больше моего, поэтому он настиг меня быстрее, чем я того ожидала, и попытался удержать меня за ночную рубашку. Ткань треснула, рубаха поползла с плеч. Я подхватила ее в горсть на груди, закричала и тут заметила тесак. Он по-прежнему торчал в стойке крыльца. Я рванула его и, только почувствовав его тяжесть в руке, минуя ступеньки, спрыгнула с крыльца.
Развернувшись лицом к Климу, я закричала:
– Только подойди! Отрублю башку!
Он остановился на верхней ступеньке, усмехнулся, и эта улыбка не предвещала мне ничего хорошего.
– Опусти нож! – прихрамывая, он стал спускаться вниз.
А я с ужасом смотрела на его правую ногу. Он изрядно ее приволакивал. И я все поняла.
– Клим! – прошептала я. И бессильно опустила тесак. – Это был ты. Это ты убил Сережу! Ты пришел за документами...
– Ай, умничка! – осклабился он и поманил меня пальцем. – Иди к дяде, девочка! Вернешь бумажки, и дядя тебя отпустит!
– Сволочь! Какая же ты сволочь, Ворошилов! – сказала я устало и подняла тесак. – Не подходи! Меня простят, если я тебя прикончу.
– Не успеешь! – ласково сказал Клим, и я вдруг увидела в его руке пистолет. С глушителем... И мне все стало безразлично...
Не сводя с меня взгляда, Клим медленно спускался по ступенькам. Руки мои затекли, но я продолжала держать тесак над головой. Каждый шаг давался моему врагу с трудом, но он достиг уже последней ступеньки и потянулся ко мне рукой. Он был так близко, метрах в двух, не более. Я видела, как шевелятся его губы:
– Тихо, девочка, тихо!
Я отступила, но он навел на меня пистолет. Я понимала: только один хлопок, и меня не станет. Но меня не станет и в том случае, если я отброшу тесак...
– Документы? Тебе нужны документы? – спросила я и снова сделала шаг назад.
– Да, всего одна тонкая папочка! Всего одна! – сказал он вкрадчиво. – Скажи, где ты ее прячешь, и я навсегда уеду из города. – Он щелкнул предохранителем. – Ну же!
И тут я метнула тесак в него. Точно так же, как в детстве, когда представляла себя индейской скво, метавшей томагавк в жалких бледнолицых собак. Я услышала хруст, это нож вошел Климу в грудь, и он, вскрикнув, повалился на ступени. Но я уже не видела, что сотворило мое орудие возмездия. Я бросилась к Римминому крыльцу и тотчас попала в чьи-то руки. От ворот и от дома тоже бежали какие-то люди...
Я закричала дурным голосом и вдруг поняла, что передо мной Суворов. Он прижал меня к себе. А я плакала и причитала:
– Я убила его! Убила!
– Не сдохнет! – сказал кто-то рядом. – Но бегать на свободе еще долго не будет! – И я узнала голос Хрусталева.
Я отстранилась и посмотрела на Сашу.
– И все-таки ты с ними?
– Нет, он с вами, – подал голос Хрусталев, – но
Глава 27
Позавчера похоронили Сережу, и я вот уже вторую ночь провожу возле окна. Суворова с момента нашего объяснения я видела только однажды. На кладбище. Он стоял рядом с генеральным и поверх его головы смотрел на меня. В строгом черном костюме, в белоснежной сорочке и при галстуке он показался мне чужим и неприступным. И только этот взгляд, растерянный и виноватый, сказал мне, что я ошибаюсь... Просто я видела сейчас Суворова настоящего, а не того, к которому привыкла, с которым мне было легко и, что скрывать, необыкновенно хорошо...
Но он не появился ни после похорон, ни вчера... Я понимала, что он сейчас крайне занят, делала скидку на его тактичность, на желание дать мне время успокоиться... И все-таки мне было плохо. Более всего я боялась, что он уедет, не попрощавшись. И, судя по всему, дело шло к этому.
