Львовны газетой, как щитом.
И княгиня, вздохнув, уступила. Некоторое время она пила чай в молчании, которое уткнувшийся в газету Владимир Илларионович то и дело нарушал недовольным ворчанием, огорченным хмыканьем, а то и ударами кулака по столу. Зинаида Львовна уже знала: так ее супруг реагирует на вести из России, с грехом пополам пережившей Крымскую войну.
Наконец он с негодованием отбросил в сторону столичную газету и взял следующую, менее толстую, но более эпатажную и скандальную. Быстро пробежав столбики светской хроники, все по той же причине – узнать, не объявился ли кто-нибудь из старых знакомых, князь разочарованно вздохнул: гостей из России не обнаружилось. Но тут его взгляд застрял на коротком сообщении, напечатанном в самом конце страницы. Словно не веря своим глазам, Владимир Илларионович вчитался в него более внимательно и удрученно покачал головой:
– Да-а, а бог все-таки шельму метит!..
– Что случилось? – спросила обеспокоенно княгиня. – Плохие новости?
– Послушай и рассуди сама, ma ch?re! – Владимир Илларионович как-то странно посмотрел на супругу и слегка подрагивающим голосом прочитал: – «Вчера в больнице для бедных Сан-Мартин скончалась от чахотки Алина Шуазель, вдова виконта де Шуазеля, проигравшего все свое состояние пять лет назад всего за одну ночь и найденного вскоре убитым в сточной канаве в пригороде Парижа. По слухам, бывшая виконтесса некоторое время пребывала в содержанках у герцога де Жуассье, но после его гибели на дуэли влачила нищенское существование, подрабатывая в притоне мадам Жюстин, более известной как Кривая Жю».
– О господи! Неужто Алина? – вскрикнула княгиня и перекрестилась.
Князь задумчиво посмотрел на жену.
– Воистину говорится: «Не твори зло, и не воздастся тебе за него сторицей!»
Зинаида Львовна взяла газету, но читать не стала, лишь подержала в руках и отложила в сторону.
– Бедная девочка! Металась, искала, надеялась, а в итоге – жалкая лечебница и безвестная могила... – Она вновь перекрестилась и решительно произнесла: – Я считаю, нам следует нанять человека, который будет приглядывать за ее могилой...
– Ох, матушка, матушка, – покачал головой князь, – воля, конечно, твоя, но все же не следует забывать, сколько горя мы испытали по вине этой девицы.
– Жизнь наказала ее сполна, – княгиня вытерла платочком набежавшие на глаза слезы, – и я уверена, что она не единожды покаялась в содеянном.
Князь со скептической усмешкой на устах посмотрел на супругу, покачал головой, но спорить не стал и вновь углубился теперь уже в местную газету. Но уже через пять минут Владимир Илларионович опять поднял голову над газетным листом. На этот раз его усы сердито топорщились, а глаза сверкали неприкрытым гневом.
– Ты только посмотри, дорогая, – старый князь пристально вгляделся в черные строки и даже заложил их пальцем, чтобы не потерять, – еще один американский миллионер соизволил пожаловать в наш городок для кратковременного отдыха и осмотра достопримечательностей. Этот денежный мешок, видите ли, путешествует вокруг света на своей личной яхте со всеми чадами и домочадцами. Местные журналисты – известные лизоблюды, как уж ни расписывают его яхту, прямо слюной исходят от восторга: красное дерево, слоновья кость, позолота, тьфу! – Владимир Илларионович в сердцах отбросил газету в сторону. – Будто не о чем больше писать! Уверен, в завтрашней газете с пеной у рта будут распинаться в подробностях, в каких туалетах была эта, как бишь ее, – он бросил быстрый взгляд в газету, – миссис Дайвер и какой сорт сигар курил ее дорогой супруг.
– Ты говоришь, они прибыли из Америки? – робко поинтересовалась Зинаида Львовна и пододвинула к себе газету. – Возможно, нам следует нанести им визит?..
– Нет, нет и еще раз нет! – сердито вскричал князь, вскочил на ноги и стал нервно ходить по террасе. – С меня довольно нашего последнего визита к этому толстому ублюдку, скотопромышленнику, как его звали? Мистер Чакл, кажется? Сколько высокомерия, наглости, неприкрытого хамства! Эти люди считают себя чуть ли не центром мироздания! Нет, матушка, и не проси, – поймал он умоляющий взгляд супруги, – все равно ничего они не знают ни про Митю, ни про Машу. Если им и удалось добраться до Америки, то это совсем не означает, что каждый американец должен быть теперь непременно с ними знаком. Какая ж это огромная страна, сколько народу там проживает! Да я, честно сказать, и не верю, что дождусь от них весточки. Ведь уже почти десять лет прошло, как Маша нас покинула. – Князь закашлялся, прижал руку к груди.
