11 марта 1917 года.
Финский залив.
Серые воды лупили в броневые пластины, накатываясь на клепанные обводы мрачными, свинцового цвета валами. Безоблачная высь над моей головой казалась бездонной, обрушивая на фуражки и палубу свет миллиардов далеких звезд. На востоке, грязной струной виделся Петроград, подернутый низкими, сизыми дымами. В обратной стороне, к закату, перед взором моим, широко раздаваясь в сторону к северу и, к югу, развертывался дивной лентой безбрежный водный путь. Он вел взгляд мой в Финский залив и далее, к Балтийскому морю, где за свинцовыми водами стояли Хельсинки и Свеаборг, Аланды и шведский Стокгольм. Льда не было там, на западе. Лед сковывал наш путь впереди.
Балтийский флот, основа мощи и морского величия Российской Империи пять месяцев в году был намертво скован льдами. На зиму, часть осени и весны, западный берег Ботнического залива, Финский залив и Невская губа покрывались незыблемыми торосами, не давая прохода судам.
В мирное время корабли вставали на Большой рейд Кронштадта сразу по завершении летней кампании — то есть в сентябре-октябре, втягиваясь в главную военно-морскую гавань, разоружались и оставались мирно спать на всю зиму, до следующей весны. В военное время все изменилось — ходили столько, сколько возможно, почти до конца ноября. Однако в зимние месяцы, вне зависимости от настроения командиров броненосных эскадр, воды вблизи Питера сковывались иною броней — ледяною.
Беды в этом не было. В плане большой политики казалось обидным, что могучий океанскийический флот России отстаивается в портах, однако в тактическом смысле, оледенение прибрежных вод столицы Империи никак не влияло на ведение боевых действий на море. По словам сопровождавшего меня адмирала Нилова, стратегическое применение сил России в ходе Великой Войны ограничивалось стоянием в гаванях и обороной рубежей, в соответствии с оперативными планами, утвержденными еще в 1907–1914 годах и разработанных с учетом реального соотношения сил на Балтике.
Иностранные державы тех лет страдали «дредноутной лихорадкой» — созданием гигантских эскадр, и мимо России дорогостоящая эпидемия не прошла. Работы по постройке кораблей шли с полным напряжением сил и ресурсов. Морской министр адмирал Григорович добился доверия Государственной думы, и огромные кредиты, отпущенные на выполнение программы, поглощались Морведом с выдающимся аппетитом.
На Балтике была создана Центральная минно-артиллерийская позиция, идея сражения на которой стала основой применения сил Балтфлота.
Позиция располагалась в Финском заливе в районе между Ревелем (будущий Таллинн) и Гельсинфорсом (будущий Хельсинки). Одним флангом линия опиралась на укрепления Поркала-удд, другим на крепость Петра Великого, сиречь сам город Ревель. В случае прорыва германского флота, водное пространство между указанными укреплениями засыпалось тысячами мин.
В районе Моозундского архипелага Центральную оборонительную позицию дополняла Передовая позиция между островом Даго и полуостровом Гангэ, а также — «Тыловая позиция», по меридиану острова Гогланд. Таким образом, подступы к столице для неприятельского флота надежно перекрывались, и ни одно вражеское судно в принципе не могло оказаться в водах Невской губы. Русские превратили Петроград в неприступную крепость. В то же время, я не был склонен рассматривать последнее утверждение как догму.
В начале двадцатого века существовало два технических средства, способных перемещать крупные военные силы быстро и на дальние расстояния — железная дорога и флот. Первое оказалось не доступно, что делало выбор необычайно простым.
Навигация в Финском заливе согласно данным Нилова заканчивалась в ноябре и начиналась в апреле[11]. Но только для боевых кораблей. Гражданские суда кочевали между Питером, Ораниенбаумом, Ревелем, Кронштадтом и Гельсинфорсом в марте и даже ранее.
Благодаря ледоколам!
Сутки до описываемых событий.
Поздний вечер 10 марта 1917 года.
Ревель, гавань Балтфлота.
При мысли о ледоколах в голове возникало видение стальных титанов, бредущих сквозь ледяное поле по северному Ледовитому океану. Мрачные железные монстры наползают на белую твердь, раскалывая глыбы величиной с дом чудовищной массой. За тушами разрубающих лед гигантов, вереницей ползут торговые караваны…
В Ревельской гавани, однако, Нилов показал совершенно иное. Я увидел перед собой несколько неброских судов, напоминающих буксиры или даже рыбацкие шаланды. Выкрашенные в красный цвет ниже ватерлинии и смотрящие облупленной черной краской выше, с рулевой рубкой, похожей на ржавый лифт, и одинокой трубой, кособоко указывающей на хмурые облака, суденышки не производили впечатления, но казались приземистыми и выносливыми.
По пути в Ревель адмирал рассказывал мне, что первый в мире ледокол, был создан как раз для увеличения срока навигации по Финскому заливу, по указанию русского судовладельца Михаила Бритнева в далеком в 1864 HYPERLINK 'http://ru.wikipedia.org/wiki/1864' o '1864' 1864 году.
В Кронштадте небольшому пароходу «Пайлот», принадлежащем Бритневу, срезали нос под незначительным углом к линии киля, в результате чего судно могло наползать на лед и ломать его своей тяжестью. В некотором смысле идея была не нова, за образец Бритнев взял форму торосных лодок, применяемых поморами в далеком средневековье.
22 апреля 1864 года первый в истории ледокол, впервые вышел на пробу в Финский залив, пройдя из Кронштадта в Ораниенбаум. Осенью того же 1864 года знаменитый в будущем русский адмирал Макаров писал по этому поводу:
Передо мной сейчас стояло три ледокола, наследников легендарного «Пайлота»: «Ермак», «Волынец» и «Тармо». Справа и слева от ледоколов, на рейде, как на параде, выстроились стальные красавцы Балтийского флота — знаменитые линкоры «Слава» и «Андрей Первозванный», «Император Павел I» и ветеран Цусимского боя, блистательный «Цесаревич». Чуть далее, в сторону к бескрайнему водному полю, сверкали стальными бортами новейшие «Гангут» и «Полтава», «Петропавловск» и «Севастополь». По обе стороны от чудовищных туш линкоров курили в небо легкими прозрачными дымками крейсера, эскадренные миноносцы, плавучие краны, минные заградители, транспорты. Тут и там, между могучих гигантов прятались баркасы и паровые катера.
Непенин, в гости к которому спешили мы с Ниловым, находился в чине вице-адмирала. В отличие от Нилова он являлся не царедворцем, а руководителем страшной военной силы, именуемой русским Балтийским флотом, и чтобы осуществить задуманное, нам следовало явиться к нему.
Обдумав ситуацию, я решил не телеграфировать о прибытии заранее. Отставки последней недели миновали вице-адмирала, и я надеялся, что фокус, который прошел с Бонч-Бруевичем, получится и с Непениным. Командующего Балтфлотом нельзя было считать откровенным заговорщиком как Рузского или Алексеева, но он
Спрыгнув с подножки «царского автомобиля», который до этого времени бесполезной ношей хранился на бронепоезде, я подошел к будке КПП, предваряющей въезд на территорию порта. Вслед за мной из авто
