— Он вынужден был ненадолго отъехать. Скоро вернется.
Нора закрыла глаза. На какую-то долю секунды Валентине показалось, что она уснула, но вдруг губы ее пришли в движение.
— Да, Нора?
— Рисунок…
— О каком рисунке вы говорите?
— О вашем, из Лувра.
— Элиас уже рассказал мне о результатах экспертизы. Мне известно, что там была ошибка в дозировке. Отдыхайте.
Внезапно Нора зашевелилась.
— Моя… сумочка… — проговорила она слабым голосом.
Поднявшись на ноги, Валентина осмотрела комнату. Сумочка отыскалась на стоявшей у дверей вешалке. Валентина сняла ее и принесла Норе.
— Вот она.
С трудом открыв глаза, Нора провела рукой по боковому кармашку сумки.
— Там… — только и смогла она прошептать.
Валентина расстегнула молнию, на которую был закрыт кармашек.
— Что мне там поискать?
— Письмо…
Валентина извлекла из кармана небольшого формата конверт, на котором в графе «адресат» значились адрес Фонда Штерна и фамилия Норы.
— Откройте его…
Внутри конверта находились две сложенные втрое машинописные страницы. Первая была напечатана на фирменном бланке Лувра и датирована вчерашним днем.
Валентина быстренько пробежала глазами начало письма:
Мадам,
Принимая во внимание старые отношения, которые связывают нас с мсье Штерном, в виде исключения посылаем вам список, содержащий номера пропусков, владельцы которых посещали отдел «Реставрация» 11 марта 2007 года. Надеемся на полное соблюдение вами конфиденциального характера этих сведений.
Далее следовали обычные формулы вежливости и подпись директора музея.
У нее задрожали руки.
11 марта 2007 года было последним днем ее прошлой жизни. На следующий день она превратила эскиз святого Иоанна Крестителя в обычный черновой листок.
Она перешла ко второй странице. Это была распечатка под заголовком: «Пропуска. Отдел реставрации». Левая колонка содержала идентификационные коды, отсортированные в порядке возрастания. Напротив каждого из кодов было указано время прихода обладателя данного магнитного пропуска в отдел и, соответственно, ухода. Действительно, для того чтобы войти в реставрационную мастерскую или же из нее выйти, требовалось вставить идентификационную карту в считывающее устройство, коими в Лувре были оборудованы все входные двери. Валентина полагала, что речь в данном случае идет лишь об обычной мере предосторожности, имеющей целью защитить музей от вторжений посторонних лиц. Она и подумать не могла, что все перемещения заносятся в память.
В нижней части страницы чья-то рука — по всей видимости, Норы — обвела один из кодов красным фломастером и написала рядом большую букву «В». Валентина узнала регистрационный номер, который был закреплен за ней, когда она работала в Лувре.
Согласно выписке в тот день она попала в мастерскую в 9.12, в 12.33 вышла из нее, отправившись пообедать, вернулась в 14.07 и окончательно покинула музей в 21.23.
Парадоксально, но день 11 марта запечатлелся в ее памяти очень отчетливо, тогда как о последующих двух годах она сохранила лишь смутные воспоминания.
Валентина отлично помнила, чем она занималась в тот вечер. Из реставрационной мастерской она вышла последней, намного позже своих коллег, так как ей хотелось во что бы то ни стало завершить восстановление сангвины Буше, чтобы уже на следующей день приступить к реставрации рисунка Леонардо да Винчи. Это было немного не то, что предполагал первоначальный план, но она имела обыкновение заканчивать работу раньше срока. Когда дверь мастерской закрылась за спиной, ее охватило непередаваемое ощущение восторга, не оставлявшее до утра следующего дня.
Взволнованная перспективой работы над наброском святого Иоанна Крестителя, Валентина ночью так и не смогла сомкнуть глаз и прибыла в Лувр, едва рассвело, чуть ли не первой. Позднее она долго корила себя за эту бессонную ночь. «Поспи я хоть немного, — убеждала она себя, — пришла бы на работу со свежей головой и не допустила бы ошибки». Теперь, когда она знала, как именно был уничтожен рисунок, ситуация виделась совсем по-другому.
Пометки Норы касались не только Валентины. Ассистентка Штерна обвела красным и другой идентификационный код, поставив при этом напротив него знак вопроса. Если верить выписке, обладатель этого пропуска провел в мастерской не весь день — явившись в отдел реставрации в 23.40, он покинул Лувр вскоре после полуночи.
Валентина приглушенно вскрикнула и выронила распечатку из своих рук. Помимо своего, она знала назубок лишь один идентификационный код, и это был именно тот, который обвела Нора. Смертельно побледнев, она опустилась на кровать и уставилась на листок пустым взглядом.
Нора крепко спала. Валентине не хотелось ее будить. Собрав свои вещи, она отправилась на поиски какого-нибудь места, откуда могла бы спокойно позвонить.
Выйдя из больницы Кошен, она двинулась в сторону небольшого общественного сада, протянувшегося вдоль бульвара Араго, — до того было каких-то метров двести-триста. За исключением группы молодых людей, расположившихся на пикник на одной из лужаек, парк выглядел совершенно пустынным. Это было именно то, что и искала Валентина.
Присев на скамейку, она набрала знакомый номер.
— Привет, куколка… — раздался в трубке голос Марка Гримберга.
Его тон был насквозь пропитай искусственной чувственностью, но Валентина не испытывала ни малейшего желания ему подыгрывать.
— Спасибо за записку на холодильнике. Очень любезно с твоей стороны. Спасибо и за оставленную незапертой дверь.
— Ты ведь звонишь не для того, что попрекать меня этой ерундой? — иронично заметил Гримберг.
— Нет, звоню я не для этого.
— Я весь внимание.
— Нужно кое-что уточнить. Не знаешь, над чем работали другие реставраторы накануне того дня, когда у меня случились неприятности с эскизом святого Иоанна Крестителя?
— Если помнишь, меня там не было. Я был в отпуске.
— Ах, да… Кажется, в Риме?
— Точно.
— И когда вернулся?
Ее бывший коллега ответил без колебаний.
— В тот самый день, когда у тебя возникла проблема с рисунком. Меня срочно вызвали для исправления твоей ошибки. Пришлось сломя голову нестись в аэропорт. Спасибо за испорченный отдых…
— Как же тогда вышло, что накануне вечером ты использовал свой пропуск для входа в реставрационную мастерскую?
На той стороне трубки воцарилось долгое молчание.
Несмотря на то, что в парке было сколько угодно свободных лавочек, на скамью, рядом с Валентиной,