Что же касается событий, которые случились за эту неделю... Странно, но я чувствовала себя совершенно спокойной. Только осталась в душе тягучая боль от того, что теперь я никогда не увижу Сережу. Сейчас даже его измена не казалась мне трагедией. Некого больше было ревновать и не к кому. А маленький результат этой связи посапывал сейчас в детской, и я ни секунды не сожалела о том, что забрала ребенка. Дениска оказался славным мальчонкой. Таня и Миша перестали дуться, и сегодня я видела, как Таня подошла к кроватке и долго рассматривала спящего малыша. Затем осторожно коснулась его щечки пальцем и, заметив мой взгляд, виновато улыбнулась:
– На Мишу похож, правда?
– На папу, – сказала я тихо и обняла ее. – Не обижайся. Он маленький и все-таки твой братик. Как мы будем жить, если откажемся от него?
Таня уткнулась мне в грудь носом и прошептала:
– Я уже большая. Я привыкну...
Миша к кроватке не подходил, но достал из подвала Танин еще манеж, отмыл его и занес в дом, буркнув при этом:
– Там целая коробка Танькиных игрушек, может, принести?
– Нет, Миша, – мягко сказала я. – Они старые и грязные. Мы купим Денису новые.
Я понимала, что нужно время, чтобы все стало на свои места. И дети примут своего брата точно так же, как его приняли мы с Риммой. По-другому я стала относиться и к доктору. У меня исчезли сомнения в его намерениях. Да, он оказался даже не на пять, а на семь лет младше Риммы, но, думаю, никто и никогда не окружал ее таким вниманием и заботой, как этот русобородый богатырь. Сегодня я наблюдала за ними из окна. Римма прямо-таки фосфоресцировала от счастья. Утром доктор сделал ей предложение, и через неделю они укатят за границу, на какой-то австрийский курорт с очень длинным и практически непроизносимым названием.
По этому случаю мы объяснились с ним в беседке. Ромашов, правда, был немного смущен. Но и я была хороша, допрашивала его с пристрастием и, не щадя его самолюбия, задавала весьма щекотливые вопросы. Но он отвечал на мои вопросы тоже прямо, ничуть не скрывая, что поначалу Римма его заинтересовала как пациентка и только потом как человек и женщина.
Но самое главное, что я от него услышала, у Риммы действительно есть шанс встать на ноги. Не скоро, через полгода, через год, но уже есть положительные сдвиги в лечении, и, как уверил меня Ромашов, тут он не слишком смущался, его методика произведет революцию в медицине. При этом он сыпал мудреными терминами, переходил на латынь, и, хотя я ровно ничего не понимала в его объяснениях, на душе полегчало. Глаза у доктора были хорошие, и он никогда не отводил взгляда в сторону...
Мы уже решили, что Миша останется со мной. На этом я сама настояла. Он перешел в одиннадцатый класс, и негоже срывать ребенка с места, когда впереди выпускные экзамены. Да и Римме будет легче. Она знает, что Миша мне как родной и будет первым помощником в доме. Всегда приглядит за сестрой и, если потребуется, научит ее уму-разуму.
Мы учились жить без Сережи. Пока это плохо получалось, но я знала, что все образуется. Жизнь возьмет свое, все останется в воспоминаниях, у которых есть свойство ставить барьер на пути грустных мыслей и подавленного настроения.
– Все будет хорошо! – успокаивала я своих близких. И сама заставляла себя в это верить. Единственное, что я не могла себя заставить, так это видеть крыльцо, на котором я чуть не прикончила Клима Ворошилова. Я преодолевала его бегом, каждый раз чувствуя, как мурашки разбегаются по телу. Меня трясло мелкой дрожью, когда я вспоминала события
Хрусталев сообщил мне, что Ворошилов легко отделался. Тесак повредил ему ребро, но бросок был не настолько силен, чтобы отправить его под кресты. Теперь Клим находился в больнице, но это не освободило его от визитов следователя прокуратуры. Конечно, майор не большой любитель вдаваться в подробности, но признался, что я помогла задержать крупного хищника, за которым давно и безуспешно охотился
