башню, которую занимал с гарнизоном: совершая частые вылазки, он истреблял подбиравшихся к ней на близкое расстояние варваров, пока не был со всех сторон закидан горящими головнями. Кому из пехотинцев удалось уцелеть, те бежали в отдаленные и глухие места; раненые вернулись в лагерь и со страху всячески преувеличивали доблесть царя, отвагу и многочисленность состоящих в его войске народов, находя доверчивых слушателей в тех, кто был охвачен таким же страхом. Сам полководец, прекратив сопротивление и забросив все свои обязанности военачальника, снова отправил к Корбулону гонцов, умоляя его прийти как можно скорее и спасти значки, орлов и все то, что еще оставалось от несчастливого войска: они же, пока живы, будут верны своему долгу.
12. А Корбулон, оставив часть войска в Сирии для удержания построенных на Евфрате укреплений, бесстрашно прошел кратчайшим путем, и вместе с тем по местам, где было достаточно продовольствия, сначала в Коммагенскую область, затем в Каппадокию и, наконец, к армянам. Помимо всего, что нужно ведущему войну войску, его сопровождало большое число нагруженных пшеницей верблюдов, чтобы, отражая неприятеля, у него было чем отразить и голод. Из потерпевших поражение от Вологеза первым встретился Корбулону центурион примипилов Пакций, а затем и множество рядовых воинов; всех их, какими бы причинами они ни пытались оправдать свое бегство, полководец убеждал возвратиться к своим значкам и молить Пета о снисхождении: сам он милостив лишь к победителям. Не забывал Корбулон и своих: он обходил легионы, обращался к ним с увещанием, напоминал об их былых подвигах, призывал покрыть себя новою славой. Наградой за их воинский труд будут не армянские деревни и города, а римский лагерь, и в нем два легиона. И если рядовым воинам за спасение римского гражданина сам император[2] как особое отличие вручает венок, то каков и сколь велик будет почет при таком числе спасителей и спасенных! Всем внушали бодрость подобные речи (а были и такие, кого подгоняла и распаляла опасность, в которой пребывали их братья и родственники), и они днем и ночью ускоренным шагом безостановочно продвигались вперед.
13. Тем настойчивее Вологез теснит осажденных, бросает своих то на вал, оплот легионов, то на крепость, служившую убежищем для неспособных носить оружие, и подступает к ним ближе, чем в обычае у парфян, рассчитывая этою дерзостью выманить врага из-за укрытий. Но воинов с трудом можно было извлечь из палаток, и они только обороняли укрепления, часть — выполняя приказ полководца, другие — из трусости или ожидая прибытия Корбулона, и на случай, если бы их одолел неприятель, имея в запасе примеры, оставленные поражениями в Кавдинском ущелье и под Нуманцией: да и неодинаковы силы италийского племени самнитов и парфян, соперников Римской державы. Даже воины доблестной и прославленной древности, когда судьба отворачивалась от них, не считали зазорным заботиться о своем спасении. Под давлением охватившего все войско отчаяния Пет составляет свое первое письмо к Вологезу, не смиренное и не просительное, но содержавшее в себе как бы жалобу: Вологез начал военные действия из-за армян, всегда пребывавших под властью римлян или подчиненных царю, избранному для них императором; мир одинаково полезен для обеих сторон; пусть он, Вологез, не обольщается настоящим; сам он обрушился всеми силами своего государства на два легиона; но весь остальной мир в распоряжении римлян, и он поможет им в этой войне.
14. На это Вологез, не коснувшись существа дела, ответил, что он должен дождаться прибытия своих братьев Пакора и Тиридата; это место и время он назначил для совещания с ними о дальнейшей судьбе Армении; но боги даровали им достойную Арсакидов честь принять вместе с тем решение и о римских легионах. После этого Пет снова послал гонцов к Вологезу, прося о свидании с ним, но тот приказал отправиться для ведения переговоров своему начальнику конницы Вазаку. Пет говорил о Лукулле, Помпее[3] и о том, что сделано Цезарями для овладения Арменией и для передачи ее царям, назначаемым Римом, Вазак — что мы лишь призрачно владели и распоряжались Арменией, тогда как действительная власть была у парфян. Наконец, после долгих споров для засвидетельствования условий, на которых они пришли к соглашению, на следующий день привлекается адиабенец Монобаз. А договорились они о следующем: легионы освобождаются от осады, римское войско вплоть до последнего воина уходит за пределы армян; крепости и продовольствие передаются парфянам; по исполнении этого Вологезу обеспечивается возможность направить послов к Нерону.
