Тюрьма для Господа Бога

которого он назвал главную звезду в своем единственном на данный момент частном кластере. Мир этот звался «Каталаун». Мир без Корпорации…

Триста шестьдесят лет – ничтожный срок для Бога и огромный для примитивной твари, которой является человек. Население созданных Гором миров ничтоже сумняшеся почитало его Божеством, Абсолютным и Единственным в своем роде (что было неправдой), Творцом вселенной и Создателем их миров (что вне сомнений являлось истиной). Однако сам Гордиан Рэкс всегда знал, что собой представляет.

В своей прошлой жизни он был мастером фехтования. Не Мастером с большой буквы, великим ратоборцем или прославленным бретером, а скромным учителем фехтования где-то в провинции. К сожалению, воспоминания Гора о том периоде оставались весьма туманны и расплывчаты – сказывалось отсутствие пси-способностей, инициированных в нем лишь в момент воскрешения. А с вереницами лет, пробежавших между тем мгновением и сегодняшним утром, эти воспоминания истончились, превратившись в смазанные отрывки. В отзвуки голосов и блики. Истертые, как кадры старого, забытого всеми фильма.

По большому счету это не имело значения. Ибо Гордиан Рэкс являлся практичным (существом?) и старался жить своим сегодняшним днем, или, учитывая принципиальное бессмертие демиургов, – своим сегодняшним столетием, и не углубляться в тайны метафизики или самопознания. Однако воспоминания о прошлой жизни, настоящие или нет, будоражили его Ка, как ничто другое. Возможно, именно поэтому, каждый свободный день, а после достижения вершин карьеры их теперь у него было более чем достаточно, Гордиан старался проводить в своем тренировочном зале.

Рапиры и даги, тяжелые двуручные мечи и отлично сбалансированные «полутораручные» бастарды, опасные эстоки и хитроумные фламберги, хищные секиры и изящные трехгранные шпаги с замысловатой оплеткой эфеса – все это занимало теперь львиную долю его досуга.

Его старые коллеги, знавшие Гора еще со времен работы «полевым» коммивояжером, называли его «Харсомт» в честь любимого клинка Гордиана – великолепного длинного копеша с рукоятью, выделанной акульей кожей, и с позолоченным лезвием, отлитым (именно отлитым, а не выкованным) из ишед-оливина, так называемого «твердого золота» – искусственного металла, созданного Нуль-Корпорацией для бронирования космических станций и кораблей.

«Харсомт» – имя любимого оружия, пусть и антикварного, почему-то звучало для Гора восхитительной музыкой. Призывно и звучно. В устах соратников по работе это означало «клинок». И он гордился этим прозвищем, как бы его увлечение ни воспринимал весь остальной мир.

Однако демиурги Нуля, то есть акционеры «Корпорации Нулевого Синтеза» и владельцы собственных карманных миров, с которыми мистер Гор стал якшаться не так давно (собственно, после того как сам стал демиургом), называли его немного иначе.

Палач…

Гордиан Рэкс стал демиургом после известной операции на Седане, когда почти после ста шестидесяти лет преданной службы он дорос до должности диадоха кластера. В тот памятный год массовое движение автохонов, возглавленное их уродливой молодежью, вспыхнуло сразу на нескольких планетах Седана. Они вышли на улицы своих нечеловеческих поселений, не желая принимать тиранию Нуля и требуя равных прав с Человеком. И большинство соседей – людей-колонистов, проживающих в Резервации, – поддержало их в этом!

Ответ Нуль-Синтеза был безжалостным и эффективным. В течение трех дней планеты «чужих», охваченные движением, были зачищены до состояния кладбища. Двести нечеловеческих рас были уничтожены до последней особи, а всякая информация, содержащая код их генотипа, – стерта из глобальной Сети. Несколько миллионов людей-колонистов были расселены по ближайшим мирам. Звезды кластера, вокруг которых вращались мятежные планеты, были аннигилированы.

На четвертый день инцидента только облака радиоактивной пыли, в окружении безжизненных планет, лишенных даже океанов и атмосферы, вращались на месте, где еще недавно бурлила жизнь, сновали космические челноки, а межзвездное пространство озарялось светом тысяч переполненных небоскребами городов.

