Ржавый Рыцарь и Пистолетов

болью в жадных объятиях огня. Но, превозмогая из последних сил адскую боль, Даша стремглав мчалась по острым камням туда, где за низким кустарником угадывалась река. Она не слышала шума воды, потому что его заглушал стук копыт, громкие вопли всадников и ржание лошадей. Она оглянулась. Ее настигали узкоглазые нукеры на низкорослых лошадях. На головах у них мохнатые шапки, в руках – круглые монгольские щиты. Вынуты из сайдаков луки и стрелы, нацелены в ее спину острые пики, готовы к броску арканы...

Даша напряглась, прибавила шагу и вдруг увидела реку. А на берегу – рыжего коня с застывшим на нем всадником. Он сидел к ней спиной, длинные седые волосы струились по плечам и по белым, похожим на греческий хитон одеждам.

– Ры-ы-ца-арь! – закричала она что было сил. – Ры-ца-арь!

Он обернулся. Это действительно был ее Ржавый Рыцарь. Точь-в-точь такой, каким она запомнила его на том самом портрете, который видела на фронтоне музея. Молодой, розовощекий и смеющийся.

– Даша! – закричал он в ответ и протянул ей руку. И она взлетела в седло. Обняла за талию своего Ржавого Рыцаря, прижалась щекой к его спине. Боль исчезла, растаяла, растворилась, Даше стало так хорошо, так светло и чудесно на душе, что она не сдержалась и заплакала.

А конь вдруг прыгнул с обрыва вниз. Но не упал, а полетел, воспарил над миром, как дельтаплан. И земля под ними раскрывалась, покачиваясь и поворачиваясь то одним, то другим краем, демонстрируя, словно невеста, свою красоту. Над головой проплывали девственно чистые небеса, а внизу лежали курчавые, будто шкура молодого барашка, леса, терялись в синей дымке тумана горные пики, сверкали прозрачные, похожие на первые льдинки озера, виднелись причудливые, точно серебряная вязь старинного кинжала, изгибы рек.

И Даша подумала, что такой землю, наверно, видят орлы с высоты своего полета. Она набрала полную грудь воздуха, ей хотелось кричать, хотелось петь во все горло от восторга, но ее руки схватили пустоту. А конь вдруг начал стремительно падать и падал, падал... И ветер свистел в ушах пронзительно, и сердце от ужаса билось о ребра, мешая дышать...

И не конь уже это был, а почему-то доска для виндсерфинга. Раскинув руки и балансируя на верткой доске, Даша пыталась сохранить равновесие. Но доска крутилась и вырывалась из-под ног, как живая. Тут вдруг гигантский водяной вал с ревом накрыл ее.

Даша пробовала кричать, но страшная тяжесть навалилась на нее, и только пронзительная боль во всем теле подтверждала, что она до сих пор жива. Вместо крика из ее груди вырывался жалкий сдавленный хрип, губы словно сковало льдом. В последнее мгновение, когда она уже задыхалась и почти изнемогала от боли, кто-то рванул ее из воды. Даша выплыла на поверхность и, услышав чей-то отчаянный крик: «Даша! Даша! Очнись!», открыла глаза. Сквозь пелену красного тумана проступило вдруг лицо Влада. «Ты же погиб?» – прошептала она...

Но прохладная рука легла ей на лоб. И красный туман растаял. На нее глянули глаза Алексея.

– Дашка? – сказал он, счастливо улыбаясь. – Ты очнулась? – и погладил ее по щеке. – Все будет хорошо!

Он придержал ее за спину, и Даша села. Только теперь она заметила, что сидит прямо на асфальте, блузка на ней разорвана, а плечо забинтовано. И боль... Неприятная, тягучая боль в предплечье.

– Что случилось? – Она с недоумением посмотрела на Алексея.

– В тебя стреляли, – сказал он тихо и кивнул в сторону автомобиля «Скорой помощи». Рядом с ним прямо на цветочной клумбе стояли носилки. На них кто-то лежал, укрытый с головой простыней, возле машины и носилок суетились милиционеры и врачи, а вокруг теснились плотной стеной многочисленные зеваки.

– Ничего не пойму. Кто стрелял? – прошептала Даша и беспомощно посмотрела на Алексея. – И как ты здесь оказался?

– Меня в последний момент вызвала Лиля! Пуля попала ей в шею. Но она успела набрать номер и крикнула, что тебя убили возле ресторана. И тут же потеряла сознание. Так мне сказали.

