— Он давно умер… Он давно умер… — приблизив губы к уху Леонида, почему-то шепотом твердил Илья Ильич.
— Ну что ты… Ну что ты… — басил растерянно Степан Евдокимович.
— Откопать! Похоронить… дайте!
— Нельзя… Нельзя, — увещевал Степан Евдокимович.
— Темное… Темное дело… — вторил ему председатель.
Но Леонид не слушал их, вырывался, кричал. Они силком увели его подальше от скал. Когда он немного успокоился, спустились вниз, к лагерю.
Потом Степан Евдокимович развернул рацию и связался с райцентром, с отделом внутренних дел, и сообщил обо всем. Начальник отдела сказал, что завтра, видимо, на место происшествия прибудет вертолетом следователь прокуратуры. По пути, хоть и не совсем, они захватят участкового Протопопова и инспектора уголовного розыска Свечина.
— Главное — не трогайте ничего! Пусть все останется как есть.
Чтобы Леонид не натворил глупостей, Илья Ильич и Степан Евдокимович дежурили по очереди у костра.
Леонид тоже не спал, но и не пытался уйти в скалы.
Свечин вышел к реке первым. Хотелось лечь ничком и прикрыть веки. Но сильнее усталости, сильнее головной боли мучила жажда. Сбросив с плеч котомку, Кузьма подошел к заводи. Сквозь воду виднелось рыжее дно, стебли, поднимающиеся вверх. От воды веяло прохладой.
— Не надо, — раздался позади голос Самсона Ивановича.
— Чуть-чуть… Глоток.
— Не удержишься. Потом совсем сдашь. Чай сварить — минутное дело. Лучше сядь в тени.
У берега стояло гладкоствольное дерево. Ветви его раскинулись, словно пальмовые, и отбрасывали короткую густую тень. Там, в траве, кое-где светились росинки, спрятавшиеся от солнца. Кузьма лег ничком, окунул лицо в зелень, пахучую и влажную. Стылые капли росы смочили губы. Пить захотелось нестерпимо. Он поднял голову и взглянул на заводь, близкую и манящую. Сквозь слепящий отраженный свет он увидел нечто, поразившее его.
Белые лилии в заводи стали голубыми… Как небо.
Вскочив на ноги, Кузьма шагнул назад. Хмыкнул. Закрыл ладонями глаза, опять глянул на заводь.
— Лотосы… Обычные лотосы, — послышался за спиной Кузьмы голос Самсона Ивановича. — Нелумбий.
Повернувшись в его сторону, Кузьма увидел, что участковый вроде и не смотрел на заводь. Он копался в котомке.
Усталость пропала, даже пить вроде расхотелось. Пожалуй, Кузьма просто не помнил уже: хотел или не хотел он пить.
Кузьма глядел на заводь, и объяснение Самсона Ивановича представилось ему слишком обыденным и отвлеченным: “Лотосы…” Память по ассоциации вытаскивала из своей кладовки: “Древний Египет… Пирамиды… Фараоны… Нил… Священный цветок”. Чересчур мало, чтобы объяснить чудо. Не древняя история, не Египет, а вот — наклониться и дотронуться.
Лотос поднялся над водой почти у самого берега. Он очень напоминал пион и был такой же величины. Но лепестки выглядели плотнее, восковитее. Кузьма заглянул в голубую чашу цветка фарфоровой прозрачности. Там бриллиантами сияли капли росы.
Время словно пропало. И будто померк солнечный день. Светился только цветок.
Неожиданно Кузьма услышал у себя за спиной усердное сопение, и нагой Самсон Иванович, пробежав рядом, плюхнулся в воду. Вынырнул, долго отфыркивался и кряхтел, по-бабьи обхватив руками плечи. Очевидно, вода была холодна.
— Зачем… — Кузьма сморщился, точно от зубной боли.
— Забыл ты сухари на заимке, Свечин. Вот я и иду на промысел. — И Самсон Иванович погрузился в воду, ставшую мутной от взбаламученного ила.
