экс-демиурга, сбил на землю и принялся остервенело топтать и рвать голыми руками.
Гор схватился за шпагу, но достать ее конечно же не смог – слишком тесно, да и на руки навалилось по нескольку человек сразу. Краем глаза он увидел, как тело Бранда слетело с лошади, а несчастного патрульного гадгедлара, пытавшегося убежать, толпа настигла и также повалила на землю.
Дальнейшее он уже не мог ни описать, ни вспомнить, поскольку со всех сторон на него сыпались бесчисленные и жестокие удары. Кулаком в лицо, ногой в зад и в спину, коленом под дых. Задыхаясь от кулачного града, Гор почувствовал, как теряет сознание и начинает тихо соскальзывать в глухой обморок, но тут чья-то сильная рука дернула его за ворот. Ноги Гордиана немного приподнялись над землей, и он увидел перед лицом вздутый бицепс обхватом со ствол дерева: Бранд, старина, это он!
Тут еще раздались выстрелы. Дергаясь и давясь хлынувшей из разбитого носа кровью, Гор приподнял голову и увидел, как с разных концов улицы к месту митинга привлеченные залпами его пистолей спешат вооруженные патрули, на ходу вскидывая мушкеты и стреляя по митингующим. Пораженная с разных сторон не столько картечью, сколько видом многочисленных спешащих на расправу стражей порядка, толпа медленно спала и откатилась, исчезая в темных подворотнях и узких переулках ночного Бургоса.
Держащая Гордиана могучая рука снова его встряхнула.
– Ну что, – сказал Бранд весело, – ты живой, братишка?
– Угу, – пробормотал Гор, глотая кровавые сопли, – благодарю за спасение. Ты бы поставил меня, а?
Бранд разжал пальцы, и Гор с размаху хлопнулся на землю, ушибив колено и чуть не свалившись на бок. Вот дерьмо!
Бранд между тем огляделся.
– Ты домой меня тащил, что ли? – спросил он.
– Не, на живодерню. – Гор со злостью потер ушибленное колено.
– Поня-атно. А что не разбудил?
– Да тебя добудишься, алкоголик хренов.
Бранд вздохнул.
– Это ты зря, брат, – сказал он серьезно, – я не алкоголик. Я спортсмен. Чемпион авеналий между прочим! Просто пиво тут поганое… если выпить много.
Экс-демиург молча подивился странной логике могучего боссонца, потом, пошатываясь, встал и хлопнул здоровяка по плечу.
– Ладно, – сказал он примирительно, – правда, спасибо тебе, а то запинали бы меня, ей-богу. Кстати, уже почти три часа ночи. Пора бы и в казарму, надо выспаться. Завтра, чую, денек тот еще будет.
– Ассамблея, будь она неладна, – проворчал Бранд.
– Точно, – подтвердил Гор, – а знаешь, Бранд, что я еще чую, кроме того, что нам надо спать?
– И что же?
– Что завтра на Ассамблее будет много интересных лиц. В том числе и тех, кого мы сегодня видели впервые.
– Ты гадгедларов имеешь в виду?
– Если бы только их, брат, если бы только их!
Так, разговаривая, мятые, но протрезвевшие, они медленно побрели к казармам. И хотя война кончилась два месяца назад, в этот день оба четко осознали одно: самая страшная битва – с собственным освобожденным народом – еще ожидает их впереди.
Гордиан усмехнулся. Свобода, этот величайший из всех призов, отвоеванный ими для сервов планеты мечом консидория и штыком мушкетера, внезапно и неожиданно стала тяжким грузом, обременяющим армию, названную в ее честь, более, нежели тяготы походов и потери в сражениях. Свобода для жителей огромной страны принесла с собой и огромную ответственность – всем, кто за нее сражался и умирал, начиная с виликов Совета и кончая последним солдатом, ночующим в окопе. Свобода давила на плечи достигших ее людей всей своей немыслимой ношей.
