Хотя Фримен был рад и счастлив, что они отплыли и наслаждался широким простором озера, ему было неприятно сидеть рядом с Эрнесто, от которого несло свежим чесноком. Болтливый гид оказался молчаливым спутником. Потухшая сигарета висела у него на губе, и время от времени он рассеянно тыкал палкой в дощатое дно лодки. Если в ней еще нет течи, он обязательно пробьет дыру, думал Фримен. Один раз тот снял свою черную фетровую шляпу, чтобы вытереть лоб платком, и Фримен с удивлением заметил, что он совсем лыс и выглядит удивительно дряхлым.
У Фримена было искушение сказать старику что-нибудь приятное (кто помянет старые обиды в таком чудном плаванье?), но он понятия не имел, с чего начать. Что он будет делать, если тот сердито буркнет в ответ? После долгого молчания Фримен, уже чувствуя некоторое раздражение, спросил:
— Может быть, мне сесть на весла, дать мальчику отдохнуть?
— Как желаете, — Эрнесто пожал плечами.
Фримен обменялся местами с мальчиком и тут же об этом пожалел. Весла оказались непомерно тяжелыми, греб он скверно, левое весло заходило в воду глубже, чем правое, и лодка сбивалась с курса. Похоже было, что он плывет на катафалке, и, неловко шлепая веслами, он видел со смущением, как мальчик и Эрнесто, похожие темными глазами и жадными клювами на странных птиц, не мигая, уставились на него. Он мысленно посылал их подальше от этого прекрасного острова и в отчаянии греб все сильнее. Хотя ладони его покрылись волдырями, ценой решительных усилий он стал грести ритмичнее, и лодка пошла ровней. Фримен победоносно взглянул на спутников, но те уже не следили за ним — мальчик вел соломинку по воде, а гид сонно смотрел вдаль.
Немного погодя, явно изучив Фримена и решив, что он и общем и целом совсем не злодей, Эрнесто заговорил довольно дружелюбно.
— Все говорят — Америка богатая? — заметил он.
— Еще бы, — проворчал Фримен.
— А сами вы тоже из таких? — Гид неловко усмехнулся, не вынимая сигарету изо рта.
— Я не нуждаюсь, — сказал Фримен и честно добавил: — Но мне все же приходится служить ради заработка.
— Молодым там хорошо живется, нет? Говорят, еды вволю, а для женщин в доме всякие машины придуманы, много машин.
— Да, много, — подтвердил Фримен.
Это он неспроста. Видно, ему велено расспросить обо всем. И Фримен стал расписывать гиду все прелести американского образа жизни, хорошей жизни. Неизвестно еще, как к этому отнесутся итальянские аристократы. И все же надо надеяться на лучшее. Никогда не знаешь, чего нужно другим.
Эрнесто следил, как Фримен гребет, явно стараясь запомнить все, что тот ему рассказал.
— А у вас какая служба? — спросил он наконец.
Фримен задумался, как бы это выразить, и, наконец сказал:
— Я занимаюсь, так сказать, вопросами обслуживания.
Эрнесто выплюнул окурок:
— Извините за вопрос, а сколько зарабатывают в вашем деле?
Сосчитав в уме, Фримен ответил:
— Я лично зарабатываю около ста долларов в неделю. По-вашему, выходит около четверти миллиона лир в месяц.
Эрнесто повторил сумму, придерживая шляпу на ветру. Мальчик в удивлении широко раскрыл глаза, Фримен попытался скрыть удовлетворенную усмешку.
— А ваш отец? — И гид замолчал, пристально вглядываясь в лицо Фримена.
— Что — мой отец? — сказал Фримен, настораживаясь.
— Чем он занимается?
— Занимался страховым делом. Он умер.
Эрнесто почтительно снял шляпу, и солнце залило его лысину. Они помолчали, пока не подошли к острову, потом Фримен, не упуская случая задобрить старика, если удастся, спросил его льстивым тоном, где он выучился так хорошо говорить по-английски.
