брови сдвинулись, и он тоже сверкнул глазами. — Я не могу приковать себя к тебе одной. Это противоестественно. Я мужчина, я создан для того, чтобы породить множество сыновей. Мои желания сильны, они не терпят отлагательства и должны выполняться. Женщина тоже создана для того, чтобы рожать много сильных детей; ее страсти менее сильны, ее потребности слабее, ее дух повелевает ей любить одного мужчину. Девушка насмешливо улыбнулась.
— Вот она, мудрость младенца! Признаюсь, мне почти жаль лишать тебя иллюзий. Но, увы, это иллюзия, и поколебать меня она не может. Либо ограничь себя, Хирел, либо дай мне свободу.
— Значит, я должен буду воспитывать чужого сына как своего собственного?
— Только если ты потребуешь от меня того же самого. Он потряс головой. — Ты доведешь меня до безумия.
Она даже не сочла нужным изобразить сожаление. Она просто ждала с непреклонным видом. Она была не только самой прекрасной в мире женщиной, но еще и самой упрямой, самой неразумной и сводящей с ума. И у нее было самое великолепное приданое. Из всех мыслимых.
Оно не стоило той цены, которую она за него назначила. Но какую цену пришлось заплатить ей самой, чтобы предложить его?
— В таком случае будь свободна, — выкрикнул Хирел. — Но не надейся, что я признаю твоего ребенка. — Даже если он будет твоим? — Разве я смогу быть в этом уверен? — Ты будешь в этом уверен, — сказала она. — Я обещаю тебе.
Она протянула руку, на которой пылало солнечное пламя. Хирел смотрел на эту руку до тех пор, пока она не начала опускаться. Тогда он схватил ее. Поднес к губам. Поцеловал.
— Госпожа, — сказал он, — что бы ни получилось из нашего рискованного предприятия, но смерть от скуки мне не грозит.
Теперь она выглядела так, как подобает выглядеть девушке: глаза потуплены, вид скромный и застенчивый. При этом она, без сомнения, с трудом сдерживала победную улыбку. Хирел не в силах был даже негодовать. Лицо Араноса оставалось непроницаемым.
Глава 20
Хирел предоставил магам заниматься устройством празднества, и они прекрасно все организовали. Зал сверкал магическим светом: потолок был усеян белыми и золотыми, голубыми и зелеными, красными и желтыми искорками, похожими на драгоценные камни. На сером камне расцвели цветы и обвились вокруг колонн, позади которых колыхались портьеры, вытканные из света и тени, с изображениями, которые двигались и изменялись, стоило лишь бросить на них взгляд.
Хирел стоял возле негаснущего огня в окружении магов, одетый, как и полагается принцу в день свадьбы, в восемь белых одежд, усыпанных бриллиантами. Маги из гильдии стояли по двое: каждый служитель света со своим темным братом. Среди них был и Зха'дан, раскрашенный, увешанный побрякушками, с волосами, заплетенными в косички; он своим роскошным нарядом затмевал само пламя, Зха'дан послал Хирелу ослепительную улыбку, на которую принц едва ответил.
Он взглянул на своего спутника. Аранос, неразлучный со своими жрецами, у которых находился свиток брачного договора, занимал место почетного сородича. Напротив них стояли князь Хан-Гилена и Орозия, а также магистр гильдии. Они произнесли полагающиеся слова: ритуальный вызов и ритуальную уступку. Невесту они называли Саревадин. Странно было слышать это имя в качестве женского. Можно было подумать, что императрица Элиан специально выбрала это имя, чтобы оно подошло как сыну, так и дочери.
Хирел привел в порядок свои взбудораженные мысли. Договор оказался чрезвычайно длинным и сложным. Но суть его оставалась простой. Наследник Асаниана берет в жены наследницу Керувариона. Он дает ей полную свободу, которую, в свою очередь, получает от нее. Когда он вступит во владение наследством, он обязан разделить с ней свой трон; таким же образом она обязана разделить с ним трон Керувариона. Их первенец унаследует обе империи.
Поставив свою подпись там, где было указано, Хирел выпрямился — и застыл.
По асанианским обычаям невеста не присутствовала на брачной церемонии. После того как родственники невесты, исполнив положенный ритуал, отдавали ее мужу, рабы отвозили ее в закрытых носилках в новый дом. Там она праздновала свадьбу вместе с остальными женщинами гарема, в то время как ее супруг делал то же самое в компании мужчин. Тогда, и только тогда, ему позволялось увидеть ее: закутанную в покрывало, усыпанную драгоценностями, окруженную богатым приданым.
Невеста принца Асаниана тоже надела покрывало — белую сияющую накидку, наброшенную на
