— Не вариант. Когда ты в отрыв пойдешь, охрана против тебя вякнуть побоится, а я за косарь встряну, так и быть. Но имей в виду, если драться будешь, то тут уже особый тариф включается: от трех до пяти, в зависимости от телесных повреждений. Да ты не крои, привыкай к размаху. Тебе весь «Трансгаз» отдали, а ты для друга косарь жалеешь.
— Еще не отдали.
— Вот ты заранее и тренируйся. Эх, Андрюха, — насмешливо хлопнул он меня по плечу, — умный ты, конечно, парняга, но дурак. Самая пора пришла капусту рубить, а ты сваливаешь!
— Радуйся, тебе больше достанется.
— Да на всех хватит! Вова в Москве на кран сядет, Витя — здесь, на «Трансгазе», по ништяку поканает. Хотя зачем тебе бабки? Вова тебе такую премию отвалил, до конца жизни работать не нужно, ха-ха!
— Слышал про Пономоря? — спросил у меня Виктор.
— Слышал.
— Жаль бедолагу, — вздохнул Виктор.
— Сейчас грызня пойдет из-за его наследства, — заметил Плохиш, возясь с огромным ключом от сейфа. — Валить друг друга начнут, как пить дать. У него же все фирмы на честном слове, никаких документов.
— Да нет там ничего, — отмахнулся Виктор. — Нуле-вый баланс. Что было, давно прогулял да на телок засадил. То недвижимость за бугром покупал, то здесь какие-то хоромы строил, все чего-то доказать тужился. А кому доказывать? Зачем? Понта было много, а денег — с гулькин нос. Пустой как бубен. — Он покачал головой и прибавил: — Как в поговорке: и жил грешно, и умер смешно. Деваха эта, Дианка, теперь из-за него в больнице проваляется неизвестно сколько. Искала, глупенькая, где лучше, вот и нашла.... Говорят, переломанная вся. Пару косарей, что ли, ей послать?
— Ты че в натуре Дед Мороз? — сердито одернул его Плохиш. — Лучше мне отдай.
— Виктор, ты где? — крикнул из соседнего зала Храповицкий в микрофон. — Мы тут за тебя пить собрались, а ты, змей, пропал!
— Иду! — отозвался Виктор.
Он как-то странно глянул на меня, вытащил из сумки две десятитысячные пачки и добавил к тем, что лежали на столе.
— Это тебе от меня лично.
— Еще одна премия? Прямо золотой дождь.
— Не премия, а компенсация.
— За что?
— Даже не знаю, как тебе сказать.
— Скажи, как есть.
— Только без детского сада, без криков, маханий кулаками, лады?
— Я смирился, — сказал я.
— Точно?
— Точно.
— Я с тобой, Витек, — успокоил Плохиш. — Пусть лезет, мы его уроем. Ты его держать будешь, а я ногами в живот бить.
— Виктор! — взывал Храповицкий. — Народ уже ждать не может!
— Иду! — крикнул Виктор. — В общем, это я тебя Лихачеву сдал.
— Ты?! — вытаращился я.
— Вик-тор! — принялся скандировать Храповицкий. Остальные за столом подхватили: — Вик-тор!
— Да иду, иду! Ну извиняй, брат, так уж получилось. Я переживал по этому поводу, честное слово. Даже сейчас переживаю. Но это был единственный выход, если по бизнесу рассуждать, а не про любовь. У нас с ним шли переговоры, дело сдвинулось с мертвой точки, а ты путался под ногами. Он требовал тебя загасить.
Я сделал над собой усилие, чтобы остаться спокойным, хотя бы внешне.
— Ты мог лишиться миллиона, — только и выговорил я.
— Не мог. Они бы в зачет пошли. А вот тебя, дурака, было жалко. Но он обещал тебя выпустить, как только основные вопросы уладим. Возьми, а то меня совесть мучить будет.
— Совесть?
— Ну, совесть — не совесть, а что-то же у меня тут есть, — он хлопнул себя по груди. — Или ты считаешь, ничего нет?
— Что-то должно быть, — согласился я.
— Портмонет, — подсказал Плохиш. — А больше ничего и не надо.
Он, наконец, запер сейф и закрыл шкаф.
— Витюньчик! — добавился к Храповицкому Иван Вихров. — Ты где, родной? Девчонки плачут!
Виктор двинулся к выходу, но я его удержал.
— Мне не нужна компенсация, ответь на один вопрос...
— Спрашивай, только быстрее!
— Ты Сырцова взорвал?
— Господи, опять! — застонал Виктор. — Сколько раз нужно одно и то же повторять!..
Ругаясь, он поспешно вышел из комнаты. Плохиш проводил его взглядом.
— На хрен тебе эта шняга? — поинтересовался он. — Ну, насчет Сырцова?
— Сам не знаю... Там что-то не так, меня это мучит.
— А вот меня мучит, что бабок мало. Ладно, так и быть, за червонец я тебе солью расклад.
— Ты его знаешь?
— Угу!
— Откуда?
— Десяточку сперва зашлите, молодой человек.
Я протянул ему пачку, он взял ее, взвесил и сунул в карман.
— Это я его взорвал, — сообщил он просто.
— Ты? Ты?! Господи, да вы что, сговорились, что ли?!
— Тише, не ори. Чего ты больно разоряешься? У каждого своя работа. Я ж его не на глушняк поставил, а так, пугнул манехо, для профилактики, чтоб чувство страха не терял. Легкая контузия — и всех делов. Но между прочим, я насчет этой фигни тоже гнал, — Плохиш сделал скорбное лицо. — Я ж к нему нормально отношусь, мы с ним, считай, корефаны по жизни, вопросы кой-какие решали. Не по моей воле так получилось: большие люди попросили, не мог я им отказать.
— Какие люди?
— А вот за имена, явки, пароли и погоняла — отдельная плата. Если я всех разом за червонец сдавать буду, то быстро из доверия выйду. Шучу. — Он посмотрел мне в глаза. — Губер насчет этого распорядился.
— Губернатор велел тебя взорвать Сырцова?!
— Да тише ты! А че, он, по-твоему, должен сам такой херней заниматься? Все бросить и возле Пашкиного дома с гранатой караулить, по сугробам прыгать? Да ладно, я опять шучу. Губер не Сырцова заказал, на фиг ему Сырцов, он его в упор не помнит. Там другое кино крутилось: Кулаков собрался в губернаторы идти, помнишь? Агитацию уже развел, штаб какой-то сколотил. Лисецкий на измену сел, не знал, как его осадить, заметался. Вызвал меня и спрашивает: можешь че-нибудь скандальное заварганить, чтоб у Кулака всякую наглость отбить? Ну, я покумекал-покумекал, и тут этот вариант нарисовался. Подтянул пономаревских пацанов, чтоб своих не впутывать, денег им дал, они и сработали. Между прочим, конкретно все сделали, чистенько: трупов нет, лужа крови, куча денег. На следующий день такая вонь в прессе поднялась — караул! Разборки в мэрии, Кулаков устраняет своих замов! Прокуратура прессовать его начала, на допросы дергать. Сразу не до выборов стало — лишь бы шкуру спасти!
— Господи, как же я раньше не догадался!
— Я давно всем говорю, что не такой ты башковитый, как о себе думаешь. Кому нужно, те сразу
