часов, — Смотри-ка, успевает. Успехи делает: в прошлый раз в норматив он только с третьего раза уложился!
Лейтенант Витьковский сунул автомат в руки вытянувшемуся по стойке «смирно» бойцу (на измазанном грязью его лице поблескивали одни глаза) и, обращаясь к солдату, заключил:
— Автомат почистить и о выполнении доложить сержанту Рязанову! Еще раз поймаю — отправлю в Хорог. Там тебе быстро ум через задний проход вправят!
И офицер с корреспондентом двинулись дальше.
Через десяток метров ход сообщения расширился до размеров довольно обширной площадки, на середине которой воинственно задрал нос к небу 82-миллиметровый миномет. В тот же момент навстречу им шагнула фигура. Щелчок снимаемого предохранителя слился с окриком:
— Стой, пароль!
— Сто двадцать шесть! — ответил лейтенант.
— Сто шесть, — помедлив, ответил часовой и добавил, — Проходите, товарищ лейтенант!
— Здесь у меня минометчики — контрактники, — вполголоса пояснил Уфимцеву Витьковский, — Эти ребята взрослые, знают: если службу тащишь — выживешь. Стреляют, кстати, хорошо. С первого залпа на Трехглавую гору мины кладут.
Он повысил голос:
— Кухмарев, ты?
— Я, — ответил фигура, приближаясь. — Наши все в блинде, отдыхают по третьей форме одежды, как положено…
— Объявляй боевую тревогу! — тут же скомандовал лейтенант. И добавил уже тише, обращаясь уже к корреспонденту, — За три минуты будут здесь и готовы к стрельбе. Первым же залпом Трехглавую накроют.
— Так по сопределке же стрелять нельзя! — хмыкнул Уфимцев.
— А Трехглавая на нашей стороне находится, — невозмутимо ответил Велерка, — Просто здесь Пяндж сильно петляет, поэтому кажется, что она на той стороне…
Игорь скептически хмыкнул и засек время. За спиной раздался дружный топот и лязг оружия. Лейтенант крикнул в темноту:
— Цель: Трехглавая! Два залпа из обоих стволов! Беглым…
В темноте вокруг минометов суетились фигуры, щелкая замками зарядных ящиков и вполголоса перекидываясь словами:
— Стели брезент у станины. Димка, тащи сразу две мины, чтобы не бегать. И усиленный заряд неси. Обычным не достанешь — до нее три километра.
…Первое орудие к стрельбе готово!.. Второе…. - донеслось из другого капонира, — …тово…!
— Огонь! — скомандовал Витьковский.
Ночь перечеркнули полосы огня, вырвавшиеся из невидимых глазу стволов. Игорь успел вытащить из пачки сигарету, прикурить — и только после этого в далеких горах несколько раз блеснуло пламя разрывов. Минометчики дали еще один залп.
— Отбой! — скомандовал начальник заставы и повернулся к военному корреспонденту, — Видал?
— Чего я видал? — удивленно переспросил Уфимцев, — То, что твои ребята куда-то пальнули. Где- то что-то рвануло. Почем я знаю, что они на Трехглавую попали? Не видно же ни черта!
— Я отвечаю! — важно парировал Витьковский. — Ты чего, мне не веришь?
— Знаешь, как во времена моего детства говорили? — усмехнулся Игорь, — «Наколка — друг чекиста». Кто тебя знает — может, ты меня разводишь!
— Товарищ лейтенант! — прервал их спор подошедший контрактник Кухмарев, — В районе Трехглавой горы две зеленые ракеты взлетели!
Витьковский мгновенно повернулся в его сторону:
— Где?
После чего схватил висевший на груди бинокль и несколько долгих минут всматривался в ночь. Потом произнес:
— Ничего не вижу! Ты, Кухмарев, не ошибся?
— Нет, товарищ лейтенант, отвечаю! — несколько даже обиженно сказал солдат.
