постепенно уступающая рассвету свои права… Воронеж, кажется…
Парень повернул голову, разглядывая сброшенную с дороги, чтобы не мешала движению, технику. Ой, е… Сколько ж вас тут — черных, закопченных, покореженных. Со свернутыми набок башнями, с вырванными катками, с дырами в бортах, с сорванными, встопорщенными бронелистами. И сколько ж ребят полегло внутри?..
…Все, момент истины, как говорится. В полутора километрах впереди — крохотная деревенька, где именно в эту ночь временно остановился на ночлег штаб Шестидесятой мотодивизии. Сведения точные, поскольку получены
Все, начало атаки. Вот теперь, когда точка невозвращения пройдена, как говорится, хорошо бы все- таки связаться со штабом — помешать уже не смогут, а вот поддержать… Но не сложилось, пробовали, да в наушниках только треск помех.
Отмашка рукой, и — пошли!
Впереди он на своей «тридцатьчетверке», или, как тут порой говорят — «три-четыре», следом еще несколько, а дальше — более легкие танки. Долго оставаться незамеченными не получилось, хотя так хотелось… Череда желтоватых вспышек, визг рикошетов от брони, не слышимый в реве дизеля вскрик, когда танк с ходу таранит, подминая под себя немецкий пулеметный расчет, выставленный в охранение на окраине деревушки. А вот это уже серьезнее — всполох орудийного выстрела, легкое журчание пронесшегося мимо снаряда. Ох, как же они быстро оклемались! Даже одеться не успели, так в кальсонах к орудию и рванули. Хорошо еще, что промазали. Впрочем, на подобное «хорошо» рассчитывать не приходится. Не бывает такое «хорошо» долго, проверено уже…
Пехота рассыпалась и залегла, открыв огонь. Правильно, он так и приказывал, не лезть на рожон. Танки на то и существуют, чтобы огневые точки подавлять.
— Есть! Засек!
Хорошие ему попались ребята. И экипаж, и пехота, все эти, готовые идти за ним люди, верящие ему просто потому, что не желают отдавать родимую землю на растерзание немецким стервятникам…
— Засек, товарищ майор!
Выстрел. Все, нет у фрицев больше пушки на въезде в деревню. Вперед!..
С пленными не срослось, хотя так хотелось прихватить с собой какого-нибудь генерала или хотя б полковника… Поторопились ребятки с идущего следом танка, уложив осколочно-фугасный прямехонько в окно хаты, где разместился штаб. Вон они рядочком лежат, пехотинцы подсуетились, вытащили, пока дом всерьез не разгорелся. И командир дивизии, и заместитель его. Зато кое-какие бумаги удалось спасти из огня, что радует…
Ну, вот и все, пора уходить. Ага, сейчас: немцы всполошились уже всерьез, и уйти, очень на то похоже, будет труднее, нежели представлялось…
И снова — набор отдельных картинок, кадров прокручиваемого в голове Кирилла документального фильма…
— Беглый огонь! Стрелять без команды!
Следуя его примеру, танки открывают огонь — с такой скоростью, с какой заряжающие могут загонять в казенник очередной унитар, но Кириллу кажется: медленно, редко…
Орудия — сколько до них? Полкилометра или все-таки больше? Суетятся, сволочи, выкатывают на прямую наводку. Сейчас будут стрелять. Ну, что же… Они-то будут, конечно, зато мы — уже стреляем!
Ба-бах! Дзинь — гильза. Снова — бабах! Ну же, твари, прячьтесь! Неужто жить надоело?
Ба-бах!
Некоторые немецкие расчеты и в самом деле не выдерживают лобовой танковой атаки, бросаясь в укрытие. А ведь серьезную опасность для них представляют лишь «тридцатьчетверки», которых осталось всего несколько штук. А легкие Т-60 их пушки могут просто перещелкать один за другим.
— Огонь!
