Гельмут Баллер только махнул рукой и продолжил раздраженный вояж из угла в угол. Обермейстер прилип, стоя, к стенке и, кажется, не решался дышать. За письменным столом инспектора сидела миловидная блондинка и со скукой вертела карандаш. Перед ней лежала нетронутая стопа бумаги. Против обермейстера, у другой стенки, сидели рядышком виконт де Бассакур и Арманда Хаферман. На физиономии вдовицы было написано злорадство. Экономку покойной баронессы, очевидно, забавляло бессилие инспектора. Виконт же весь был оскорбленное достоинство. В дверях торчал полицейский.
— Бог мой, почему такой мрак? — продолжала веселиться Афродита. — Ведь вы загарпунили сразу двух китов.
Баллер остановился:
— Вам хорошо болтать. С утра я взял их в шоры по всем правилам, а они хоть бы слово. С ума сойти!
— Ну что ж, — сказала Афродита, кто молчит, у того есть причины. А вам непременно нужно признание?
— Признание — это всегда хорошо! — мечтательно произнес мученик симметрии.
— Так позаботимся, чтобы оно было, — с этими словами Афродита сняла с плеча большую сумку.
— Если вы опять меня… Не лучше ли сперва поучиться, затопорщился было инспектор. И с неловкостью рассмеялся. — Эти субъекты немы как рыбы и тупы как носороги. И такую публику вы хотите заставить говорить?
— Хочу. Но при условии, что вы не будете мне мешать.
— Договорились, — сказал Баллер и тяжело опустился на стул.
Афродита тотчас приступила к делу. Она открыла сумку и вытащила из специального кармашка своего скорпиона. Поглядела, как он двигается на ладони, и направилась к Арманде Хаферман. Раскрыла перед ней ладонь. Экономка не дрогнула ни единым мускулом.
— Ну разве он не красавец, не правда ли?
Арманда хранила презрительное молчание.
— И совершенно безобидный, мадам, — добавила Афродита. — Впрочем, вы это сами знаете, и давно.
Мадам молчала.
— Но зачем это? — не выдержал Баллер. — Она ведь слышала, как вы объясняли, что скорпион безвреден.
Афродита не обратила на него внимания.
— Что вы скажете, если я его суну вам в блузку? — с улыбкой спросила она.
Арманда Хаферман презрительно улыбалась.
— Итак, чего же вы добились? — зашевелился Гельмут Баллер.
— Кое-что есть. Я ставила маленький эксперимент. Выяснилось, что Арманда Хаферман прилично разбирается в членистоногих.
Инспектор саркастически усмехнулся:
— Непонятно, какое это имеет отношение к нашему делу. Не хотели бы вы попытать счастья у вик… француза? Он ведь главное действующее лицо, если не ошибаюсь.
— Вы в этом уверены, инспектор?
— Что за вопрос! Этот тип, как-никак подозревается в шести убийствах. Если это ничего не значит… Экономку мы можем, в лучшем случае, привлечь как соучастницу.
— Должна заметить, инспектор, что Арманда будет этим чрезвычайно обрадована. Ведь в таком случае она получит самое большее два года.
— Большего тут и нет. К сожалению, — сказал инспектор. — Наверное, даже и меньше. Ведь она не участвовала ни в самом преступлении, ни в подготовке, а?
— Конечно, если иметь в виду убийство доктора Крафта. Но и виконт не причастен ко всем убийствам.
— Вот как, вы успели изменить свою точку зрения? — вопросил Гельмут Баллер, справедливо чувствуя новые осложнения.
— Может быть, я не очень логично рассуждала, — дипломатично ответила Афродита, — но не могу припомнить, чтобы я относила убийство, скажем, графа Хазенталя на счет виконта. И, по-моему, не утверждала, что смерть баронессы и ее секретаря — тоже дело его рук.
— А выстрелы? А пули? — уверенно сказал Гельмут Баллер. — Они из того же пистолета, из которого стреляли в полковника фон Гофманзау и доктора Крафта. Этот пистолет мы нашли в кармане француза и на нем отпечатки его пальцев.
— Этого я не оспариваю, — терпеливо продолжала Афродита. — Он прикончил и полковника, и Крафта. Выстрелы в мертвую баронессу и секретаря — тоже его работа. Это бесспорно. Но остальное вы не можете ставить ему в вину, потому что хотя о других убийствах он знал, но в их осуществлении лично не участвовал.
— Черт побери! — Баллер вскочил и побежал из угла в угол. — Все сложнее и сложнее. Кто же тогда совершил остальное?
— Конечно же, Арманда Хаферман, — спокойно ответила Афродита.
Инспектор круто повернул и только было открыл рот, как бывшая экономка баронессы вскочила со своего стула и злобно закричала, готовая кинуться на Афродиту:
— Я требую, чтобы этой проклятой бабе немедленно заткнули рот!
Охранявший полицейский заставил ее сесть.
— Да ну, приятно слышать, вы вдруг стали разговорчивы, — холодно произнесла Афродита.
Мадам опять кинулась в бой, и охранник опять ее усадил. Но рот ей закрыть он, разумеется, не мог. И на Афродиту густым потоком полились помои. Лишь когда поток иссяк, Гельмут Баллер (он с удовольствием сидел и вспоминал в это время лекцию про психологию) счел, наконец, возможным подать голос:
— Я знаю, мадемуазель, у вас неплохое чувство юмора. Но не слишком ли далеко вы заходите?