“Черт с ними, сухарями! Так бы поели. Купаться-то здесь зачем? — сердито думал Кузьма. — Дела нет ему до красоты, — с горечью размышлял Свечин, отойдя от берега и устроившись в тени похожего на пальму дерева. — Л может, он просто привык? “Обыкновенные лотосы…” Не хотелось бы мне заиметь такую привычку и в шестьдесят лет. А Самсону Ивановичу всего-то сорок пять”.
Подумал, кстати, Кузьма и о том, что долгое пребывание на одном месте, в одном районе, привычка к людям и обстановке, неизменно притупляют восприятие. Так, живя в городе, словно перестаешь слышать шум машин, а тишину начинаешь ощущать как нарушение обычного, заведенного порядка. Засиживаться в этих краях не входило в расчеты Свечина. Работу инспектора уголовного розыска в глубинке он считал своего рода стажировкой для своей будущей деятельности.
Прислонившись спиной к гладкому стволу, Кузьма прикрыл глаза. Вернулись усталость, боль в висках. Теперь она казалась даже сильнее, чем прежде. До слуха долетало фырканье и бульканье купавшегося Самсона Ивановича. Потом кряхтенье и трубное сморкание, чавканье ила под ногами участкового. Протопопов вышел на берег. Открыв глаза, Кузьма увидел его тело: поджарое, без единого грамма лишнего веса, хорошо тренированное.
Одевшись, Протопопов вернулся к берегу и поднял из травы целый пук вырванных с корнями лотосов.
“Вот так”, — горько усмехнулся про себя Кузьма. Вздохнув, он лег ничком. Не хотелось смотреть ни на заводь, ни на своего спутника. Усталость, досада и какое-то тоскливое разочарование обессилили Кузьму.
Голос Самсона Ивановича послышался как бы издалека:
— Сварим корневища. Отлично вместо хлеба сойдут.
Свечин не ответил. Незаметно для себя он словно провалился в сон. Привиделась какая-то ерунда: по Нилу плыли белые крокодилы и пожирали лотосы — яркие, пунцовые, будто канны на городских клумбах. По берегам Нила почему-то стояли пирамиды, а меж ними сфинкс с разбитой мордой мопса оглушительно хохотал, выл.
Вскочив, Кузьма и наяву продолжал слышать вой и треск. Вихрь едва не сбил его с ног. Наконец он понял, что над поляной завис вертолет. Кто-то распахнул дверцу, выбросил веревочный трап, знаками приказал им подняться на борт… В оглушительном треске и урагане от винта Свечин и Протопопов забрались по веревочной лестнице в кабину. Там, к изумлению Свечина, их встретил следователь районной прокуратуры Остап Павлович Твердоступ. Вместо приветствия следователь потрепал их обоих по плечам. Затем он уселся рядом с Самсоном Ивановичем и стал что-то кричать тому на ухо. Кузьма ничего не мог разобрать, хотя и сидел совсем близко.
По виду Самсона Ивановича он догадался, что стряслось нечто чрезвычайное. Резче обозначились морщины на лице участкового, словно свитом из канатов. Подождав, пока Твердоступ закончит разговор с Самсоном Ивановичем, Кузьма дотронулся до плеча следователя. Тот наклонился к Свечину:
— Нашли труп… У Радужного…
— Убийство? — спросил Кузьма.
— Похоже на несчастный случай. Надо разобраться, — неохотно ответил Твердоступ.
Они летели минут тридцать. Потом машина зависла. В иллюминаторе виделись рыжие скалы, похожие на столбы. Из кабины пилотов вышел плотный человек в кожаной куртке и, открыв дверь, выбросил трап. Твердоступ знаками показал: надо выходить. Ураган от винта мотал веревочную лестницу из стороны в сторону, и приходилось подолгу ловить ногой очередную ступеньку. Свечин спустился первым и сразу же отбежал в сторону. Потом добрались до земли Самсон Иванович и следователь прокуратуры. Вертолет боком отлетел на другой берег реки и сел на длинной косе.
