— Мы поговорим об этом позже. — Шарлот закинула ноги на кровать и легла.
— Нет! Поговорим сейчас!
— Не волнуйся, Харриет, — сказала мать и закрыла глаза. — Алисон, прекрати плакать, я этого не выношу. — Голос ее постепенно слабел. — Не волнуйтесь, девочки, все образуется. Я вам обещаю.
Больше всего Харриет хотелось заорать, затопать, что-нибудь разбить. В бессильном гневе она уставилась на безмятежное лицо матери — ее грудь тихо, мирно поднималась и так же тихо опускалась. Над верхней губой блестели капельки пота, коралловая помада собралась в крошечные морщинки вокруг рта, веки припухли, под глазами темнели два глубоких полукруга.
Харриет сбежала вниз, со злостью хлопая кулаком по перилам. Ида все так же сидела в кресле, и Харриет замерла на пороге и с тоской посмотрела на грузную фигуру, которая столько лет была основой ее жизни, — она была такой
— Что у тебя случилось? — спросил Хилли, увидев растерянную, оцепеневшую Харриет. Он хотел обругать ее за то, что она заставила его так долго ждать, но выражение тихого отчаяния на ее лице не на шутку испугало его.
— Мама хочет уволить Иду.
— Черт, это неприятно, — согласился Хилли.
Харриет опустила глаза и посмотрела на свои ноги, стараясь вспомнить, какие выражения принимало ее лицо, когда все было нормально.
— Давай сходим за велосипедами потом, — сказала она, проверяя, слушается ли ее голос.
— Нет! Отец и так меня убьет…
— Так скажи ему, что оставил велик у меня во дворе.
— Нет! Как ты не понимаешь, нельзя их там оставлять — кто-нибудь украдет… Ты обещала мне, — в отчаянии воскликнул Хилли. — Я там убрал в сарае, все сложил на место…
— Ну хорошо, только и ты пообещай мне…
— Харриет,
— Пообещай мне, что сходишь со мной туда опять сегодня вечером. Чтобы забрать корзину.
— Где ты собираешься ее прятать? — Хилли остановился как вкопанный и испуганно взглянул на подругу. — У меня дома нельзя.
Харриет подняла руки и показала ему — пальцы не были скрещены.
— Ладно, — сказал Хилли и тоже поднял руки. Это был их условный сигнал, более священный, чем любая клятва. Он повернулся и побежал через двор на улицу, зная, что Харриет бежит следом.
Хилли и Харриет стояли, наполовину скрытые кустами, и внимательно наблюдали за домом мормонов. В доме было тихо — казалось, что там никого нет. На газоне под ивой поблескивала на солнце хромированная рама велосипеда. Около соседнего дома стояла припаркованная машина миссис Дорьер. Каждый вторник этот белый седан останавливался около дверей Либби и из него выходила миссис Дорьер в своей голубой медицинской униформе: она приезжала измерить Либби давление. Высокая, худая миссис Дорьер крепко затягивала жгут вокруг тоненькой птичьей ручки Либби и следила за биением ее сердца, поглядывая на большие мужские часы. Либби в это время лежала, откинувшись на высоких подушках с мученическим выражением на лице, прижав руку к груди и глядя в потолок, — она терпеть не могла врачей и все, что связано с медициной.
— Пошли! — Хилли подтолкнул Харриет в бок.
Харриет кивком указала ему на седан.
— Медсестра здесь, — прошептала она. — Подождем, когда уедет.
Какое-то время они постояли, спрятавшись за толстым платаном.
— Ну? — спросил Хилли. — Чего она там копается?
— Не знаю, — буркнула Харриет. Миссис Дорьер объезжала пациентов по всему округу и никогда не задерживалась у Либби больше чем на пять минут.
— Я не собираюсь торчать тут целый день, — начал было Хилли, но тут дверь распахнулась, и миссис Дорьер в своей неизменной голубой униформе и белой шапочке вышла на крыльцо. Следом за ней появилась женщина-янки с темным от загара лицом, в грязном зеленом халате, наброшенном поверх ночной сорочки. Она несла на руках своего Панчо и громко причитала:
— То есть как это два доллара бутылка? Это что же такое? Я трачу четырнадцать долларов в день на лекарства! Я так и сказала этому мальчику в аптеке…
— Да, лекарства недешевы, — коротко сказала миссис Дорьер, не останавливаясь.
— Я ему говорю: «У меня эмфизема! И камни в почках! И артрит. Я…» Эй, что с тобой, Панчо?
Чихуа-хуа напрягся, его огромные уши задвигались, как локаторы, и, хотя Харриет стояла за деревом, она была уверена, что он ее видит. Он ощетинился и разразился бешеным лаем, норовя вырваться из рук хозяйки. Та крепко стукнула его рукой по морде:
— Закрой пасть! Замолчи!
Миссис Дорьер слегка усмехнулась, подняла свою сумку и пошла к машине. Панчо продолжал неистовствовать. Женщина-янки стукнула его еще раз, потом вошла в дом и закрыла дверь. Машина отъехала.
Хилли и Харриет выждали еще пару минут, потом бросились через дорогу и нырнули под прикрытие ивовых ветвей. Велосипеды лежали на земле нетронутые, чуть влажные от росы. Харриет откинула волосы со лба.
— Мне надо будет забрать кобру, — коротко сказала она, и Хилли, не понимая почему, вдруг почувствовал укол жалости. Он поднял велосипед. Харриет уже оседлала свой и сердито смотрела на Хилли.
— Хорошо, приедем за ней позже.
Он налег на педали, но Харриет быстро обогнала его, резко затормозила и прижала к обочине. У нее часто возникало такое драчливое, задиристое настроение, когда она нарывалась на ссору и ввязывалась в драку по малейшему поводу, но Хилли это скорее возбуждало, чем отталкивало. Мысль о кобре тоже странным образом подняла его настроение. Он еще не сказал Харриет, что выпустил из корзины гадюк, и ему пришло в голову, что в этом доме, скорее всего, какое-то время никто не будет жить.
— Как ты думаешь, ее часто надо кормить? — спросила Харриет. Она толкала тележку сзади, в то время как Хилли тянул ее спереди. — Может, дать ей лягушку?
Хилли завел тележку на тротуар и остановился поправить полотенце, которое они накинули на корзину.
— Я не собираюсь ловить для нее лягушек, еще чего!
Он оказался прав — в мормонском доме не было ни души. Впрочем, его уверенность базировалась лишь на твердом убеждении, что лично он с большим удовольствием переночевал бы в запертом багажнике, чем в доме, полном гуляющих на свободе гадюк. Конечно, он не знал, что в это самое время мальчики- мормоны сидели у знакомого адвоката, выясняя, могут ли они подать в суд на мистера Дайла за то, что он допустил в дом ядовитых пресмыкающихся. После мучительных раздумий Хилли решил, что он не виноват в том, что случилось. Теперь все страхи были позади, и Хилли был в приподнятом настроении, готовый к новым подвигам.
Никто не проехал мимо них, никто не видел, как они выкатили из-под дома корзину и погрузили ее на старую детскую тележку Хилли. Вечер был душный, в темном небе полыхали зарницы, вдалеке изредка грохотал отдаленный гром. Хозяйки убирали подушки с садовой мебели, выключали оросители, звали домой загулявших кошек и детей.
Вообще-то они с Харриет должны были сейчас быть в кино, — отец Хилли даже дал им денег на билеты. Харриет всю вторую половину дня провела в комнате Хилли (небывалый случай!), сидела на ковре, поджав ноги, пока они обсуждали, что им делать с коброй. Корзина была слишком большая — ни у Хилли, ни
