— Аминь, — машинально ответил Юджин, бросая обреченный взгляд на корзины со змеями. Он вообще терпеть не мог змей, но почему-то подумал, что у этих наверняка весь яд уже выдоен. Иначе как эти лесные проповедники целуют змей прямо в морду или запихивают их себе под рубашки? А то выпускают десятки гадов на пол своих церквей во время службы… Сам Юджин никогда не видел «змеиных» обрядов (впрочем, в его штате они и не практиковались, «змеиные» пасторы промышляли в основном в Кентукки, откуда приехал и его нынешний гость). Однако Юджин на своем веку повидал немало других чудес — например, как святые праведники изгоняли бесов, ударяя одержимых ладонью по лбу. Несчастные, которые до избавления могли только кататься по земле, изрыгая проклятия, внезапно затихали, а вредный, нечистый дух вырывался у них изо рта вместе с кровавой слюной. Он видел и наложения рук, от которых слепые прозревали, а хромые начинали бегать, видел даже, как священник епископальной церкви из Пикенса, что в штате Массачусетс, воскресил толстуху в зеленом брючном костюме.
Юджин не брал под сомнение законность подобных феноменов, так же как не терзался подозрениями, честно ли проводятся матчи по рестлингу, хотя и догадывался, что результаты многих матчей были предопределены. И конечно, многие из тех, кто совершал чудеса во имя Господа, на поверку также оказывались мошенниками. Однако Юджина это не беспокоило — Иисус и сам прекрасно знал о менялах и торговцах, ведь это он когда-то выгнал их из храма. Что касается Юджина, то его вера в Иисуса была непоколебима, и покоилась она на всепоглощающем, вселенском ужасе и восхищении перед мощью Творца и его Святого Сына.
Юджин был глашатаем слова Божьего, хотя не принадлежал ни к одной из официальных церквей. Он проповедовал для всех, чьи уши были открыты для истинного познания, как это делал когда-то Иоанн Креститель. Но несмотря на то, что вера Юджина не знала предела, Господь почему-то не наделил его ни харизмой, ни особым ораторским искусством, и иногда, когда Юджин понимал, что он не в силах преодолеть косность мирян (в том числе и в собственной семье), он был близок к отчаянию. Однако Юджин ни на секунду не усомнился в предначертанной ему свыше миссии — видимо, Господь специально поручил ему проповедовать на обочинах дорог и заброшенных складах. Что ж, истинный праведник должен трудиться с таким же рвением среди малых, грязных и убогих сих.
Вовсе не он пригласил в гости лесного проповедника. Это все придумали его братья Дэнни и Фариш. «Мы хотим помочь тебе в твоем благородной деле», — с лживыми улыбками говорили они, и при этом так яростно подмигивали друг другу и так пыхтели, стараясь не расхохотаться, что даже Кертис заподозрил бы неладное. Этого проповедника Юджин никогда раньше не видел. Его звали Лойял Риз, и он был младшим братом Долфуса Риза, наркодилера из Кентукки, который работал вместе с Юджином и Фаришем в прачечной в той мерзкой тюряге, где они с Фаришем отбывали срок за угон машин. Они-то вышли, в конце концов, а вот Долфусу это не светило. У него был пожизненный срок плюс девяносто девять лет за рэкетирство и два убийства, в которых он, впрочем, так и не признался.
Долфус и Фариш в тюряге были не разлей вода, да и после освобождения Фариша не теряли связи. У Юджина было подозрение, что Фариш, будучи на свободе, помогает Долфусу в его тюремных махинациях. Юджин прекрасно помнил Долфуса — жутковатый великан под два метра ростом, способный водить машину с закрытыми глазами и голыми руками убить человека, по крайней мере, десятью разными способами. В отличие от молчаливого брата Юджина, Долфус был к тому же великий говорун. Его рассказы были и интересны, и поучительны. Сколько раз Юджин сидел раскрыв рот и под грохот стиральных машин жадно слушал истории Долфуса. Долфус происходил из семьи лесного проповедника, и его детство прошло в бесконечных скитаниях из штата в штат на автобусе, с подножки которого проповедовал отец. Бывало, семья месяцами жила в этом автобусе, и тогда все питались консервами, спали на соломе, а у ног их шипели и подергивались змеи. Больше всего воображение Юджина поражало описание богослужений — дети разбирали тамбурины и гитары; кому не доставалось инструмента, тот отбивал ритм на коленке, по четырем сторонам площадки зажигали факелы, голый по пояс отец глотал стрихнин из глиняного горшочка и обматывал себя змеями. Они ползли вокруг его рук, по спине и груди, наматывались на талию как живой пояс, их чешуйчатые тела раскачивались в такт музыке, поднимались в воздух как экзотические живые цветы. Отец Долфуса впадал в экстаз и проповедовал на неизвестных языках, притоптывал, приплясывал, хваля Господа, его знаки и его чудеса, его мудрость и радость его оглушающей любви.
