спичкой и глубоко затянулся. — Я смог с ним поговорить, и в конце концов он стал говорить со мной.
— Ему необходимо было выговориться. Я рада, что это произошло с профессионалом.
Доктор задул спичку, но долго сидел, потягивая трубку и глядя на нее глазами спаниеля так, что ей стало казаться, будто ее рассматривают под микроскопом.
— Значит, вы хотите ему помочь?
— Я пытаюсь.
— Хорошо. — Доктор выпустил облачко ароматного дыма в сторону Джулии, прежде чем спросить:
— Насколько вы осведомлены насчет его отношений с матерью?
— Они были необыкновенно близки. Настолько интимными, что они не допускали к себе даже меня, его жену.
— Вот именно. Вы нашли верное слово. Они были интимными. В смысле — сексуальными.
Джулия смотрела на него не отрываясь. Когда он убедился, что она не собирается ничего сказать и продолжает сидеть, он спросил:
— Насколько хорошо вы ее знали?
— Достаточно хорошо, чтобы бояться. — Ответ прозвучал механически, все силы уходили на то, чтобы справиться с собой.
— Она с вами когда-нибудь говорила о своем отце?
— Постоянно.
— В каком смысле?
Джулия попыталась выбрать наиболее точную из крутящихся в голове мыслей.
— Она верила в него, как другие верят в Бога.
— И творила Брэда по его образу и подобию?
— Да.
— Вот именно, — снова повторил доктор, удовлетворенно кивая. — И она обожала сына не меньше, чем боготворила отца. Насколько я мог заключить из слов Брэда, отношения его матери с отцом тоже были сексуальными.
Джулия промолчала. Сидела с каменным лицом.
— В случае с отцом вмешался паралич, так что леди Эстер была доминирующим партнером, а ей именно этого всегда и хотелось. Я имею в виду, что она занималась с ним оральным сексом.
Джулия старалась не потерять контроль над собой.
— Оральный секс характерен тем, что ставит мужчину в полную зависимость от женщины, она контролирует его сексуальность, его тело, его самого. Именно такие сексуальные отношения, по моему мнению, и предпочитала леди Эстер. Ей требовалось иметь человека в своей полной власти и собственности.
Доктор замолчал, попыхивая трубкой. Онемев от шока, Джулия молчала.
— Брэд описал мне с подробностями, как мать купала его, когда он был маленьким. Это был ежевечерний ритуал, который она не доверяла няньке. Она делала большую мыльную пену и покрывала ею его тело; гладила, ласкала, играла. Когда она вытирала его, она следовала за полотенцем губами. Он все это очень хорошо помнит, как и мы все хорошо помним наши первые сексуальные ощущения. Он рассказал мне не только то, что она делала, но и то, что она при этом говорила. И всегда об отце. Что она делала с ним то же самое, потому что он был единственным мужчиной, которого она любила. Она также говорила, почему она так поступает с ним. Все та же любовь. Разумеется, Брэд был слишком мал, чтобы понимать, что она с ним делает. Он лишь знал, что ему это нравится, он ждал этого, он испытывал наслаждение от тех ощущений, которые она в нем вызывала.
Джулия закусила нижнюю губу, стараясь подавить тошноту и не опозориться прямо перед врачом.
— Когда он достаточно подрос, чтобы понять, что это такое, вред был уже нанесен. Многие взрослые не умеют справляться с физическим и эмоциональным напряжением, связанным с сексом.
Джулия подумала о себе.
— Ребенок полностью беззащитен, именно поэтому у нас и существуют законы, призванные защитить тех детей, которые еще слишком малы, чтобы осознать тяжкие последствия такого рода актов. В случае с Брэдом можно сделать лишь один вывод: его мать развратила его.
Джулия не отрывала взгляда от своих рук. Костяшки пальцев побелели.
— Чего мы не должны упускать из виду, так это того, что она сама, очевидно, была с психической точки зрения глубоко больным человеком, и именно отсюда ее поступки. Еще следует учесть ее эмоциональное и сексуальное одиночество. Одинокая вдова, единственный сын. Тут легко можно преступить грань между материнской привязанностью и женскими потребностями. Только в случае леди Эстер ее главной потребностью была власть, та самая, которая происходит при полном контроле.
При последнем слове Джулия снова почувствовала укол совести. Слишком уж хорошо она с этим знакома. Она подавила свое первое дикое желание рассмеяться и отрешенно сидела, как бы окружив себя невидимой оболочкой, сквозь которую могла видеть и слышать, но не чувствовать.
— Ощущение постоянной вины, которое вызывают такого рода отношения, невероятно разрушительно: особенно если речь идет о совращении невинных. А кто может быть невиннее маленького ребенка? Такие отношения в нашем обществе запрещены, потому что они подрывают самые его основы, поэтому они всегда держатся в тайне, как постыдные. В случае с Брэдом, его мать объясняла их ее безмерной, бескорыстной любовью к нему. Ни на мгновение она не переставала подчеркивать, что никто и никогда не будет любить его так, как она. Разве не она создала его? Выносила его в своем теле? Дала ему жизнь? Он
Джулия закрыла глаза. Только когда слезы закапали на руки, она поняла, что плачет.
— Его чувство вины, разумеется, только укрепляло эту связь. Он стал бояться, причем не только за нее, но и ее самой. Той всесокрушающей любви, о которой она ему постоянно рассказывала и которая, по ее словам, могла убить ее, что еще больше углубляло чувство вины и ответственности за такую любовь. Любовь, которая обладает чудовищной силой и возможностью лишить ее жизни, если он ее отвергнет.
— О Господи… — Джулия снова закусила губу.
— Она здорово поднаторела в эмоциональном шантаже. Из-за нее Брэд стал не только бояться любить, но и быть любимым.
— Женщины…
— Да, они служили двум целям. Спастись от матери и дать выход той сексуальности, которую она в нем возбуждала, но не с ее помощью, и не ее способом. Он нуждался в полной сексуальной власти, хотел быть доминирующим партнером в любых отношениях. Быть мужчиной, делать самому, а не принимать то, что делают с тобой. И углубившись в секс, он избегал опасности влюбиться. Он очищался таким образом. Абсолютно ничего общего с тем, что делала с ним его мать, и посему — никакого чувства вины.
У Джулии возникло странное ощущение, что сыпавшиеся на нее удары сделали что-то с ее зрением. Она теперь видела с предельной ясностью все то, что до этого момента пряталось в тумане.
— Вот что он рассказывал мне во время наших встреч в последние недели. Вещи глубоко похороненные, о которых всегда молчали. Вещи настолько чудовищные, отравляющие организм, что они едва не сделали его эмоциональным калекой. То, что ему удалось сохранить свою собственную личность, говорит о том, что, к счастью, в нем есть внутренняя сила, которую следует вытащить на поверхность, развить, нарастить, ну приблизительно так, как человек наращивает свои мускулы. Разумеется, мать его была сумасшедшей. Ее ревность и собственнические чувства совершенно ненормальны. Но в то же время она была необыкновенно умной, что часто случается с сумасшедшими. Вспомните, к примеру, тот сердечный приступ, который якобы вызвали вы. Я просмотрел историю ее болезни. У нее было сердце льва.