«Да, идея всеобщего освобождения благородна и необъятна, – подумал вдруг Гор, – она прекрасна, священна, велика и… И слишком сложна, чтобы народ – не армия, не вилики, а именно все население – смогло ей разумно распорядиться».
Что ждет их завтра на площади?
Вспоминая многочисленные трофеи, что доставались армии после кровавых сражений этой ужасной войны, он стиснул зубы и помотал головой.
«Свобода – это добыча безумцев! – бились в нем мысли. – Сокровище, оплаченное телами убитых и доставшееся убийцам».
Глава 6
Господин Уитанагемот
Трэйт смотрел на бушующую огромную площадь, по слухам – самую большую площадь этого мира, с крыши ратуши, где разместился его оперативный штаб. Несмотря на мрачные мысли и сведенные в линию густые, тяжелые брови, сердце его трепетало. Если не от восторга, то от величия и символичности того зрелища, что сейчас разворачивалось перед ним.
Огромная площадь перед великолепным зданием дворянского собрания, где король в былые годы собирал Генеральные Штаты, теперь полнилось контингентом, от которого у порядочного шательена волосы вставали дыбом.
Сервы.
Сервы – враги короля!
Их было много. Обширные Эшвенские марки насчитывали сотни городов и сотни тысяч поместий. От каждого пришел представитель с несколькими десятками спутников, чтобы добраться в столицу через весь кипящий грабежами и насилием континент. Здесь собрались люди из пышного Солимбриона и далекой Утрики, Северной Бронвены и цветущей Литавры. Люди из Тысячеградья и из Приморской марки, люди из Карабана и люди из Катриша. Почти двести тысяч человек, включая жителей Бургоса, явились на Ассамблею, чтобы выразить свое мнение по поводу будущего устройства государства освобожденных рабов.
Разумеется, такое количество делегатов, по определению, не могло втиснуться ни в одно из стоящих на площади зданий. А посему внутрь Дворянского собрания впускали только представителей крупных городов с верительными грамотами для регистрации, а все остальные (то есть уже зарегистрированные или не имевшие верительных грамот делегаты) толпились бескрайней аморфной массой на каменной брусчатке перед зданием собрания и на десятках соседних улиц. Наверное, даже если бы все оставшиеся после весенней кампании жители многолюдных городских кварталов в этот день вышли на улицы, их вряд ли оказалось больше, чем прибывших в город делегатов со всей страны.
В отличие от маршала Трэйта, рассматривавшего площадь, пожалуй, с самой лучшей из возможных точек, Апостол Свободы, падший бог, а по совместительству мушкетерский полковник Гордиан Рэкс протиснулся на площадь с трудом и далее сквозь толпу – к главному зданию.
Он шел с Никием и почти взводом своих мушкетеров и, только благодаря такому «силовому» сопровождению, усиленно работающему локтями и прикладами, смог пробиться сквозь спрессованные человеческие ряды. Хотя народ вокруг собрался сплошь незнакомый, многие в толпе уже узнавали его. Еще бы – знаменитость, почти легенда! Замечая Гордиана, люди радостно приветствовали его, но не расступались, а, напротив, лезли знакомиться. Гор улыбался, кивал, отвечал что-то невпопад и упорно двигался вперед.
Познакомимся после, есть дела.
Возле здания собраний давка в толпе достигла такой степени, что было просто не продохнуть, но люди все лезли и лезли, протискиваясь вперед, поближе к основному месту событий. Тем не менее Гор смог продвинуться к фасаду, где за ночь сколотили импровизированный помост для главных чинов Армии Свободы и высокую деревянную трибуну – для выступающих.
Тут уже сидели лидеры восстания.
Ближе всех к трибуне на помосте находились сам Циллий Абант – преседатель действующего Совета виликов, новый префект Бронвены Астоний Фотий, назначенный комендантом Бургоса вместо королевского сенешаля, генерал Либер Рихмендер, а также специально прибывший из Кербуля наместник Боссона