Кирилл больше не человек, он часть танка, он слит с ним в единое целое, такого с ним, пожалуй, не происходило еще ни разу.
— Стоп!
Водитель послушно тормозит и только-только оборачивается, чтобы спросить, почему — и вдруг в том самом месте, в котором они оказались бы, если б не затормозили, взметается в воздух огненно-пыльный столб взрыва. Глухо барабанят по броне комья вырванной тротилом земли, звонко — осколки. Пусть барабанят, главное — они живы, и продолжают бой. «Озаряет» его и еще несколько раз, и он командует: «Влево!», «Еще влево!», «Стой!». Механик больше ничего не спрашивает, только бормочет себе под нос. Бормочи, братишка, только слушайся своего командира, твой командир и твой танк сейчас — одно и то же, единое живое существо с хорошо развитым инстинктом самосохранения. И остается только надеяться, что инстинкт этот не подведет в самый неподходящий момент. Хотя — разве может быть подходящий для смерти момент?..
— Огонь!..
…Ну, вот и все. Они вышли, вырвались! Вырвались, понимаете?! С потерями, конечно, но вырвались. Вывели и людей, и технику. Они уже почти у своих…
Мимо прошла последняя машина колонны. А люди прошли еще раньше. Охранение из сборной солянки почти всех видов танков, в том числе и трофейных, немецких, двинулось вперед, по обочинам дороги, продолжая прикрывать колонну с боков.
Танк Кирилла шел замыкающим. Механик газанул, включая передачу, и тут Кирилл увидел, как на пригорок выползла длинноствольная «четверка», отчетливо различимая в свете разгорающегося майского утра.
«Немцы! Догнали-таки! Мы такую машину точно не затрофеили, уж он бы, несмотря на жар, запомнил», — обожгла мысль. Догнали, будь они неладны! И ведь совсем чуть-чуть времени не хватило, самую капелюшечку… Еще совсем немного, и арьергард огромной, растянувшейся на километры колонны выходящих из окружения войск оказался бы под прикрытием своей артиллерии…
— Федор, перекрой дорогу, развернись поперек, и стоп. Экипаж, из машины!
— В чем дело, командир?! — механик смотрит непонимающе, остальные тоже, ведь танк видит пока лишь один Кирилл.
— Покинуть машину! — зарычал парень, лихорадочно крутя механизм поворота башни. Мля, последний бронебойный в стволе, остальные фугасные, а Сашка, заряжающий, уже выскочил…
Машина развернулась и встала точно посередине дороги, закрыв собой «Захара», в кузове которого сидели ребята из ремонтных мастерских. Триста метров… Попасть бы еще теперь, с одного-то выстрела… Ну, еще чуть-чуть… Если б не жар, попал бы наверняка, как в тире, а сейчас — вовсе не факт. Хорошо хоть рука больше не болит, словно ее просто нет.
По воле извечной шутницы-судьбы, танки выстрелили одновременно…
В кузове грузовика стояли уставшие, грязные и оборванные рембатовцы, глядя на исковерканную сдетонировавшими снарядами «тридцатьчетверку», в трех сотнях метров от которой чадил горящий немецкий танк…
Все остальные вышли из окружения, так и не успевшего сомкнуться как следует. Почти пять тысяч бойцов и два с лишним десятка танков. Пехота, танкисты, артиллерия, саперы, способные самостоятельно передвигаться раненые. Остальных раненых везли на автомашинах и просто на броне танков…
Для себя одной готовить не хотелось, и Лена закупила в супермаркете полуфабрикатов,[5] которые обычно не жаловала, да и Кирку ругала за них. Брала с полок, не глядя, на автомате, набивая корзинку морожеными котлетами, картофелем фри, пельменями. На кассе удивленный взгляд знакомой продавщицы заставил по-иному окинуть взором гору не слишком полезных продуктов, но ничего менять девушка не стала. Смысл? Это раньше ее заботила только здоровая пища, а