— Везде, — сказал Эрнесто с усталой усмешкой, и Фримен, чуткий ко всяким изменениям в направлении ветра, понял, что если он и не приобрел закадычного друга, то по крайней мере умягчил врага, а это в данной обстановке тоже неплохо.
Причалив, они дождались, пока мальчик привязывал лодку. Фримен спросил Эрнесто, где же синьорина. Видно было, что гиду все это надоело, он ткнул своей тростью куда-то наверх, обводя широким жестом всю вершину прекрасного острова. Фримен надеялся, что никто его провожать не станет, не помешает его встрече с девушкой, и, когда он, оглядев верхние террасы и сады и не найдя Изабеллу, посмотрел вниз, ни мальчика, ни старика уже рядом не было. По этой части итальянцы — молодцы, подумал Фримен,
Мысленно предупреждая себя, что надо быть как можно острожное и тактичнее, Фримен быстро взбегал но лестницам. На каждой террасе он оглядывался, потом торопливо взбегал на следующую, уже держа шляпу в руках. Он увидел ее, пройдя заросли цветов, именно там, где и думал найти, — одну, в саду за палаццо. Она сидела на старой каменной скамье, у маленького мраморного фонтана, и струи воды из уст насмешливых эльфов весело переливались в мягком солнечном свете.
При виде этого прелестного существа, словно выточенного смелым резцом и такого очаровательного своей мягкой женственностью, задумчивостью темных глаз, свободным узлом темных волос на тонкой шее, Фримена пронзила боль до кончиков покрытых волдырями пальцев. На ней была полотняная блуза красного цвета, мягко облегавшая грудь, и длинная узкая черная юбка, на тонких ступнях загорелых ног — сандалии. Когда Фримен подходил сдержанным шагом, боясь броситься к ней, она отвела с лица прядь волос, и этот жест был полон такого очарования, что ему стало грустно оттого, что в самом этом движении крылась его неповторимость. И хотя Фримен в этот изумительный воскресный вечер ощущал непреложную реальность своего «я», он после ее мимолетного жеста невольно подумал, что и она может стать такой же неуловимой, нереальной и весь остров может исчезнуть, да и его самого, несмотря на все прожитые дни, хорошие, плохие или безликие, к которым так часто он возвращался в мыслях, и его тоже может не стать сегодня или завтра. Он подошел к ней, чувствуя в глубине души, как все преходяще, но это чувство сразу вытеснила чистейшая радость, когда она встала и протянула ему руку.
— Добро пожаловать, — сказала Изабелла, краснея.
Она, казалось, была ему рада и вместе с тем по-своему взволнована их встречей; а может, это была только иллюзия? Ему хотелось тут же обнять ее, но не хватило смелости. И хотя ему казалось, что он уже всего достиг и они уже признались в любви друг другу, но Фримен чувствовал в ней какую-то неловкость и, стараясь отогнать эту мысль, с горечью понимал, что они еще далеки от любви или в лучшем случае еще пробиваются к ней сквозь завесу тайны. Но ведь так всегда бывает, думал Фримен, который часто влюблялся. Пока люди не станут любовниками, они остаются чужими.
Он начал разговор официально:
— Благодарю вас за ваше милое письмо. Я так стремился вас увидеть.
Она обернулась к палаццо:
— Мои родные ушли. Они уехали на свадьбу, на другой остров. Можно мне показать вам наш дворец?
Ее слова и обрадовали и огорчили его. Он сам в эту минуту не испытывал желания встретиться с ее семейством. Но если бы его представили, это был бы хороший знак.
Они прошли по саду, потом Изабелла взяла Фримена за руку и провела сквозь тяжелые двери в огромный дворец стиля рококо.
— Что бы вам хотелось осмотреть?
И хотя он уже поверхностно осматривал два этажа, ему захотелось, чтобы она сама — в такой близости провела его по дворцу.
— Все, что вам будет угодно.
Сначала она показала ему комнату, где ночевал Наполеон.
— По правде говори, тут спал не сам Наполеон, — объяснила Изабелла. — Он ночевал на Изола Белла. Возможно, что здесь был его брат Жозеф, а может быть, Полина с каким-нибудь возлюбленным.