Гордиан Рэкс, диадох Седана, продемонстрировал тогда всему бесчисленному сонму миров, что гнев Корпорации может быть ужасающе страшен, а карающая длань – неимоверно тяжела.

И поэтому имя его отныне звучало как проклятие.

Беспрекословно и точно выполнив чудовищные распоряжения Правительства Корпорации, он подвергся немыслимым нападкам прессы и удостоился ненависти всей мыслящей части человечества. Пораженные видимой решительностью и очевидной для общественного мнения жестокостью столь юного губернатора (сто шестьдесят лет – смех), уцелевшие беженцы окрестили Гордиана «палачом». Их вой подхватили СМИ – и вот, с легкой руки газетчиков, во всех обитаемых мирах Нуля его называли теперь не иначе как «убийца» или «седанский палач».

Для прекращения этих нападок, а также в качестве воздаяния за преданность, Гор был отозван со службы и досрочно выведен на пенсию. Как лицо, занимающее одну из высших командных должностей, он получил в собственность так называемый «ветеранский гонорар», то есть стандартный пакет акций Нулевого Синтеза, в мгновение ока сделавший его одним из демиургов Нуля, акционером этой вселенской структуры и фантастическим рантье. Немыслимо богатым человеком и полубогом собственного карманного мира!

Безусловно, Корпорация умела вознаграждать своих «псов».

* * *

Впрочем, никто из демиургов, с которыми Гордиан встречался в клубе, не смели называть его палачом открыто. Еще бы, жуткая слава внушала им уважение. Однако Гор знал, что за глаза его именуют именно так. Кроме того, особый блеск его кровавой репутации «истребителя чужих», вопреки всякому желанию самого Гордиана, придала способность эффектно обращаться с мечом и топором, которую он, не подумав, однажды продемонстрировал паре демиургов в тренажерном зале их клуба.

После нескольких впечатляющих финтов, выполненных Гором с помощью топора в левой руке и огромного палаша-хайландера в правой, отвратительное прозвище закрепилось за ним навсегда.

Гор-Палаш или Гор-Палач – так вскоре он стал именоваться даже в списке спортивной команды своего клуба.

На самом деле, мистер Рэкс не был кровожадным чудовищем, ненавидевшим чужих, и никогда ранее не выполнял карательных функций. Приказ на зачистку планет кластера Седан был принят в самых верхах правления Нуль-Корпорации и подписан лично Верховным Стратегом Нуля, утвержден Ареопагом Нуля и не отвергнут Учредителем.

«Нулевой Синтез» был жесткой структурой, и поддержание дисциплины на подконтрольных ей территориях и в рядах сотрудников проводилось железной рукой. Правила были суровы, и после ста шестидесяти лет службы диадох Гор четко осознавал, что отказаться от выполнения приказа он не имеет ни права, ни возможности.

Ибо «отказавшиеся» – утилизировались: во Вселенной, где люди и миры создаются искусственно, гуманизм не был в большой цене.

Став демиургом ста шестидесяти лет от первого воскрешения – возрасте, немыслимо молодом для подобного богатства и власти, Гордиан Рэкс оказался внезапно для себя на самой вершине социальной пирамиды. При этом он отчетливо (видимо, в силу «юного» возраста) отличался от большинства себе подобных.

Умудренная опытом и впечатлениями десятков и сотен тысячелетий, львиная доля демиургов смотрела на него снисходительно, как на необычайного везунчика, и даже, пожалуй, выскочку. Большую часть своего времени эти существа (право, их трудно назвать «людьми») предпочитали проводить в собственных кластерах – частных мирах, предаваясь отдыху и извращенным развлечениям, упиваясь своей абсолютной властью над рабами и вассалами, устраивая охоты на людей и оргии с тысячами наложниц.

Осознав свои новые возможности, Гор также немало времени (особенно в первые десятилетия своей, оплаченной Нулем, псевдобожественности) посвятил оргиям и множеству других экзотических удовольствий. В собственной, только что созданной им мини-вселенной. Однако он никогда не развлекался пытками и убийством людей, даже зная, что каждый из убитых и замученных им рабов будет впоследствии воскрешен, чтобы вести свою никчемную и сытую обывательскую жизнь иждивенца НС в одном из продвинутых кластеров Корпорации.

Будучи слишком «юным» для настоящего демиурга, Гордиан еще не преодолел в себе тягу к настоящей