Мальчонка покосился на меня одним глазом.
— А ты умеешь?
— Будут бородавки — придешь, проверишь. — сухо ответила я.
Не хватало еще, чтоб такие шкеты в моем умении сомневались.
— Да не сводить. — прыснул Гансик. — Я же знаю, что ты Клауса-трубочиста от них вылечила. Насылать.
Мндя, герр Шорнстейнфегер и впрямь год назад напоминал жабу, вследствие чего жена собиралась давать ему полную отставку. Не могу сказать, что без бородавок он стал сильно красивее, но хотя бы похож на человека.
— Умею. — вздохнула я. — Даже все утро думала, не наслать ли этакое счастье на одного нехорошего человека.
— Знаю я этого нехорошего человека. — фыркнул мальчишка. — Не иначе тот Гейнц-гуртовщик из Альтенкирхе, что последнюю неделю поблизости крутился. Его молочница Элиза у тебя увела. Между прочим, так ей и надо! На улице говорят, что Гейнц часто пьет по черному, и девушек своих колотить начинает. Гнилой человек, чес слово! Даже нищий Йохан ему не доверяет.
Да уж, это аргумент, однако. У Йохана на людей чутье, как у собак на мясо. Интересно, и почему я про своих бывших ухажеров такие подробности последней узнаю? Предупреждал бы хоть кто, что ли… Ну, да, конечно — так я, дура, кого и послушала.
— Ты из-за него не расстраивайся. — продолжал меж тем Гансик. — Этот крендель тебе в женихи — ну никак.
— Ну, еще скажи, что вырастешь, и сам на мне женишься. — не то, чтобы я расстроилась, но съязвить сочла необходимым. Не хватало еще, чтоб мое разбитое сердце соседские малолетки склеивали.
— Я не успею. — вздохнул Ганс. — Ты раньше замуж выйдешь.
— Это за кого же интересно? — порой взрослая и безошибочная логика этого мелкого ехидины меня поражает. — Что-то не наблюдаю очереди из желающих.
— Это потому, что ты в лавке все время сидишь, и ничего-то не знаешь! — торжественно произнес мелкий. — А к нам в город, между прочим, приехал настоящий медикус и алхимик! Бургомистр предложил ему у нас поселиться, и тот, вроде как не отказался. Красивый, стройный, умный, холостой — хватай, пока не увели.
Вот откуда у восьмилетних пацанов такие познания берутся?
— Алхимик? — обречено переспросила я. — Невысокий, темноволосый, с глазами цветом аки василек?
— Ага. — кивнул Гансик. — Откуда знаешь?
— Встречались уже. — ох, ну что за невезуха-то такая? Конкурентов мне только в нашем городишке и не хватало. — Понимаешь ли, алхимики, они… Они всё свой философский камень ищут, так что на женщин им с высокой колокольни наплевать. Не интересно, ну конечно и некогда. Да и на кой оно мне? Была я уже замужем…
Елочки пушистые, да что у меня за день откровений такой сегодня?
Марко был самым молодым, и единственным симпатичным десятником в отряде ди Валетты. Высокий, статный, смуглокожий, с черными, словно ночь, глазами — по нему сохли девки везде, куда только не приходили кондотьеры. А приходили мы много куда.
Дела капитана в те времена шли превосходно. Удача сопутствовала старому лису, он ни разу не нанялся к проигравшей стороне, умело маневрируя умудрялся избегать серьезных столкновений, споро поспевал на грабеж, и смог позволить себе увеличить отряд до сотни копейщиков и трех десятков кавалерии. Он даже нанял гадалку и боевого мага. Маг был, прямо скажем, так себе. Слабенький. Пара мелких молний, да магический щит были пределом его возможностей. Еще он наколдовывал амулеты на все случаи жизни, но что-то я не замечала, чтоб они кому-то помогали. Впрочем, маг был скорее оружием психической атаки и показателем успешности капитана, чем серьезной боевой единицей.
Хельга, которая и сама была спецом по талисманам, пообщалась с магом, затащила разок его в постель, и больше он свои поделки не изготавливал. Для солдат нашего отряда, по крайней мере. А вот с гадалкой у моей наставницы вышла настоящая вражда, плавно переходящая во взаимную ненависть. Невозможно знать и уметь все, тем более — все хорошо. А вот фрау Хельга мнила себя во всех областях ведьмовского мастерства светочем и истиной в последней инстанции. Желающих поспорить, обычно, не имелось, хотя гадала, например, она прямо отмечу, погано.
Так что, если мага-мужчину она еще согласна была терпеть, появление гадалки расценила как плевок себе в лицо. Ума не цапаться с капитаном ей хватило, но вот на бедную старушку Франсуазу Хельга ополчилась со всей неистовостью своего пламенного сердца и вредного характера. Вражда доходила, порой, до смешного — так, например, мне было строжайше запрещено приближаться к палатке Франсуазы и разговаривать с ней, причем под предлогом того, что «порядочным девицам, особенно входящим в брачный возраст (было мне тогда уже тринадцать лет) никак невозможно общаться со всяким отребьем, проходимцами и шарлатанами, как эта…» — далее следовал такой набор эпитетов, каковой, как раз, порядочной девице- то слушать и не пристало.
Впрочем, надо отдать моей наставнице, прыщ ей на шею, должное: несмотря на то, что у кондотьеров в отряде царили достаточно вольные нравы, Хельга, гоняла от меня мужиков так, словно она была наседкой, я яйцом, а они — хищники повышенной прожорливости, так что того, кто рискнул бы распустить руки… Скажем так, ему вряд ли кто позавидовал бы. По молодости лет я предполагала банальную ревность старухи к молоденькой фрёкен, однако оброненная однажды Хельгой фраза, «мы тебя, детка, обязательно выдадим замуж за приличного мужчину», заставила призадуматься как над мотивацией ее поступков, так и над собственным будущим.
