принца Керувариона. На их варварски раскрашенных лицах сверкали глаза, спокойно, ясно и неотступно следящие за Севайин.
— Мы принадлежим тебе, — сказал Газхин. Огромный буйвол Газхин никогда не лгал, потому что не видел в этом нужды, и никогда не кланялся, потому что истинный король всегда знает, кто предан ему, а кто нет. — Ты величайший человек, Рожденная Дважды, пребывающая в двух домах, познавшая тайну и принесшая жертву. Мы твои. Мы умрем за тебя. Смех Севайин был похож на звон мечей. — Не надо. Я не стою этого.
Девять пар глаз смотрели на нее, отказываясь верить ее словам. Наконец Зха'дан повторил: — Мы принадлежим тебе.
Она взглянула на него. Он напустил на себя невиннейший вид и широко раскрыл ясные глаза.
— А что сказала бы на это твоя бабушка? — спросила Севайин.
Глаза юного мага были непроницаемы. Но невинным он больше не выглядел.
— Иногда приходится делать выбор, — сказал он. Несколько мгновений она молчала, потом поклонилась ему и остальным.
Брегалан слегка топнул копытом по дерну, оставив едва заметный след на безупречно зеленой поверхности. Не успев даже подумать, Севайин оказалась на его спине. Никто не удивился подобному подвигу. Она никогда не была ни изнеженной, ни больной, ни тем более слишком старой, чтобы не совладать со своим телом. Она просто вынашивала ребенка.
Жалость к себе — это проклятие. Так учил ее дед. Проехав мимо него, она не удостоила его взглядом и не попрощалась. За нее это сделал Хирел, снисходительно выбранив ее.
У ворот она обернулась. А быть может, развернулся Брегалан. Орсан одиноко стоял на притоптанной траве, сгорбленный и слабый, но все еще окутанный своей волшебной силой. Он открывал им магический путь прямо в Асациан и ничего не просил у нее: ни понимания, ни одобрения, ни, конечно же, прощения.
— Не сейчас, — сказал он. — Сейчас не время для подобного выбора. Отправляйся с богом, Саревадин.
Севайин не ответила ему ни благословением, ни проклятием. Она подняла свою горящую золотом руку, и Брегалан ринулся вперед.
Армия Солнца и войска Льва стояли лицом к лицу по разные стороны мертвого поля. Прежде здесь был город Индуверран, Город Колота, прикрывавший подступы к самому сердцу Асаниана. Маги превратили его в развалины, вступив в битву друг с другом; они налетели на него огненным порывом и черным ветром, разрушили башни, сровняли стены с землей. Святыня и храмы разных богов превратились в дымящиеся развалины. Все мужчины города были убиты; дети умерли, или скитались по дорогам, или вопили и плакали в пустоту. Женщины лежали на земле, покрытой пеплом, и причитали.
Севайин осадила коня на вершине высокого холма, окутав всю кавалькаду покровом своей силы. Воздух стал густым от смрада смерти. Смерти — и магии. Здесь ее выпустили на свободу, здесь она вкусила крови. И теперь, подобно живой твари в поисках пищи, бродила по полю.
Все это было ужаснее кошмарного сна: стоны и вопли, зловоние мертвечины. Бестия, рыскающая среди руин, то ли тень, то ли живое существо, питающееся ненавистью враждующих магов. Их открытый бой прекратился. Императоры, которым подчинялись маги, приказали им остановиться. Путы императорской воли с трудом выдерживали напряжение: бестия огрызалась, словно ее прогоняли из отвоеванных владений.
Глазами силы Севайин охватила все сразу. Она увидела армии, выстроившиеся на тлеющей земле. Золотые асанианцы, золотые и алые варьяни, храбрые и сверкающие доспехами. Их стройные ряды застыли, готовые ринуться в бой: настал момент, когда необходимые ритуалы соблюдены, когда герольды перестали препираться с противником, а отряды заняли свои места, сосредоточившись в ожидании сигнала. Генералы выдерживали последнюю паузу.
Даже животные — верховые и впряженные в колесницы сенели, боевые псы, коты и орлы — даже они замерли.
