— Магистр, я дурак! — восхитился Угус.
— Совершенно несомненно, — подтвердил Комнинус Страза. — Но почерк у тебя изумительный. Так что ты хочешь мне сказать, мальчик мой? — обратился он ласково к Нергу.
— Лив говорит, всё готово, — выдохнул Нерг. — Только нужен огонь.
— Замечательно. Я сейчас этим займусь. А ты, дитя мое, иди, упаковывай вещи.
— Зачем, мастер? — изумился Нерг.
— Здесь останутся Кутул, Гарам и Флавиз, — объяснил Комнинус Страза. — У них еще есть дела. С вислюгами Солей справилась, гнезда Лив зарядила. С Угусом мы сегодня сделаем всё необходимое — и нам пора перебираться на юг, подальше от Друнга. Мы должны заявить о себе, о своей Чародейной Лиге где-нибудь на окраине Ойкумены. И прийти в Империю лишь тогда, когда без нас справиться не смогут. Основы мы заложили, а текущую работу отлично сделают наш искуссник Кутул, проныра Флавиз и силач Гарам. Угус, кстати, а где сейчас Флавиз?
— Пошёл на кладбище с лопатой, — отозвался Угус, не поднимая головы, старательно копируя угловатые гномьи письмена со старой долговой пластины на кусок тончайшего полупрозрачного пергамена. — Сейчас костей нагребёт, провлокой разживётся — и начнёт костяных гончих мастерить. Если трезвым, конечно, будет.
— Иди, мой мальчик, собирайся, — велел Комнинус Нергу. — А мы закончим дело с почтенным гномом.
Он повернулся к карте — и на ней загорелся, замерцал крохотный огонёк, двигающийся от Острага в сторону Мельина.
— В следующую среду удобнее всего… — заметил Комнинус Страза Угусу и прищёлкнул пальцами.
Повинуясь легкому движению магистра, переломилась с громким треском рукоять метлы, стоявшей у камина.
— Болезнь надежнее, — отозвался Угус.
— Кто спорит, — улыбнулся магистр. — Хвалин на карантине, но карантин, увы, ввели слишком поздно. А на юге сейчас тепло и никакх дождей. И у нас будет долгий, приятный и заслуженный отдых. Если ты, конечно, сделаешь хорошую долговую.
— Обижете, мастер! — возмутился Угус. — Мои документы лучше настоящих!
— Так, значит, зимние сапоги не нужны? — уточнил Нерг.
— В ближайший год — нет, — весело отозвался Комининус Страза.
Прошли дни, потом месяцы.
«Друнг полон нечисти…» — поползли вскоре шепотки по Империи.
И было отчего зашептаться…
Зима в том году выдалась на удивление снежной. Белой пеленой были укутаны поля, в белые тропы превратились дороги.
И кровавыми росчерками легли на них следы…
Оборотни стали неотвязным бедствием деревень. Раза в два крупнее обычного волка, лунными ночами они приходили за жертвами. Снег почти не скрипел под громадными лапами. Если на пути вставал засов либо задвижка — в зыбком лунном свете было видно, только видеть было некому, как на глазах менялась когтистая лапа, подушечки удлинялись, превращались в подобие гибких пальцев, тихо убирающих засов, — и полу-зверь, полу-человек проникал в жилище, люто и яростно убивая там спящих.
А потом уходил, — и цепочка следов тянулась туда, где золотились, неподвластные зиме, чащобы Дадрроунтгота.
Одна деревня, вторая: Дальше — больше. Уже и на городских окраинах, в пригородах, вынесенных за крепостные стены, начали появляться громадные волки.
Ни стрелы с серебряными наконечниками, ни колья не причиняли вреда этим тварям.
Попытки доморощенных чародеев остановить их ничего не приносили. Наоборот, было замечено, что именно волшебников-то оборотни и жрут охотнее всего.
И, словно насмехаясь над обезумевшими людьми, каждый раз ясные и чёткие следы начинались на границе зимы и осеннего Друнга — и исчезали там же.
Ближе к весне оживились кровохлюбки и вислюги. Привычные средства защиты от них не действовали, они снимали дань с уже обескровленных оборотнями деревень — и опять, кто не ленился, мог прикинуть, что чем ближе к чародейскому лесу, тем больше этих тварей, тем они злее и ненасытнее.
Словно мало было разгулявшейся нечисти, вдобавок к этому не стало покоя и на погостах.
Чуть растаяла земля, перестала быть каменной, — словно кто выталкивать стал покойников, вытеснять их на белый свет. А уши-то, уши-то у тех мертвецов, у кого они ещё не отпали, — острые стали, словно не люди там похоронены, а дану богомерзкие. Видали и костных гончих.
Зашептались в деревнях и городах нехорошо… А потом и в голос заговорили. И говорил-то народ про одно…
В такие окаянные времена и лёг бы да помер, — и то страшно, коли уж на погосте покоя нет.
Люди кинулись в храмы Спасителя, моля оборонить от Нечисти и Нежити, да только…
Нет, слуги спасителевы, молитвой вооружась, шли и на оборотней, и на живых мертвецов — да только толку от них было ничуть не больше, чем от магов местных. Только гибли зря, без пользы обществу.
А имперские чиновники налоги собирать были горазды — это да. И указы писать.
Только кошмарники да ногохвосты неграмотны все, как один, и что про них указы писаны, не ведают.
И остался род людской без заступников.
Пропала вера у простых людей в справедливость. Ведь и дураку ясно, неспроста это… Отсюда новости, оттуда — и всё на Друнг сходится…
Ладно бы одно, два — но столько… Неспроста…
Только высшей власти плевать — она с бывшими врагами давно спелась, любому понятно было, что куплено всё наверху, поганым золотом чародейского леса людские страданья оплачены.
Потому что только Дану прямая корысть это делать и есть — очень они людей за Берег Черепов любят, просто обожают. И про то, что славный Мельин, столица имперская на месте их города возведен тоже не забыли.
Нелюдь — она же коварная, хоть то орк, хоть то эльф, а про гномов и вообще речи нет.
Вот и придумали те же Дану, как мирным договором Империи глаза отвести, а самим, под шумок, изводить деревню за деревней, хутор за хутором, город за городом…
Друнгский лес ведь кишмя кишит чародеями, ежели б чистые у них там дела творились, разве ж не был бы он так закрыт?
