— Это почему же? Условия одинаковы для всех! — возразил Бен, а Афинодор горячо поддержал. — Мы еще не знаем, что вы там в своем мире могли натворить. Почему-то в наше время выкинуло именно вас.
Так же слабо Желько проговорил, что в таком случае он пойдет первым. Раздевать его не стали, даже на глазок было видно, что таких исхудалых боссов нужно, по крайней мере, четверо, чтобы заткнуть дыру.
Когда раздевалась Полина, Бен заметил, что Афинодор подглядывает, и постарался усовестить.
— Это самая красивая девушка, которая у нас работает, я всегда мечтал увидеть ее голой, — шепотом признался Афинодор. — Ты не подумай, я с чисто эстетических позиций. Я уже стар.
— Судя по твоим топорщащимся штанам, ты еще и чересчур скромен, — неодобрительно сказал Бен.
Целостность штанов Афинодора подверглась еще более нешуточным испытаниям, когда разделась Вера Хан.
— Не расстраивайся так! — по-дружески посоветовал Бен.
— На себя погляди! — огрызнулся дед.
Действительно, в очередной раз убедившись насколько привлекательны плавные обводы фигур двух самых обворожительных женщин, которых он когда-либо знал, Бен и сам не смог сразу раздеться.
Подойдя к арке, он преодолел внутреннее сопротивление и полез за вонючую кривоноговскую спину. Сначала дело шло туго, а когда тела слегка развалились, пропуская его вглубь, он едва не заорал от внезапности. Его трясла дрожь от холода и страха. Окружающие тела тепла содержали не больше, чем холодильник 'Бирюса'.
К тому же были скользкие и неприятные на ощупь. Бен никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас он был уверен, что тела сомкнулся вокруг, и он сольется в одну вязкую массу с остальными.
— Вылезай, чего застыл? — донесся снаружи голос Афинодора.
Когда выяснилось, что никто не подошел, у Желько началась истерика. Он раскачивался и стонал, что никогда не увидит родину. Потом он отнял руки от лица и сказал, что хочет умереть.
— Ваше желание может осуществиться даже быстрее, чем вы думаете, — заявил Афинодор, предупреждающе подняв палец.
В тишине все услышали, как кабина лифта, вызванная кем-то, поехала наверх.
— Кто это может быть? — встревожено спросил Бен.
— Рабочий день давно закончился, сюда никто не должен спускаться. Веткин никого не пустит.
— Однако они спускаются!
Бен велел гасить фонари и оставаться на местах, сам вскинул автомат и по-молодецки побежал обратно. Изрядно запыхавшись, он успел вернуться в ОПП раньше, чем спустился лифт.
Ярко освещенный коридор был пуст. Лишь в кабинке просвечивала одинокая фигура.
— Веткин, ты? — неуверенно спросил Бен.
В ответ дверца лифта неловко распахнулась, и он убедился, что был прав. Это был действительно Веткин, только мертвый. Вахтер был повешен на плафоне и висел, не касаясь пола.
Бен от неожиданности отшатнулся, и это незамысловатое движение спасло ему жизнь, когда со стороны крыши лифта раздались выстрелы. Пули чиркнули по стенам и разнесли несколько светильников. Бену, наконец, удалось сорвать с плеча автомат.
Он выстрелил, и силой отдачи его усадило на пол.
С коротким воплем с потолка в кабину сверзился раненый. Бен на полном автопилоте добил его. Пули вонзались в дрыгающегося бандита, некоторое время не давая упасть уже покойнику.
— Шуберт, сдавайся! — раздался сверху голос Бормана.
— Русские не сдаются! — Бен зло полоснул по потолку.
В ответ разлетелось окно, поранив осколками. Били и сбоку и сверху. По крыше топали шаги. Также бежали и снаружи ОПП. Противники атаковали по всем правилам военного искусства, обходили, заходили с тылу. Бен же вел первый в своей жизни бой. Утешением могло служить то, что, судя по всему, он же и последний.
Когда Бен хотел встать, это не удалось из-за крупного стеклянного осколка в ноге.
Он заполз в ближайшую дверь. Вытащил магазин, но не понял зачем, так как не смог определить, сколько в нем осталось патронов.
Когда на плечо опустилась холодная рука, он едва не описался. Сзади стоял трепет, крохотным белесым пальчиком, напоминающим картофельный отросток, указывая на четверых других карликов, удерживающих вырывающегося бандита. Пятый уродец старательно зажимал ему рот.
— Что вам надо? — хрипло спросил Бен.
Трепет пояснил, приставив ствол его автомата к голове бандита.
— Вы что мне решили помочь? — не поверил Бен. — Почему же вы Бича не дали придушить? Извините, я пленных убивать не приучен!
Трепет, не меняясь в лице, слегка придавил его палец об курок, и мозги бандита оказались на ближайшей стене. Трепеты как по команде уронили труп и, топоча, убежали в темноту.
Бен в шоке посмотрел на убитого. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого страшного места. Он захромал прочь. За окнами мелькали тени, но никто больше не предлагал ему сдаться, вместо этого кто-то истошно кричал. Он и сам бы завопил, если бы из темноты на него налетели эти жуткие твари.
Открылась дверь, и трепеты поволокли по направлению к нему следующую жертву. Бен замотал головой и кинулся прочь. Его быстро догнали.