Грохот мотора стих, но в воздухе продолжал слышаться мощный, непрерывный гул. Кузьма не понял сначала, откуда он доносится. Взглянув вверх по реке, увидел зеленый блистающий занавес водопада. Отсюда, издали, занавес казался неподвижным, замершим. И не было видно места, куда обрушивалась лавина. Его загораживали камни. Седыми, будто кисейными клубами поднималась водяная пыль, и время от времени в ней разгоралась яркая радуга. Она вспыхивала неожиданно, словно кто-то зажигал ее то в глубине ущелья, то над водопадом, и так же быстро пропадала.
Скалы стояли около водопада полукольцом — высокие ржавые столбы с широкой полосой осыпей у подножия.
“Страховидное местечко… — подумал Кузьма. — Каменная мышеловка! Надо быть либо совсем неопытным человеком, либо отлично знать этот лабиринт…”
Самсон Иванович, стоявший рядом с Кузьмой, тоже глядел на Чертовы скалы, словно увидел их впервые.
— Труп мы оставили на месте, — сказал подошедший вперевалку Твердоступ. — Вы, Самсон Иванович, хорошо знаете погибшего Дзюбу. Нам не понятно, зачем ему понадобилось забираться в эту ловушку.
Из нагромождения камней, перепрыгивая с обломка на обломок, вышел Степан Евдокимович. Кивнув в его сторону, Остап Павлович сказал:
— Не обрати он внимания на слова Крутова, вряд ли мы скоро узнали о гибели Дзюбы. Экспертиза теперь еще может более или менее правильно определить причины, повлекшие за собой смерть. А у вас неплохие помощники. Действовали как надо.
— Дзюбу опознал он? — спросил Протопопов.
— Еще бы мне Петра Тарасовича не знать, — улыбнулся Степан Евдокимович. — Только первым руку его в камнях Илья Ильич увидел. За ним — Леонид. А потом уж я.
— А где же…
— Илья Ильич с Леонидом? Внизу, у реки. Получилось же так!.. Сын отца опознавать приехал… Тяжко ему… Все-таки отец…
— Котомка Дзюбы цела? — обратился к следователю Самсон Иванович.
Твердоступ кивнул:
— В ней четырнадцать корней женьшеня. Отличные экземпляры!
— Жаль, что вы развязали котомку, — раздумчиво проговорил Самсон Иванович.
— Сначала ее сфотографировали, — быстро вставил начальник “аэропорта”, увлекшийся расследованием.
Кузьму несколько удивило, с каким уважением Твердоступ относится к замечаниям Самсона Ивановича.
— Спасибо за помощь, товарищ Шматов, — сказал следователь.
Сообразив, что он слишком навязчив, Степан Евдокимович несколько обиженно пожал плечами и отошел.
— У меня такое ощущение, что произошел несчастный случай, — продолжал Твердоступ. — Пока я так думаю.
— Возможно. Карабин здесь… Котомка цела…
— Интересно и другое, Самсон Иванович, — сказал Твердоступ. — Вы, товарищ Свечин, тоже обратите внимание… Котомка была завязана и находилась у костра. Она, очевидно, просто осталась лежать у костра, когда потерпевший почему-то вскочил и побежал в скалы.
— Вскочил? — переспросил Кузьма. — Почему вы так думаете?
— Вы сейчас увидите — у него пепел на шнуровке олочи, на голени.
И они вчетвером направились к скалам, в лабиринте которых находился труп.
Прыгать с обломка на обломок оказалось делом нелегким и не безопасным.
— Иди за мной! — бросил Самсон Иванович, поравнявшись со Свечиным. — Здесь торопиться — не доблесть.
Послушался Кузьма безоговорочно: теперь он до конца осознал смысл фразы следователя: “Непонятно, зачем ему понадобилось забираться в эту ловушку”.
За поворотом у подножия столба, в осыпи, они увидели обезображенный камнепадом труп.
Эксперт то и дело ослепляюще вспыхивал блицем, чертыхаясь, спотыкался о камни, отыскивая нужные точки для съемки. Молоденькая невысокая докторша стояла поодаль.