Начальник заставы обратился к корреспонденту:
— На Трехглавой «духов» быть не должно. Да и если бы мы их накрыли, они не стали салютовать ракетами. Значит, там наши? Та самая «детская неожиданность»? Вот что, Игорь: пойдем на третий пост. Он ближе всех к границе находится, может, там что-нибудь узнаем! Кухмарев… Передай мой приказ по «полевке»: всем постам усилить наблюдение, если кто проспит — отдам под суд, на хрен!
Офицер и журналист отмерили по узким траншеям не один десяток метров, пока добрались до заветного третьего поста. Здесь дежурило двое солдат. Старший из них — чернявый осетин с лычками ефрейтора, с едва заметным кавказским акцентом доложил, как, во сколько и в каком районе заметил взлетавшие зеленые ракеты.
Витьковский, навалившись грудью на бруствер, долго шарил окулярами бинокля ночного видения по темному горизонту. Уфимцев подумал, что результат действий Валеры будет такой же, как и в предыдущий раз (то есть никакой). Поэтому, не дожидаясь результатов наблюдения, он присел на пустой патронный ящик, прячась от пронизывающего ветра. Вспомнил недавний разговор в вагончике и подумал:
«В Москве сейчас ночная жизнь в полном разгаре. Центр залит огнями, поток машин. На Пушкинской и на Тверской ночные «бабочки» тусуются. А я здесь «играю в солдатики»…
Уже второй месяц. Весь левый фланг облазил. И кому это нужно? Читателям газеты, большинство которых составляют люди, живущие совсем другими интересами? Они прекрасно обойдутся без моих репортажей из «горячих точек». Для них они всего лишь экзотика, а экзотики не должно быть много.
Этим ребятам, что сидят на глиняной приступке в шаге от меня и смолят моршанскую «приму» в кулак, чтобы не засек снайпер? Да они мою газету в глаза не видели и не увидят. Более того, не прочитают ее и их родственники в России. Армия сейчас у нас рабоче-крестьянская, интеллигенция в солдатских погонах — нонсенс, поэтому газету в семьях этих пацанов не выписывают и не покупают.
Родине нужно? Стоп, а что такое Родина? С детства мы знали: «моя Родина — Советский Союз». Теперь его не стало. Теперь у нас Родина — Россия. Я слишком долго мотался по национальным окраинам страны, чтобы быстро привыкнуть к тому, что она сжалась, как шагреневая кожа. После августа 1991 — го прошло три с половиной года, а в Таджикистане до сих пор народ не понял, что произошло. А в России все поняли?
Нужно ли России, чтобы ее сыны умирали здесь? Как это сейчас говорится — на «южных рубежах СНГ». Слово — то какое выдумали… Почти как СПГ — станковый противотанковый гранатомет. Подавляющему большинству в стране наплевать на какие-то там «южные рубежи», у него более насущные проблемы. Государству? А есть ли оно, государство? Порой мне кажется, что многое в нем происходит просто по инерции с прошлых времен. Люди делают что-то, не задумываясь…
В центре прожигают жизнь за счет этого самого прошлого, не создавая ничего взамен. А здесь по привычке воюют и умирают. Что это — гены?
Гены народа, который не может иначе. Без государства его просто не будет, он покончит жизнь самоубийством, как человек, потерявший смысл жизнь. И это уже происходит. Безудержное пьянство, начиная с самых верхов и заканчивая низами — разве не самоубийство?
Но нас еще рано сходить с арены истории. Если нет смысла, его нужно выдумать. У нас вышибли одну опору, мы с упорством муравьев начали строить другую. И ведь построим, а? С помощью вот таких парней в погонах, о которых сейчас вытирают ноги. Гены… Сейчас, когда вокруг столько вакханалии, какая- то спайка, традиции и нежелание разлагаться остались только в армии. Как и полагается в переломные моменты истории, когда нет никаких ориентиров.
Интересно, сколько она продержится так? Группу советских войск в Германии Гельмут Коль разложил дойчмарками буквально за несколько лет…»
Уфимцев вспомнил лейтенантов, приехавших из Дрездена в 1990 году к своему бывшему солдату, учившемуся на журфаке МГУ, и угощавших их, студентов, немецким баночным пивом. Их разговоры…