Наступили самые черные минуты в его жизни. Он убегал, его догоняли. Он выкинул оружие, трепеты заботливо подобрали и вернули. И его заставляли убивать вновь и вновь. Последним притащили Бормана.
Бен к этому времени смертельно устал, он не мог больше совершать насилие физически. Это было словно затмение. Борман сидел и плевался в углу, зло зыркая вокруг, грозя всеми карами и нецензурно бранясь. Бен окончательно спятил и почему-то решил, что будет лучше, если отдаст ему оружие.
Борман обрадовано схватился за автомат и восемь раз выстрелил в Бена в упор, и каждый раз на траектории выстрела вставал трепет. Они умирали один за другим, молча, своей немотой укоряя Бена за проявленную слабость.
Когда кончились патроны, Борман ударил Бена стволом в грудь словно штыком. Бен, задохнулся, и опрокинулся навзничь. Борман, уже гогоча во все горло и крича какой же он дурило, и что он всегда это знал, встал над ним, взявшись обеими руками за ствол, чтобы ловчее размозжить его глупую голову.
У Бена не было никакого оружия. Только большой стеклянный осколок в ноге. Пока Борман орал, он вытянул его из ноги и погрузил фашисту в пах. Борман сложился пополам, завыл, оборвав вой на выдохе. Бен ждал вдоха, но его не последовало.
Великий и ужасный умер, зарезанный оконным стеклом.
Никто не обратил внимания, когда он вернулся. Девушки безмолвно стояли над лежащим Желько. Внешний вид босса подвергся диким метаморфозам, было ясно, что тот не жилец. Кожа на лице обтянулась и покрылась прозрачными пятнами, сквозь которые просвечивал голый череп и даже мозг. В костях слышались щелчки. Старик распадался. Он уходил вслед за своими соплеменниками, которые мечтали вернуться, и из которых не вернулся никто.
— Я следующая! Все пропало! — всхлипнула Полина.
— Нет, ты не следующая. Ты единственная, которая вернется домой, — сказал Бен, указав на ношу, которую скинул у стены.
Казалось, что Борман продолжает набирать в грудь воздуху, чтобы дать потом всем жизни. Вернее, смерти.
— Большего ублюдка я знаю, пожалуй, только Бича, но и этот сойдет.
Бен стянул с бандита одежду и с большой натугой прислонил к арке. Убитый Борман не падал, хотя его никто не держал. Тела влажно переплелись, заизвивались, втягивая в себя недостающее звено. Содержимое арки утробно дернулось, раздвигаясь и открывая залитый светом ход.
— Ты свободна! — высокопарно сказал Бен.
Полина прильнула к нему, и он в последний раз почувствовал прикосновение ее восхитительного тела.
— Мне жаль, что так вышло с твоим сыном, — шепнула она.
— Повторяю, с ним все будет нормально, я договорился, — нетерпеливо произнес Бен.
Она отшатнулась от него.
— Что ты наделал, Бенчик!
Немое изумление было последним, что он узрел перед тем, как красотка исчезла.
Это был вечер расставаний. В ушах у него эхом звучал вопрос Веры Хан: 'Ты ведь останешься со мной?' Это был даже не вопрос, а констатация факта. Она и не предполагал иного ответа. Он хотел ответить, что уже остался и даже живет где-то рядом. Что такое пара тысяч километров? И то, что ему 8 лет тоже ерунда. Не пройдет и пяти лет, как у него случится первая эрекция.
Вера Хан бегала по парку, дурачась и кидая кверху листья. Это был момент ее счастья. Вся жизнь впереди, дома ждут молодые родители, и где-то в перспективе удачливый кавалер.
Бен искренне завидовал ей и не захотел портить вечер словами расставания. Он ушел по-английски, не прощаясь, по возможности тихо захлопнув дверь 'Кончитты'.
Машина чудесно слушалась руля. Когда опустились вертикальные оси, ничего не произошло. «Кончитта» не устремилась по адресам известных аномалий, к которым она была прикована. Теперь она была свободна. Бен мог выбрать любую точку для полета. Впрочем, теперь выбора не было у него.
Моросил дождь и по лесу, цепляясь за кусты и деревья, словно живой полз белесый густой туман. Бен лежал, скрывшись в глубокой ложбине, подходящей вплотную к самой обочине, а на шоссе мок в дождевике молодой милиционер.
Заслышав шум приближавшейся машины, он встрепенулся как пес и вышел на середину.
Выехавшая машина там и встала, перегородив всю дорогу. Бич вышел, широко улыбаясь, и не обращая внимания на текущие за шиворот холодные струйки. Но молодой патрульный не обращал внимания на подобные несоответствия, будь он поопытнее, давно бы взял на заметку столь подозрительное поведение.
Бен оставил обочину и пополз к машине, закрываясь ее корпусом. Открыв заднюю дверь, не вставая, откинул заднее сиденье и позвал Артема.
Когда из темноты показалась испуганная головка сына, он едва не умер от счастья.
Он вытащил его, словно пушинку, и руки его дрожали не от напряжения, а от нетерпения. Он готов был нести его на руках хоть до Москвы.
— Отпусти! Ты чего, па? — Артем завозился в руках и ужом выскользнул.
Па — так он называл его еще до болезни. Они успели скрыться в лесу, когда раздалась автоматная очередь. Артем дернулся, потом виновато улыбнулся:
— Это я от неожиданности, па.
— Я знаю. А как…Веничка?