И княгиня поспешила к нему, обняла ласково за плечи и повела с террасы в комнаты виллы, которую Гагариновы купили в пятидесятом году, когда переселились в этот небольшой французский городок на берегу Средиземного моря, навсегда покинув Россию. Из последнего письма, полученного через Кузевановых, они знали, что Маша и Митя бежали из Терзи, но после этого их следы затерялись. И, самое главное, старшие Гагариновы боялись даже начинать поиски, не желая привлекать внимание к беглецам, если они все-таки остались живы. А надежд на это почти уже не осталось. Слишком много времени прошло, а ни от Мити, ни от Маши ни письма, ни короткой весточки... Надежда была на графа Бологовского, но тот умер в конце сорок девятого года. А еще один человек, барон фон Кальвиц, который, возможно, что-то и знал о Митиной и Машиной судьбе, до сих пор не вернулся из Амурской экспедиции...
– Барыня, – вырос внезапно перед ними лакей, – там вас арап здоровенный такой, страсть какой черный, требует, лопочет что-то по-своему, насколько я понял, приглашение какое-то лично вам в руки желает передать.
Подхватив юбки, Зинаида Львовна с быстротой, которую уже не замечала за собой лет тридцать, устремилась по лестнице вниз в вестибюль.
Огромного роста негр в морской, расшитой золотыми галунами форме взял под козырек и протянул ей украшенный затейливыми вензелями конверт. Зинаида Львовна вскрыла его и вынула лист великолепной бумаги, на котором на чистейшем русском языке было написано, что мистер Дайвер, глава судостроительной компании «Diver & Anthony», и его супруга миссис Дайвер желают видеть князя и княгиню на своей яхте «The Eagle» в любое удобное для них время.
Через час черная карета с фамильным гербом князей Гагариновых подъехала к причалу, у которого стояла белоснежная красавица яхта. С нее тут же спустили парадный трап. Князь под руку с княгиней поднялись на борт яхты в сопровождении чернокожего матроса и замерли в удивлении. Весь экипаж во главе с капитаном замер на палубе, вытянувшись по стойке «смирно».
Зинаида Львовна и Владимир Илларионович переглянулись удивленно, но, кроме молчаливо застывшего экипажа, их никто не встречал. Они посмотрели на своего провожатого. Ослепительно улыбнувшись, негр приложил руку к козырьку и следом протянул ее в приглашающем жесте в сторону корабельной надстройки. Поддерживая друг друга, Гагариновы медленно пошли по палубе по направлению к кают-компании: ноги по непонятной причине отказывались им служить.
Внезапно грянула музыка, это заиграл корабельный оркестр. Старые князь и княгиня вздрогнули, застыли на месте и чуть ли не испуганно оглянулись на своего провожатого. Негр расплылся в еще более широкой улыбке. Мелькнула белая полоска зубов, особенно яркая на фоне антрацитово-черной физиономии, и матрос прошептал: «Look, missis and mister Diver are here!»[58]
Зинаида Львовна посмотрела на мужа и прижала руки к груди. Владимир Илларионович ободряюще улыбнулся, но по тому, как слегка подрагивала его рука, разглаживающая седые усы, и как нервно постукивала о палубу его трость, княгиня поняла, что взволнован он едва ли не сильнее, чем она.
Двери кают-компании распахнулись, и оттуда вышли две молодые красивые женщины в нарядных светлых платьях, в модных шляпках и двое мужчин, высоких, крепких, одетых по-европейски. Оба – с небольшими бородками, подтянутые, загорелые. Один из них, темноволосый и голубоглазый, сделал несколько шагов по палубе и вдруг не выдержал и почти побежал навстречу гостям.
Княгиня протянула к нему руки, не веря своим глазам. Зрелый красивый мужчина с легкой проседью в волосах и в бороде спешил к ним со всех ног и повторял, повторял лихорадочно:
– Маменька, батюшка! Слава богу, вы живы!.. Как хорошо, что вы живы!..
И это был ее сын! Ее Митя! Живой и невредимый!
– Митенька! Сынок! – Зинаида Львовна закричала, запричитала в голос, обвила его шею руками и принялась целовать, все еще не веря, что это ее в мыслях не раз похороненный сын. Наконец она уступила