Все это напоминало фигуры на игровой доске, застывшие, прекрасные, понятные. Зиад-Илариос избрал для атаки классическую тактику запада: 'Три волны Великого моря'. Первая волна — пехота, крепостные, рабы, полуобученные и полувооруженные крестьяне, которых словно скот погонят перед колесницей со смертоносными вращающимися ножами. Они умрут, чтобы помешать вражеским рыцарям, а колесницы будут надвигаться, сминая и своих и чужих. Вторая волна — лучники, встречающие врага смертоносным дождем стрел. Третьим, сокрушительным валом налетят принцы: воины в тяжелых доспехах на жеребцах, огромных как быки, и быстрые и легкие уланы-олениай на стремительных кобылах, и вместе с ними ужасная стена колесниц.
Перед этой грозной упорядоченностью армия Мирейна казалась разбросанной, каждый отряд находился там, где хотел. Но Севайин, которая была рождена на поле битвы и выросла в военных походах, узнала четкий порядок в притворном замешательстве. Три крыла разнообразных военных сил, три армии, приученные драться как единый организм, построились в соответствии с ходом боя. 'Трем волнам' они противопоставили стену щитов, стену конных лучников и огромную толпу пехотинцев и рыцарей на конях и колесницах. Сверху Севайин видела, что фланги армии варьяни тоньше, чем центр, в сердце которого трепетал алый огонек. Солнце отражалось от его золотого шлема с короной, черный жеребец в нетерпении метался, пронзая рогами тяжелый воздух. Рядом с ним застыл рыцарь в зеленых доспехах на красно-золотой кобыле: как всегда, императрица была по правую руку от Мирейна, а за ее спиной замерли женщины- воины.
Севайин почувствовала жжение в глазах. Властелин Северных княжеств управлял правым флангом, над которым реял флаг с темно-красным львом Гейтана; левый фланг принца-наследника Хан-Гилена казался зеленью во власти огня. Какими храбрыми они выглядели, эти могущественные князья, окруженные рыцарями, облаченные в сверкающие доспехи, готовые дать знак своим армиям.
Храбрые глупцы. Дети, обезумевшие от крушения мира. Хирел остановил своего сенеля рядом с Брегаланом. Его пальцы сомкнулись вокруг запястья Севайин. Он был отчасти ребенком, который нуждается в утешении, отчасти мужчиной, который утешает свою женщину. Она не могла не улыбнуться ему. Он поцеловал кончики ее пальцев и сказал: — Смотри-ка, мы, кажется, почти не опоздали. Почти. Севайин взглянула на зхил'ари. Они терпеливо ждали. На поле протрубил рог. — Пора, — сказала она. Брегалан рванулся вниз по склону холма. Хирел по-прежнему скакал у ее колена, его кобылка отважно защищала честь своего пола. Зхил'ари рассыпались позади по склону холма. Серая спина Юлана мелькала то тут, то там, пока он наконец не нашел свое место справа от Севайин. Он смеялся на свой кошачий лад, упиваясь сладким возбуждением опасности.
Ее собственные страхи сгорели и превратились в пепел. Ребенок в утробе был спокоен, но Севайин чувствовала, как встревожена его душа. Осмотревшись, она поняла, что началась битва. У нее вырвался смех, перемешанный с ругательствами. Она отбросила всякую маскировку.
Армии надвигались одна на другую. На головы воинов обрушился дождь стрел. Выли рога, грохотали барабаны. Люди пели, кричали и ревели, как звери. Там, где скакали девять зхил'ари с двумя принцами, битва замирала. Но, подобно морскому шторму, эта битва, начавшись, уже не подчинялась смертному властелину.
Севайин не была смертной женщиной. Все эти варвары принадлежали ей. Она свела воедино их волю. Над их головами пылала ее сила, словно расплавленное золото в стеклянном куполе, которому был подобен ее принц. Она выковывала мощное оружие, огненный меч. Этот меч разделял армии и отбрасывал их назад. Он раскачивался, вздымался, набирал мощь. Там, где он проносился, оставалась незримая стена. Натыкаясь на нее, стрелы падали, рассыпаясь в пепел. Боевые животные с пронзительными криками отпрыгивали от этой призрачной преграды и разбегались в разные стороны. Люди натыкались на нее и не могли ни пройти через нее, ни пробить ее мечами, хотя воины варьяни и асанианцы почти что дышали друг другу в лицо.
Рукопашный бой был остановлен. С обеих сторон царил хаос разгрома. Некоторые погибли, некоторые умирали, раздавленные в суматохе.
Но большинство отрядов, так и не успев начать битву или ожидая в резерве второй атаки, отступили
