хорошая добыча. А мастер Багги трудился. Медленно, но очень качественно. Ведь его мастерская, да что там мастерская, почти фабрика, построенная на деньги Рика, находилась всего в нескольких милях от…
– Тсс! – Капитан приложил палец к собственным губам и с подозрением огляделся – в каюте не было никого.
Всего неделю назад наступил кризис. Капитан запил от скуки. В море больше не хотелось. Там не осталось ни тайн, ни загадок. Все одни и те же маневры, галсы, а потом – огонь! И абордаж!
– Тьфу! – Рик попытался сплюнуть, но не вышло.
Он налил себе еще и долго вглядывался в голубоватый отлив венецианского стекла.
– Ммм, какой бокал, – бокал опрокинулся, и виски приятно наполнило душу.
Джеймс облокотился на стол в попытке подняться.
Под рукой он что-то ощутил и медленно поднял ее. Маленький, совсем засохший цветок с остатками голубоватого бутона лежал перед туманным взором капитана.
– Ах, это ты, мой ирис, – Рик взял цветок, – ну и сколько же мне тебя хранить?
В голове опять, уже в который раз, пронеслись мысли о нелепой встрече с цыганкой. Сколько раз, сколько раз он пытался найти ответ на мучивший вопрос – как вернуться назад? За долгие годы от этого вопроса уже тошнило. Он крутил цветок и так и эдак, но все было тщетно. Бутон не раскрывал тайны возврата, как Рикович не старался. И ни малейшего намека, ни полуслова, ни полудвижения в сторону вожделенного двадцать первого века…
И он смирился, устал… Эта жизнь, на Карибах, горячая, как кипяток, забрала его с головой и погрузила в кроваво-золотую карусель. Было… уже много чего было … И наплевать на все демократические ценности и права человека. Он жил, как умел, как умел, воевал и проливал кровь врагов. Иногда это было отчаянно, даже слишком, за что умудрился получить от неприятелей пугающее прозвище – Люцифер!
Капитан постоял в нерешительности, а затем резко отшвырнул от себя гербарий.
– Да иди ты, чертова гадалка…
Пошатываясь, он добрался до постели и, завалившись на бок, крепко уснул. Свежий бриз ворвался в раскрытое окно и принялся раскачивать ставни. Створки окна глухо ударялись о балку и мелодично выбивали: ирис… ирис… Ирис!
Ирис Нортон, уютно облокотившись на мягкую подушечку, восседала на диване и отчитывала прислугу:
– Мэри, я ведь просила не беспокоить меня. Неужели это так трудно?
– Но, мисс Нортон, – нерешительно произнесла молодая девушка с толстыми русыми косами, – я бы не ослушалась вас, но господин Альфред…
Она одернула передник с кокетливыми оборками, разгладила юбку и, не зная, куда девать руки, сцепила их в замок.
Дочь хозяина, вышеупомянутого господина Альфреда, поднялась с дивана, в досаде отшвырнув обшитую кисеей атласную подушечку. Мэри проводила ее глазами. Подушечка пролетела над низким столиком и сбила кипу бумаг с какими-то пометками. Письма Ирис, как чайки, разлетелись по комнате. Под ними обнаружилась толстая книга в обложке из коричневой кожи. Собирая листки, Мэри стрельнула глазами по золотистому тиснению: «Жизнеописание господина Френсиса Дрейка, адмирала Ее Величества».
«Странные увлечения у госпожи», – подумала горничная, но голос хозяйки вернул ее на землю.
– Граф Эльсвик приехал, не так ли?
Мэри, взволнованная сверх меры, только кивнула.
– Отцу не терпится сосватать свою компанию за герб какого-нибудь аристократа. И этот мальчишка подвернулся весьма кстати.
– Не говорите так, мисс Нортон, – встряла Мэри, – отец желает вам добра. И потом, молодой Эльсвик очень мил. Он красив, полон достоинства, грациозен. Настоящий дворянин, да что там, настоящий принц! – карие глаза Мэри затуманились.
– Ну, ну, – усмехнулась будущая леди Эльсвик, – в твоем лице, Мэри, он приобрел неплохого адвоката. Жаль, что такие прекрасные слова пропадают даром. У меня нет ни малейшего желания их выслушивать.