15. Между тем Пет навел мост через реку Арсаний — она протекала перед его лагерем — под предлогом, что готовит себе переправу, но на деле по приказу парфян в память одержанной ими победы, и действительно он им пригодился, а наши ушли в другом направлении. Молва добавляла, что римские легионы были проведены под ярмом и претерпели другие унижения, начало которым было положено армянами. Так, они вошли в укрепления прежде, чем римское войско выступило из них, стояли вдоль дорог, по которым оно проходило, и, заметив некогда захваченных нами рабов или вьючных животных, опознавали их как своих и уводили с собой; они также отнимали у наших одежду, отбирали у них оружие, и запуганные воины уступали им, чтобы не подавать повода к вооруженному столкновению. Вологез, собрав в груду оружие и тела убитых, с тем чтобы это было наглядным свидетельством нашего поражения, не стал смотреть на прохождение нашего поспешно уходившего войска; удовлетворив свою гордость, он хотел, чтобы разнеслась молва об его умеренности. Через реку Арсаний он переправился восседая на слоне, а его приближенные — пользуясь силой коней, потому что ходили слухи, что из-за коварства строителей мост не выдержит тяжести; но решившиеся вступить на него убедились в его прочности и надежности.
16. В дальнейшем стало известно, что у осажденных продовольствие было даже в избытке, так что, уходя, они подожгли свои склады, тогда как парфяне, по словам Корбулона[4], остро нуждались в нем и, не имея к тому же чем кормить лошадей, так как трава была вытоптана, уже собирались снять осаду с римского лагеря, да и он сам находился не далее трех дней пути. Он добавляет, что Пет поклялся перед боевыми значками в присутствии тех, кого царь прислал быть при этом свидетелями, что ни один римлянин не вступит в Армению, пока не прибудет ответ от Нерона, согласен ли он на мир. И если это вымышлено с целью усугубить бесчестие Пета, то остальное не вызывает сомнений, а именно что за один день он преодолел расстояние в сорок тысяч шагов, бросая в пути раненых, и что бежавшие были охвачены не менее безобразным страхом, чем если бы обратили тыл, разбитые на поле сражения. Корбулон, встретивший их со своим войском на берегу Евфрата, не показал его во всем блеске, в сверкании значков и оружия, чтобы это различие в облике не было в укор вновь прибывшим. Опечаленные манипулы, сочувствовавшие участи своих сотоварищей, не могли сдержать слезы; плач едва позволил обоим войскам обменяться обычным приветствием. Отступили назад соревнование в доблести, домогательства славы — то, что волнует счастливых людей; над всем взяло верх сострадание, и в особенности среди низших по положению.
17. Последовал короткий разговор между полководцами: один выразил сожаление, что его поход оказался излишним, тогда как войну можно было бы завершить разгромом парфян; другой ответил, что силы их обоих сохранены в целости, достаточно повернуть орлов и сообща вторгнуться в пределы Армении, ослабленной уходом Вологеза. Корбулон возразил, что у него нет на это повеления императора; встревоженный угрожавшей легионам опасностью, он выступил из своей провинции, и так как намерения парфян ему неизвестны, он возвратится в Сирию; да и то нужно молить судьбу, чтобы истомленная долгим и трудным походом пехота поспела за свежей парфянскою конницей, имеющей перед собой ровную местность. Пет зазимовал в Каппадокии. А Вологез прислал к Корбулону гонцов с требованием уничтожить укрепления за Евфратом, чтобы тем самым эта река сделалась пограничною, какою она ранее и была; Корбулон, в свою очередь, потребовал очистить Армению от неприятельских войск. В конце концов царь уступил, и было срыто все возведенное Корбулоном на той стороне Евфрата, а армяне оставлены без властителя.
18. А в Риме между тем в ознаменование победы над парфянами посередине Капитолийского холма воздвигались трофеи и триумфальная арка; распорядившись об этом еще в самый разгар войны, сенат не остановил работ и позднее, так как стремление к показному блеску заглушало в нем веления совести. Да и Нерон, желая скрыть свое беспокойство о внешних делах и вместе с тем поддержать уверенность в обеспечении города продовольствием, выбросил в Тибр предназначавшиеся для простого народа и испортившиеся от длительного хранения запасы зерна. Не поднял он и цены на него, хотя почти двести кораблей уже в гавани было уничтожено неистовой бурей, а сто других, прошедших по Тибру, — внезапно возникшим пожаром. После этого он назначил трех бывших консулов — Луция Пизона, Дуцения Гемина, Помпея Паулина — ведать сбором налогов, предназначенных к поступлению в государственную
