Маленький друг

пришел. — Юджину она прошептала: — Ваша бабушка очень плоха…

Юджин пошел к Гам, раскинув руки для объятия, но она как будто не видела его. Бесконечно повторяя имя Фариша тонким, жалобным голосом, Гам слепо прошла мимо Юджина и мелкими шагами засеменила по холлу.

Дама из отделения работы с пациентами поймала за рукав доктора Бридлава:

— Доктор, у нас тут проблема с дыханием.

Доктор взглянул на посиневшее лицо Кертиса и гаркнул:

— Эпинефрин, живо!

Одна из сестер убежала прочь. Бридлав повернулся к другой сестре и свирепо рявкнул на нее:

— А почему вы еще не ввели снотворное миссис Ратклифф?

Посреди всей этой сумятицы, шприцев, мелькающих халатов сестер и санитаров откуда-то сбоку возник тот же самый полицейский и наклонился к уху Юджина:

— Нам с вами все-таки придется проехать в отделение. Дайте мне знать, когда будете готовы, хорошо?

Юджин в растерянности посмотрел в его доброжелательное лицо. Он еще не до конца осознал, что случилось. Его бабушка была теперь тиха, ее уводили под руки две медсестры. Кертис сидел на стуле, потирая руку, но его кашель и хрип чудесным образом прекратились. Он поднял игрушку и показал Юджину — большого плюшевого зайца.

— Мое! — сказал он, потирая припухшие глаза кулаком.

Коп все еще смотрел на Юджина, будто ожидал от него какой-то информации.

— Мой братик, — сказал ему Юджин. — Вы видите, он не совсем нормален. Я не могу оставить его здесь одного.

— Так заберите его с собой, — охотно предложил коп. — Мы найдем ему пару шоколадок в отделении.

— Малыш? — позвал Юджин. Кертис сорвался со стула, подбежал к нему и зарылся лицом в его рубашку.

— Люблю, — пролепетал он.

— Да, милый, — проговорил Юджин, мягко разжимая его пальцы. — Я тебя тоже люблю, но сначала нам придется поехать с этим дядей.

— Но я вовсе не хотела чаю, — услышала Харриет над ухом знакомый, чуть капризный голос.

В комнате было темно. У ее кровати сидели два человека, свет из коридора слабо освещал их головы. Затем, к неудовольствию Харриет, до нее донесся еще один приглушенный голос, который она не слышала уже очень долгое время, — голос ее отца.

— У них был только чай, — он говорил с преувеличенной вежливостью, граничащей с ехидством. — Если не считать кофе и сока.

— Я говорила тебе, что не надо идти в кафетерий. Здесь в холле стоят автоматы с колой.

— Ну так не пей чай, если тебе не хочется.

Харриет лежала очень тихо, прислушиваясь к родительским голосам. Как всегда, когда они были вместе, атмосфера постепенно накалялась, даже если они вели себя друг с другом подчеркнуто вежливо. «Что им тут нужно? — сонно подумала она. — Лучше бы Эдди со мной посидела».

А затем она услышала, как ее отец произнес имя Дэнни Ратклиффа.

— Ужас какой, ты слышала? — говорил он. — В кафетерии только и рассказывают об этом.

— О чем?

— О Дэнни Ратклиффе. Помнишь маленького дружка Робина? Ну того, что часто забегал к нам во двор поиграть.

«Какого еще дружка!» — подумала Харриет, внутренне холодея. Она уже полностью проснулась и, хотя ее сердце теперь стучало так бешено, что его, должно быть, было слышно из коридора, постаралась лежать неподвижно, не открывая глаз. Отец с шумом отхлебнул кофе и продолжал:

— Такой маленький оборванец, но довольно милый. Он еще зашел потом к нам домой и извинился передо мной, что не смог прийти на похороны, некому было отвезти его домой. Трогательный малыш.

«Нет, это неправда! — в панике подумала Харриет. — Они с Робином ненавидели друг друга. Так мне Ида говорила».

— Ах, да! — голос матери оживился. — Помню, бедный мальчик — он был такой худенький. О, действительно, просто ужас!

— Странно. — Отец Харриет тяжело вздохнул. — Как быстро летит время. Кажется, они только вчера играли с Робином у нас во дворе.

Харриет лежала не двигаясь, парализованная новым страшных подозрением.

— А мне было так жалко, — подхватила мать, — когда я узнала, что он пошел по наклонной дорожке.

— Что не удивительно с такой-то семьей.

— Ну, знаешь, они не все так плохи. Я встретила Роя Дайла в коридоре, так он сказал, что один из них зашел проведать нашу Харриет.

— Правда? Странно, ты думаешь, он знал, кто она такая?

— Я не удивлюсь, если так. Наверное, он поэтому и зашел ее навестить.

Их разговор перешел на другие темы, а Харриет, охваченная ужасом, спрятала пылающее лицо в подушках. Никогда раньше ей не приходило в голову, что она могла ошибиться в том, что Дэнни Ратклифф — и есть убийца ее брата. Но что, если он не убивал Робина?

Она не думала, что эта мысль вызовет такую мощную волну кошмара, готовую целиком захлестнуть ее. В панике она внутренне заметалась, пытаясь оттолкнуть от себя это подозрение, выбросить его из головы. Дэнни Ратклифф был виновен, виновен, она знала это, это было ясно как день, даже если другие не думали так.

Но вместо того чтобы улечься, сомнения накрыли ее с головой. Да, она была уверена, что Дэнни Ратклифф — убийца, но откуда она узнала об этом? Кто сказал ей? Почему она сделала такой вывод?

Харриет закусила губы, чтобы не закричать от ужаса. Она настолько не сомневалась в своей правоте, что ей не пришло в голову перепроверить или хотя бы сопоставить факты. Какие же это были факты? Конечно, то, что говорила Ида, должно было быть правдой, но ведь Ида так много всего говорила. И Ида, к примеру, терпеть не могла Хилли — Хилли, который и мухи не мог обидеть. А сколько раз, когда они с Хилли ссорились, она слепо вставала на защиту Харриет, не удосуживаясь разобраться, кто прав, а кто виноват?

Может быть, она права, и он действительно совершил то ужасное убийство. Только как она теперь узнает наверняка? «Почему я прямо не спросила его об этом? — твердила себе Харриет. — Он ведь находился рядом со мной». Но, конечно, ей это и голову тогда не пришло, единственное, чего она хотела, — уйти оттуда живой.

— Ой, посмотрите, — внезапно сказала мать Харриет, и встала со стула. — Она проснулась!

Харриет замерла. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что случайно открыла глаза.

— Харриет, посмотри, кто к тебе приехал!

Ее отец тоже поднялся и подошел к изголовью кровати. Даже в темной комнате Харриет увидела, что он сильно поправился за то время, пока она его не видела.

— Что, соскучилась небось по своему старому папке? — спросил он. Когда он был в таком игривом настроении, он любил называть себя «старым папкой».

Харриет вытерпела поцелуй в лоб и пару шлепков по щеке — обычное отцовское проявление нежности.

— Ну как ты? — говорил отец. От него пахло сигарами и виски, приятные запахи, если бы они исходили от кого-нибудь другого. — Ты здорово провела этих врачишек, ха-ха! — Он говорил с такой гордостью, будто Харриет выиграла Олимпийские игры.

Мать Харриет озабоченно порхала вокруг.