– Ры-ы-ца-арь! – закричала она что было сил. – Ры-ца-арь!
– Даша! – закричал он в ответ и протянул ей руку. И она взлетела в седло. Обняла за талию своего Ржавого Рыцаря, прижалась щекой к его спине. Боль исчезла, растаяла, растворилась, Даше стало так хорошо, так светло и чудесно на душе, что она не сдержалась и заплакала.
Но прохладная рука легла ей на лоб. И красный туман растаял. На нее глянули глаза Алексея.
– Дашка? – сказал он, счастливо улыбаясь. – Ты очнулась? – и погладил ее по щеке. – Все будет хорошо!
Он придержал ее за спину, и Даша села. Только теперь она заметила, что сидит прямо на асфальте, блузка на ней разорвана, а плечо забинтовано. И боль... Неприятная, тягучая боль в предплечье.
– Что случилось? – Она с недоумением посмотрела на Алексея.
– В тебя стреляли, – сказал он тихо и кивнул в сторону автомобиля «Скорой помощи». Рядом с ним прямо на цветочной клумбе стояли носилки. На них кто-то лежал, укрытый с головой простыней, возле машины и носилок суетились милиционеры и врачи, а вокруг теснились плотной стеной многочисленные зеваки.
– Ничего не пойму. Кто стрелял? – прошептала Даша и беспомощно посмотрела на Алексея. – И как ты здесь оказался?
– Меня в последний момент вызвала Лиля! Пуля попала ей в шею. Но она успела набрать номер и крикнула, что тебя убили возле ресторана. И тут же потеряла сознание. Так мне сказали.
Даша продолжала смотреть на него бессмысленным взглядом, и Алексей, догадавшись, что она до сих пор ничего не соображает, объяснил:
– Тебя и Лилю ранила Светлана, та самая, любовница Макарова. Лиля тебя оттолкнула, но попала под вторую пулю. А третью эта дрянь пустила себе в голову. Дикая, бессмысленная смерть. Тяжело ранила Лилю, убила себя и своего ребенка... Ничего не понимаю. Что стряслось в этом мире? – Алексей осторожно притянул Дашу к себе. – Господи, Даша, я чуть не умер, когда увидел тебя на асфальте. К счастью, «Скорая» очень быстро подъехала. Они хотели забрать тебя в больницу, но пуля прошла по касательной и только сорвала кожу. Я сказал им: увезу жену домой. – Он быстро поцеловал ее в щеку. – Я тебя никому не отдам, Даша, никому. И не отпущу!
– Но как же так? – Даша более осмысленно посмотрела на мужа. – Как же так? – И попыталась подняться на ноги. – Лиля? Ты меня не обманываешь? Она действительно жива?
– Нет, не обманываю, ее увезли на «Скорой», – ответил Алексей. – Эта девица явно караулила вас. Тебя же предупредили, что она почти невменяема.
– Но откуда мы могли знать, что она будет стрелять? Она ждала ребенка! Зачем ей понадобилось себя убивать! Это грех! Страшный грех!
– Почему ты так беспечна, Даша? – спросил Алексей. – Ты должна была сразу ее узнать!
– Я никогда ее раньше не видела, – ответила Даша, и вдруг сполохом молнии мелькнуло в ее памяти давнее воспоминание. Нет, неправда, видела! Ей хорошо знаком этот мрачный взгляд исподлобья. Взгляд, в котором переплелись отчаяние и тоска одновременно. И ненависть! Это было весной, восемь лет назад. С Владом у них все только начиналось. Они садились в его служебный джип, и вдруг случайно, боковым зрением Даша заметила на обочине эту девушку. Ее мгновенный взгляд был столь же беспощаден, как выстрел в спину. Но Даша была слишком счастлива тогда, чтобы придать ему значение. Влад смеялся, шутил, обнимал ее за плечи, поторапливая сесть в машину. И она тотчас забыла и об этой девушке, и об этом взгляде. А забывать не стоило.
«Скорая помощь» и милицейские автомобили тронулись с места, толпа любопытных тоже стала медленно растекаться в разные стороны. Алексей помог Даше подняться и повел ее к машине. Только теперь она заметила, что идет босиком. Алексей объяснил, что при падении она переломала каблуки, а одна туфля отлетела под колеса такси, которое в то время трогалось с места. Словом, спасать оказалось нечего.
С трудом она доковыляла до машины, и навстречу им, словно джинн из лампы, рванулся Аристарх Зоболев. Даша споткнулась от неожиданности, больно ударила палец, но критик заслонил ей дорогу. Лицо его посерело, губы тряслись.
– Дарья, Дарья, – повторял он и озирался по сторонам. Взгляд у него был странным и почти безумным. – Как ты? Жива? – справился он наконец, задыхаясь, и ткнул в нее пальцем: – Смотри, кровь!
Даша опустила взгляд и охнула от неожиданности. Ее белый нарядный костюм был в отвратительных бурых и грязных пятнах. Пуговицы на жакете болтались на одной нитке или были вырваны с мясом, на колене на брюках зияла дыра, на ладонях продолжали кровоточить ссадины.
– Алеша! Дай мне платок! – попросила она мужа. Но он сам принялся вытирать ей лицо, очень мягко касаясь болезненных участков кожи. Эти ласковые касания его рук, несомненно, принесли ей облегчение. Зоболев по-прежнему стоял рядом и, когда Даша вновь посмотрела на него, засуетился.
– Твоя сумочка! Я ее подобрал! – Педикула протянул ей сумку, которая являла собой еще более жалкое зрелище, чем Дашины брюки и прочая одежда. Затем подал ей тетрадь в клеенчатой обложке, Пашин дневник. – Это я рядом нашел. Твое?
– Мое! Спасибо! – сказала она и, прижав платок мужа к виску, где до сих пор кровоточила глубокая царапина, пригнула голову и неловко протиснулась в машину.
– Даша, прости, – Зоболев ухватился за дверцу и умоляюще заглянул ей в глаза. – Только пятьсот рублей! Трубы горят! А деньги в номере. Завтра отдам. Ты ведь приедешь в Сафьяновскую?
Даша мгновенно пришла в себя и с негодованием посмотрела на Педикулу.
– Отойди! – прошипела она сквозь зубы. – Нет у меня денег.
– Не жадничай, – загнусавил Зоболев. – Я ведь за твое спасение выпью, за счастливое избавление от