Собственно, о грядущем замужестве я даже и не помышляла. Кто, спрашивается, какой идиот, возьмет в жены девку из кондотьерского обоза? Да никто. Однако я знала свою, дай ей Вышний лишая, наставницу. У Хельги слово и дело расходились настолько редко, что можно сказать — никогда. Шутить на такую тему она бы тоже не стала.
Поразмыслить над словами Хельги, правда, мне удалось не сразу. Фраза была произнесена в непосредственно близости от Франсуазы, которая, поглядев на нас своими белесыми глазами выдала убойный ответ: «Это кондотьеры — приличные мужчины? Да ты с ума сошла, Хельга».
Далее женщины сцепились между собой в словесной перепалке по принципу «А ты кто такая?!!», после чего, о чудо, не вцепились друг другу в волосы, как не раз уже бывало (Франсуаза, хоть и старуха, тот еще фрукт была), а решили соревноваться в гадальном мастерстве, причем прямо там, на месте. Дело происходило в оживленном трактире, так что тут же собралась толпа любопытствующих, и началось яростное битье об заклад.
Обе соревнующиеся уселись, — невиданное дело! — за один столик, извлекли те из гадальных принадлежностей, что у них были с собой, и началось…
Сначала к столику прорвался трактирщик.
— Шесть пфеннигов. — заявила Франсуаза.
— Семь. — ответил тот. — Три тебе, три твоей сопернице, один мне, как хозяину, и гадание бесплатно.
— Не больше трех вопросов на таких условиях. — ответила Хельга. — Тебе в том числе.
— Идет. — радостно ответил бочкообразный трактирщик. — Мне и нужен-то ответ на один вопрос всего.
— Тогда проверь их, не мошенницы ли. — крикнул кто-то из зрителей. — Ты хозяин, тебе и ответ держать, если что.
— Верно. — степенно кивнул трактирщик, не обращая внимания на то, как перекосились на «мошенниц» Хельга и Франсуаза. — Твоя правда. Ну-ка, бабоньки, сколько у меня детей?
«Бабоньки» быстро раскинули карты, руны и кости.
— Трое. — первой ответила Франсуаза.
— Семеро. — произнесла Хельга.
— Точно. — хмыкнул трактирщик. — Трое.
— Так ты только про законных детей спрашивал? — удивилась моя наставница.
— Мужи-и-и-ик. — задумчиво произнес кто-то из публики, а трактирщик горделиво улыбнулся.
— Ну-с… — трактирщик потер подбородок. — Верна ли мне моя жена?
Хельга и Франческа быстренько повторили гадание.
— Да. — ответила Франческа.
— Как Вышнему. — сказала Хельга. — В которого она, впрочем, не верит.
В зале поднялся шум. Неверие — одно из самых страшных преступлений во всей Аллюстрии, какое курфюршество ни возьми
— Я из Свененланда. — раздался от входа в кухню голос хозяйки, светловолосой, пышногрудой, и ОЧЕНЬ крепкой женщины. — Там свои боги, это, вероятно, гадалка и имела в виду. На это ей указали знаки.
— Радость моя, ты как всегда, безошибочна! — воскликнул трактирщик. — Все слышали? Моя жена не еретичка, это гадалка так прочитала свои знаки, и, по-своему, прочитала верно!
Ехидно перекошенную физиономию Хельги, похоже, заметили только я, и трактирщица.
— Добавлю. — Хрипло произнесла Франсуаза. — Твоя жена благородного рода.
— Брешешь. — крикнул кто-то. — Не отдадут благородную за трактирщика!
Хозяйка трактира быстро прошагала к здоровенному мужику, который, похоже, это сказал, и отвесила ему изрядную оплеуху, заставившую того покачнуться.
— Я дочь ярла, Корки Свендельсона, и в моих краях нет позора дочери ярла выти за трактирщика! — гордо вскинула подбородок хозяйка, и, на миг смягчившись, обвила рукою своего супруга за талию. — Тем паче, если он, сватаясь, доказал свое мужество, поговорив с Костистой Ведьмою.
Трактирщик широко развел свои плечи и улыбнулся так, что все поверили — этот мог ради невесты пойти на что угодно.
— Третий вопрос. — напомнила Франсуаза.
— Да. — встрепенулся трактирщик. — Иметь ли мне дело с гостем из Альдегьюборга?
— Да.
— Нет.
Они ответили одновременно.
Вперед быстро протиснулся какой-то худой мужичонка.
— Который вопрос был тот, про который он говорил, что это единственный? — быстро произнес он и положил на стол семь пфеннигов.
Соревнующиеся опять раскинули свои инструменты:
— Третий. — уверенно ответила Франсуаза.
— Второй. — Хельга хмыкнула.
Трактирщик с женой, за время гадания, успели исчезнуть, так что спросить оказалось некого.
— Ла-адно…
И понеслось. Какие только вопросы им не задавали, причем получалось, что Франсуаза всегда отвечает правильно, но ответы Хельги были куда интереснее. На вопрос «Кто родится у моей дочери?», например, она уверенно изрекла, что первым будет сын, а на глумливы хохот своей соперницы, заявившей, что девочке всего десять лет (это оказалось истиной), Хельга удивленно изогнула брови и совершенно спокойно ответила: «Это не навсегда, дорогуша. Когда-то придется и рожать».
