Знаменский и Кибрит ждут троллейбуса.
— Славная эта Нина.
— Да, — соглашается Пал Палыч. — Славная.
— Остался бы с ней. До десяти часов она изведется в одиночку.
— Самому не хотелось уходить.
— Ну и вернись.
— У ребят мой телефон. Боюсь упустить шанс.
— На месте подростка я бы предпочла сложить оружие к ногам красивой девушки.
— Нет, ты представь мальчишескую психологию. Он идет в отделение. Там его, скорей всего, знают. Да еще кто-то из уличных чего доброго увидит, начнутся комментарии. А на Петровку он является к следователю как мужчина к мужчине. Вся процедура иначе окрашена. Более интересно, что ли. Словом, не так обидно.
— Ну послушай, осталось четыре пули, — уговаривает Наташа.
— Ты собираешься чахнуть над ними всю жизнь? Ведь даже показать никому нельзя!
— Показать можно Альке, Фитилю: и четыре пули тоже немало… Нет, ты представляешь, что будет? Мама с ума сойдет! А уж сплетни начнутся! Чего только не выдумают! Твои же предки первые запишут меня в гангстеры!
— И в школе трепу не оберешься, — поддерживает Леша.
— Если отдавать, если, — то отдавать майору, — осторожно говорит Миша. — Позвонить и поставить условие, что только при соблюдении тайны.
— Правильно! — радуется Наташа. — Позвонить и поговорить. И не называть себя, пока он не пообещает. Хочешь, я позвоню или Миша?
— Спасибо, не маленький.
— Сенечка, а номер ты запомнил?
— Воображаешь, вот так и побегу? «Сенечка» еще… — у него дрожит подбородок.
— Натка, кончай давить на человека, — вмешивается Леша. — Не горит.
— Ничего мы с ним не успели, ничего… — сокрушается Сенька.
— Голубей подстрелили, смех один!.. Сегодня пойдем бродить. И будем думать, ладно?
Они молча спускаются по лестнице, молча идут переулком.
— Приближается Виктор, — предупреждает Наташа.
— Почему столь многозначительно?
— А что он, собственно, к нам липнет?
Сенька приостанавливается.
— Леха, на всякий случай…
— На всякий случай, команда: задраить ротовые отверстия.
— Юным друзьям! — жмет руки Виктор. — У вас тут, говорят, бурные события?
Наташа пожимает плечами.
— События? Где?
— Собрание какое-то. Пистолет ищут.
— Пускай хоть зенитку ищут, нас не касается, — веснушчатая Сенькина физиономия старательно изображает беспечность.
— Правильно, — поддакивает Виктор. — Потеха с этой милицией! Какой дурак задаром оружие отдаст? Вы ребята мозговитые, небось догадываетесь, у кого пистолет. Сказали бы по дружбе.
— А вам зачем?
— Заработать можно, Натка. Есть люди — хоть сейчас за пушку два куска выложат! Даже больше. Любители!
— Винтовка «Манлихер-Карахан» с оптическим прицелом не устроит? — в тоне Миши скрытое ехидство.
— Что еще за карахан?
— Старые газеты надо читать.
— А, иди ты, всезнайка! Я вам дело — вы мне чушь! Ладно, после поговорим. Айда в загул.
— Ой, мы и забы-ыли, — тянет Наташа. — У вас же день рождения!
— Ну забыли, я напомнил. Я не гордый.
Ребята мнутся. Наташа берет инициативу на себя:
— Понимаете, Виктор, сегодня мы не можем.
— Да ты что?!
— Никак. По многим причинам.
— Не пудри мозги! Леха, уговор был?
Леша кивает.
— Ну и все! Куколка не хочет — пускай катится. Обойдемся мужской компанией.
— Братцы, вы как? — колеблется Леша.
— Я отпадаю, — решает Сенька. — Общий поклон. В десять, ладно? — кидает он, отойдя.
— Очень жаль. Без Натки и Гвоздика нет настроения, — в свою очередь «огорчается» Миша. — В следующий раз, Виктор. Адью.
Теперь и Леше легко отказаться:
— Не обижайся, Витя. Привыкли, знаешь, вместе, даже водкой не разольешь.
— Всего доброго, Виктор, — благовоспитанным голоском заключает Наташа.
— Всего… — Виктор мрачно провожает глазами ребят. Как он уповал на добрую пьянку! А они завернули носы! «Спокойной ночи, малыши!» — угрожающе бормочет он.
Время уже не рабочее, но у Пал Палыча горит настольная лампа, и Томин заглядывает на огонек.
— Зашел сказать, что Бондарь пока в свое логово не вернулся. Боюсь, сменит квартиру. Опять мне вагон хлопот… Ты еще сидишь?
— Обещал до десяти.
Звонит телефон, Знаменский порывисто снимает трубку.
— Майор Знаменский… А, мама… Задерживаюсь, не жди.
Две фигуры беседуют в подворотне:
— Собирай своих, Топорик. Надо Лехе рыло чистить.
— Сегодня?
— Сегодня. Часам к десяти они, похоже, выйдут. Но поработать надо с душой. Леху под ноги подстелить. Остальным тоже — по справедливости.
— Ледокол в драке — не шавка.
— Вас втрое больше! Не подкачаете — ставлю на всех. Уже приготовлено и с закусью.
— С этого бы и начинал! Ставят — не отказываемся. Значит, Витя, застопорились твои сердечные дела?
— Развиваются по плану. В конце я вроде как случайно подойду и вроде как их спасу, а вас, значит, разгоню, ты понял?
— Понял! — хохочет Топорков.
Сенька достает пистолет из тайника. Выходит к остальным. Шутит с надрывом:
— Объявляется гуляние на тему «прощай, оружие»…
— Сеня, дай сначала мне. Попробую напоследок. — Наташа открывает сумочку на ремешке через плечо. Обрадованный Сенька кладет туда «ТТ».
— Как шпионка в кино, — бормочет Ната.
— В сумке — не то. Его надо чувствовать телом!
Компания идет по улице «сомкнутым строем».
Глядя вперед, Наташа сообщает:
— Топор и все топорики оптом.
— Они мне не нравятся. Давайте свернем, — проявляет благоразумие Миша.
— Сегодня? Ни за что! — Леша прибавляет шагу. — Сегодня вечер наш и улица наша.
— По-моему, они на взводе, — определяет Сенька.
— Леша, не задирайся, их слишком много. Ну пожалуйста!
— Ладно, Натка.
Компании сходятся. Топорков, остановясь перед Лешей, цедит:
— Народ обижается, что ты не здороваешься.
— Зря, я очень вежливый. Здравствуйте, ребята.
— Не годится. Скажи нам громко и с почтением: «Доброе утро!»
Леша оглядывает стоящих полукругом топориков и пересиливает раздражение:
— Доброе утро!
— Слыхали, как издевается? — ощеривается один из парней. — Фонари светят, а ему утро!
И снова берет слово Топорков:
— Нехорошо, Леха нехорошо. Поклонись и извинись.