Даша продолжала смотреть на него бессмысленным взглядом, и Алексей, догадавшись, что она до сих пор ничего не соображает, объяснил:

– Тебя и Лилю ранила Светлана, та самая, любовница Макарова. Лиля тебя оттолкнула, но попала под вторую пулю. А третью эта дрянь пустила себе в голову. Дикая, бессмысленная смерть. Тяжело ранила Лилю, убила себя и своего ребенка... Ничего не понимаю. Что стряслось в этом мире? – Алексей осторожно притянул Дашу к себе. – Господи, Даша, я чуть не умер, когда увидел тебя на асфальте. К счастью, «Скорая» очень быстро подъехала. Они хотели забрать тебя в больницу, но пуля прошла по касательной и только сорвала кожу. Я сказал им: увезу жену домой. – Он быстро поцеловал ее в щеку. – Я тебя никому не отдам, Даша, никому. И не отпущу!

– Но как же так? – Даша более осмысленно посмотрела на мужа. – Как же так? – И попыталась подняться на ноги. – Лиля? Ты меня не обманываешь? Она действительно жива?

– Нет, не обманываю, ее увезли на «Скорой», – ответил Алексей. – Эта девица явно караулила вас. Тебя же предупредили, что она почти невменяема.

– Но откуда мы могли знать, что она будет стрелять? Она ждала ребенка! Зачем ей понадобилось себя убивать! Это грех! Страшный грех!

– Почему ты так беспечна, Даша? – спросил Алексей. – Ты должна была сразу ее узнать!

– Я никогда ее раньше не видела, – ответила Даша, и вдруг сполохом молнии мелькнуло в ее памяти давнее воспоминание. Нет, неправда, видела! Ей хорошо знаком этот мрачный взгляд исподлобья. Взгляд, в котором переплелись отчаяние и тоска одновременно. И ненависть! Это было весной, восемь лет назад. С Владом у них все только начиналось. Они садились в его служебный джип, и вдруг случайно, боковым зрением Даша заметила на обочине эту девушку. Ее мгновенный взгляд был столь же беспощаден, как выстрел в спину. Но Даша была слишком счастлива тогда, чтобы придать ему значение. Влад смеялся, шутил, обнимал ее за плечи, поторапливая сесть в машину. И она тотчас забыла и об этой девушке, и об этом взгляде. А забывать не стоило. Ничего не стоит забывать!

«Скорая помощь» и милицейские автомобили тронулись с места, толпа любопытных тоже стала медленно растекаться в разные стороны. Алексей помог Даше подняться и повел ее к машине. Только теперь она заметила, что идет босиком. Алексей объяснил, что при падении она переломала каблуки, а одна туфля отлетела под колеса такси, которое в то время трогалось с места. Словом, спасать оказалось нечего.

С трудом она доковыляла до машины, и навстречу им, словно джинн из лампы, рванулся Аристарх Зоболев. Даша споткнулась от неожиданности, больно ударила палец, но критик заслонил ей дорогу. Лицо его посерело, губы тряслись.

– Дарья, Дарья, – повторял он и озирался по сторонам. Взгляд у него был странным и почти безумным. – Как ты? Жива? – справился он наконец, задыхаясь, и ткнул в нее пальцем: – Смотри, кровь!

Даша опустила взгляд и охнула от неожиданности. Ее белый нарядный костюм был в отвратительных бурых и грязных пятнах. Пуговицы на жакете болтались на одной нитке или были вырваны с мясом, на колене на брюках зияла дыра, на ладонях продолжали кровоточить ссадины.

– Алеша! Дай мне платок! – попросила она мужа. Но он сам принялся вытирать ей лицо, очень мягко касаясь болезненных участков кожи. Эти ласковые касания его рук, несомненно, принесли ей облегчение. Зоболев по-прежнему стоял рядом и, когда Даша вновь посмотрела на него, засуетился.

– Твоя сумочка! Я ее подобрал! – Педикула протянул ей сумку, которая являла собой еще более жалкое зрелище, чем Дашины брюки и прочая одежда. Затем подал ей тетрадь в клеенчатой обложке, Пашин дневник. – Это я рядом нашел. Твое?

– Мое! Спасибо! – сказала она и, прижав платок мужа к виску, где до сих пор кровоточила глубокая царапина, пригнула голову и неловко протиснулась в машину.

– Даша, прости, – Зоболев ухватился за дверцу и умоляюще заглянул ей в глаза. – Только пятьсот рублей! Трубы горят! А деньги в номере. Завтра отдам. Ты ведь приедешь в Сафьяновскую?

Даша мгновенно пришла в себя и с негодованием посмотрела на Педикулу.

– Отойди! – прошипела она сквозь зубы. – Нет у меня денег.

– Не жадничай, – загнусавил Зоболев. – Я ведь за твое спасение выпью, за счастливое избавление от