Приехавший в гости к Юджину юнец, Лойял Риз, был самым младшим в семье и, по словам Долфуса, слыл материнским любимчиком. Она его еще в младенчестве укладывала спать рядом со змеями — во- первых, больше было некуда, а во-вторых, она хотела, чтобы он был «отмечен». Лойял дрессировал змей с малолетства и чувствовал себя куда более комфортно в их обществе, чем в обществе людей. Юджин нахмурил брови, исподтишка разглядывая незваного гостя. Со своими оттопыренными ушами и широко распахнутыми карими глазами, источающими благостную надежду на спасение человечества от греха, он казался вполне искренним, даже чистым. Так зачем же братья прислали его? Юджин ни на минуту не обольщался относительно своих братьев — все они, кроме Кертиса, конечно, были отмечены печатью греха так сильно, что и пробу некуда было ставить. Они отстояли от слова Божьего так же далеко, как и те свиньи, перед которыми не стоило метать бисер. Они, конечно, обожали дразнить своего верующего брата и разыгрывать его, однако в чем был смысл этой шутки? Не отрываясь от окна, Юджин покачал головой и подумал, что скоро все разъяснится. На улице Кертис отстал от незнакомой девочки и вприпрыжку поскакал назад через дорогу.
— Почему ты не сказал мне, что эти змеи полны яда? — резко спросил он гостя.
Брат Долфуса в недоумении поглядел на него.
— Так они же ядовитые, — выпалил он, разводя руками.
— А почему ты не сцедил яд?
— Так нельзя — это же против природы Божьей! Когда мы молимся, мы используем змей целиком, так, как их создал Господь.
— Господи боже ты мой! — нетерпеливо воскликнул Юджин. — А если бы она меня укусила?
— Она не укусит тебя, брат мой, если ты уже отмечен Господом. — Гость отвернулся от окна и выразительно уставился на багрово-красный след ожога, занимавший почти всю левую щеку Юджина.
— Откуда у тебя этот знак, брат?
— Да так, случайно получил. — Юджин недовольно поежился, он не любил, когда ему указывали на его уродство. Свой шрам он получил, когда один подонок в тюрьме плеснул ему в лицо смесью щелока и крахмала, известного на тюремном жаргоне как «ангольский крем от морщин». Этого маленького мерзавца пришили через пару недель, так что Юджину даже не удалось с ним поквитаться. Самому Юджину пришлось проваляться в лечебнице не меньше месяца, счастье еще, что глаз уцелел. Врач так и сказал: «Твое счастье, подонок». Там же, в лечебнице, ему и открылась его новая ипостась: у Юджина начались видения. Несколько ночей подряд к нему являлся Иисус и рассказывал о великой миссии, которую он выбрал для Юджина. Через три недели Юджин вышел из лечебницы другим человеком, он пребывал в полной гармонии с миром и самим собой и был готов строить новую, безгрешную жизнь (правда, только после того, как расквитается с мерзавцем). Он был искренне поражен, когда узнал, что Господь в своей безграничной мудрости не дал ему совершить еще один тяжкий грех, и после этого еще больше укрепился в новой вере.
— Мы все отмечены знаком, все, кто любит его, — продолжал Лойял. Он вытянул вперед руки — все в заживших шрамах, покрытые рубцами и струпьями. Один палец был чудовищным образом расплющен на конце, от другого остался лишь маленький пенек.
— В этом-то все и дело, — сказал Лойял. — Мы готовы умереть за него так, как он был готов умереть за нас. Поэтому, когда мы берем в руки убийственного змия, поражающего человека насмерть своим укусом, мы славим Господа нашего и таким образом выражаем ему нашу любовь. Так же как он выказал свою любовь нам.
Юджин даже растрогался. Ему пришло в голову, что мальчик-то, видимо, искренне верил в то, что говорит, как те древние мученики, что умирали на кресте со словом Божьим на устах. Он уже повернулся, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, но тут резкий стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть.
Юджин задрал голову — глаза метнулись в угол. Оба затаили дыхание, и на какое-то время в квартире воцарилась полная тишина, прерываемая только сухим, шелестящим треском, раздающимся из корзин. Он был таким тихим, что Юджин только сейчас услышал его и снова поежился.