— Я как раз сейчас не шучу, инспектор, — сказала Афродита. — Ну, представьте себе, как виконт мог ухлопать графа фон Хазенталя? Он все время торчал рядом со мной. У него не было никакой возможности подсыпать яду в бокал графа.
— А экономка? Ее-то вообще не было в зале.
— Верно. Но она была рядом. На кухне.
— Откуда вы знаете?
— Я знаю это от Валентина Кальбе, который был там в качестве кельнера. На таких торжественных пиршествах у них принято, чтобы каждого обслуживал его собственный слуга или же руководил кельнером, обслуживающим господина. Понимаете?
— Гельмут Баллер присвистнул.
— Ах, вот оно что. Странно, однако, когда я прибыл туда, ее след простыл.
— Конечно, она тотчас удрала. Дело сделано, об остальном позаботится виконт, который в курсе. Я тогда еще удивилась, почему виконт сразу вдруг, не сходя с места, объявил, что граф мертв.
— Хорошо объяснено, — признал инспектор. — Но как она, если, конечно, исходить из того, что это сделала она, как она могла подсыпать яд именно в бокал графа?
— Это было сделано на кухне. Арманда Хаферман, само собой, знала того, кто обслуживает графа.
— Вот дьявольщина, — откинулся на стуле Баллер. — Ну и ловкачи. И Кальбе может подтвердить, что Хаферман была на кухне?
— Не только он. Толстяк графа делла Скала тоже был на кухне. Там вообще было много слуг и работников отеля.
— А я не отрицаю, что была на кухне в тот вечер, — вдруг заговорила Арманда Хаферман; она снова была спокойна и отрегулирована, как новенький холодильник. — Ну и что это доказывает? Ровным счетом ничего!
— А почему вы скрылись? — рявкнул Гельмут Баллер. — Видно, совесть была не чиста!
— Я утомилась, — сухо пояснила мадам. — Кроме того, у меня началась легкая мигрень, и я уехала домой.
— Мигрень! — кипел инспектор. — Нет, вы только поглядите, рядом умирает человек, хорошо знакомый, а ей не до того, у нее мигрень!
— Мне совершенно безразлично, верите вы мне или нет, — цедила экономка. — Вы докажите мне сначала, что я, а не кто-нибудь подсыпал яд в бокал графа. И с какой стати мне нужна была смерть графа?
— Гм, да, — сразу утих и засомневался Баллер. — Этот вопрос я себе тоже задаю.
— А вы, Арманда, уверены, что виконт так и будет молчать? — включилась Афродита.
— Мне-то что до этого. Я никакого отношения не имею к его делам.
— Это выяснится, — спокойно произнесла Афродита. — Конечно, расчет верный: виконт так и так получит пожизненное заключение, будет у него одним убийством больше или меньше. А вы со всей присвоенной кругленькой суммой устроите себе счастливую жизнь.
Говоря так, Афродита краем глаза наблюдала за виконтом. Никакой реакции. Зато Баллер навострил уши:
— О какой присвоенной сумме идет речь? Что-то совсем новое.
Афродита виновато потупила взор:
— Прошу прощения, инспектор, ведь тут действовала прекрасно организованная система шантажа.
— Шантаж? — выкатил глаза Баллер.
— Да, — кивнула Афродита, — кстати, придумала, организовала и осуществляла эту систему моя дорогая тетушка. В этом ей активно помогали блаженной памяти Ганс фон Гиммельройт и присутствующий здесь виконт де Бассакур.
— С ума сойти! Ничего не понимаю! — Баллер был слегка оглушен. — Нет, тут надо хорошенько подумать. Шмидхен, принесите-ка пива!
Спящий обермейстер незамедлительно исчез. Афродита полезла в свою сумку и стала выкладывать на стол бумаги и снимки, что прихватила из сейфа виконта. Реакция Гельмута Баллера была разнообразной. При виде голой натуры он то ухмылялся, то строго косился на светловолосую стенографистку. Но затем у него зашевелились остатки волос вокруг лысины, затем покрылась изморозью сама лысина. Он сразу понял, каким кошмарным скандалом заряжены эти документы. Ведь речь идет о сливках общества. О сливках, герр оберинспектор. А кто вы? Может, вы имеете какое-то отношение к молочным продуктам, кавалер Ордена Рейнского Белого Кита? Нет, вы только то, чем заквашивают кефир. Не больше. А посему…
Пока Баллера бестемпературно лихорадило, Афродита следила за виконтом и его напарницей. Француз, узнав свои бесценные сокровища, стал чернее ночи. Мадам одарила дружка уничтожающим взглядом, на что тот лишь пожал плечами. Афродита могла представить себе, что творилось у них на душе. Понимала она и состояние Баллера, потому и сняла заранее с документов копии.
Влетел обермейстер Шмидхен, благоухающий пивом, и Гельмут Баллер мгновенно смел все фотографии и бумаги в ящик стола.
— Откуда у вас эти штуки? — выдохнул он, высосав сразу половину бутылки.
— Какая разница? — уклончиво сказала Афродита. — Ну, представьте, мне их продал виконт.
Виконт бешено подскочил на стуле:
— Это наглая ложь! Самая наглая клевета!
— Благодарю вас, — Афродита слегка поклонилась. — Я просто хотела выяснить, в самом ли деле вы проглотили язык. Оказывается, ничего подобного.
— Тебе бы следовало поберечь нервы, — презрительно посоветовала Арманда Хаферман, разглядывая виконта. — Они тебе еще пригодятся, — она кивнула в сторону Афродиты.