– Но ведь вчера вы…
Девушка резким кивком подтвердила.
– Да, я дала согласие на брак. Граф получит мою руку. Но не сердце.
– Разумеется, – кивнула Мэри. – Ведь у вас его нет.
Пока мисс Нортон препиралась с горничной, в гостиной просторного дома Нортонов, предместье Уэрствуд, томился в ожидании двадцатилетний жених. Если быть точными, то до двадцати одного года графу оставалось какие-нибудь два месяца и восемь дней. Он стоял у подножия витой лестницы, облокотившись на перила, и рассматривал статую Афродиты на высоком постаменте. Скульптура была довольно нескромной, но изысканно одетый и блестяще образованный аристократ тешил себя мыслью, что рассматривает ее с чисто академическим интересом. Взгляд графа соскользнул с мраморной груди и пошел блуждать по стене и шторам цвета…
– Цвета… м-м… фисташек, – определил граф, – или, скорее, омлета с зеленью.
Приземистая мебель была, пожалуй, еще терпима, но громадная картина «Лебеди на пруду» просто убила графа.
– Лучше бы Нортон вставил в эту раму бухгалтерский отчет своей компании, – улыбнулся Эльсвик.
В это время в глубине холла распахнулась маленькая, почти незаметная дверь, и возник хозяин: плотный, широкоплечий, с блестящей лысиной в венчике седеющих волос и цепким взглядом дельца. Он быстро пересек холл, ступая слегка вразвалку, словно под ногами все еще была палуба маленькой каравеллы «Корона», с которой и началась когда-то «Торговая компания Нортона». Хозяин широко улыбался.
Короткая рука взлетела с явным намерением хлопнуть Эльсвика по плечу, но будущий зять едва заметно отстранился. Рука тотчас изменила траекторию, изобразив приглашающий жест:
– Добро пожаловать, милорд. Рад видеть, – в голосе звучала сердечность, правда, несколько наигранная.
Граф поклонился, напомнив танцкласс тому, кто знает, что это такое.
– Надеюсь, вы не очень устали, – спросил Нортон, – дорога длинная.
«Целых четыре мили», – усмехнулась про себя Ирис, наблюдая эту встречу с верхней ступени.
Услышав шорох материи и легкие шаги, мужчины обернулись, граф не успел ответить. Она спускалась, тонкая, гибкая, в сером домашнем платье. Граф отвесил самый грациозный поклон из всех возможных. Она была достойна этого. Отец поглядел на Ирис с опаской, но, увидев ее улыбку, немного расслабился. Совсем немного, потому что дочь была совершенно непредсказуема.
После страшной болезни, которая едва не унесла ее жизнь, Ирис очень изменилась. Одно время отец даже опасался, что многодневная лихорадка повредила ее рассудок. Дочка не узнавала людей, которых знала с самого детства, путала столовые приборы, задавала странные вопросы. Один раз она умудрилась заблудиться в собственном доме, который знала, как свои пять пальцев.
Но время, заботы и долгое морское путешествие сделали свое дело. Постепенно девушка все вспомнила, перестала избегать отца и близких друзей, в Нортон-хаус снова зазвучал ее звонкий смех. И вот – помолвка. Та, которую он едва не потерял, вскоре выходит замуж. Правда, похоже не слишком охотно. Но и без особого недовольства.
Пропустив ее вперед, Нортон и граф потолкались, выясняя, кому идти первым. Когда они наконец разобрались, девушка села, аккуратно расправив складки любимого платья. После секундного колебания граф подошел к невесте и встал рядом.
– Ты хотел говорить со мной, отец, – Ирис склонила голову, прикрыв ресницами лукавые глаза, – я слушаю.
Нортон расхаживал по комнате, поминутно дергая полы сюртука. Он был взволнован.
«Мотается как маятник», – подумал граф. «Торчит как грот-мачта», – мелькнуло в голове у хозяина. «Хороши!» – про себя рассмеялась Ирис.
– Дочка, – решился наконец Нортон, – у меня появилась идея. И, мне кажется, неплохая идея. Через месяц «Полярная звезда» уходит в Новый Свет по делам фирмы. Правда, Мак-Кент не рвется на Ямайку…
