После потасовки на ногах остались только двое, а третий признался, что не успел даже ничего почувствовать. Нарушители продолжали удаляться. Консуэло Боннер сняла очки. Она вознамерилась обратиться к старшему из нарушителей. Он по крайней мере показался ей джентльменом.
— Вы, вероятно, меня не поняли. Я только забочусь о безопасности станции.
— Ага, безопасности от расхитителей урана, — отозвался Римо.
— У вас нет доказательств. Эта станция охраняется не хуже, чем если бы этим ведал мужчина, — заявила Консуэло.
— Именно это я и хотел сказать. Здесь черт знает что творится.
— Вы что же, считаете, что мужчины работают лучше? — спросила Консуэло.
— Мы считаем, что нам, как мужчинам, не суждено иметь детей, поэтому приходится довольствоваться своими ограниченными возможностями, — пояснил Чиун.
Консуэло Боннер продолжала семенить за ними по коридору.
— Если вы не инженеры, тогда кто же вы?
— Возможно, наши интересы совпадают с вашими, — сказал Римо.
— Мы пришли восславить вашу красоту, — сказал Чиун.
Римо по-корейски заметил Чиуну, что эта женщина не из тех, кто поддается на такую бессовестную лесть. Чиун, тоже по-корейски, ответил, что Римо ведет себя как настоящий белый. Что плохого в том, чтобы доставить кому-то удовольствие ласковым словом? Чиун знает, что значит жить без благодарности. Он научился этому за все те годы, что он воспитывал Римо. Но почему должна страдать бедная женщина?
— Говорю тебе в последний раз: я не собираюсь писать, что я не белый. И что я-де тебе солгал, и что в твоих уроках было что-то такое, что сделало меня корейцем. Я белый. И всегда был белым. И всегда буду белым. И когда я стану писать летопись Синанджу...
Чиун поднял руку.
— Ты напишешь, что мы всего лишь наемные охранники, а великий Дом Синанджу, дом ассасинов всего мира, превратился в приют жалких прислужников.
— Мы спасаем страну.
— А что эта страна для тебя сделала? Чему она тебя научила? Что она такое — твоя страна? Есть тысячи стран, и будут еще тысячи. Но Синанджу была, есть и будет... если ты нас не подведешь.
— И я не намерен жениться ни на какой толстой уродине из Синанджу, — добавил Римо.
Разговор шел на корейском и напоминал пулеметный огонь. Консуэло Боннер не разобрала ни слова. Она поняла только, что они спорили. И еще она поняла, что эти двое имеют не больше отношения к ядерной физике, чем китайский бильярд. Было ясно, что восьмерым охранникам их не одолеть, а возможно, что и шестнадцати тоже.
Однако Консуэло Боннер стала начальником службы безопасности ядерной электростанции отнюдь не благодаря способности руководствоваться в своих действиях голыми подозрениями. Она знала, что женщин принято судить строже, чем мужчин. И сейчас она почти не сомневалась в том, что благодаря этим двоим ей удастся вернуть пропавшее топливо, получить за это причитающуюся ей награду и тем самым заработать еще одно очко в пользу слабого пола. Не говоря уже о существенном продвижении по служебной лестнице.
— Я знаю, кто вы, — заявила она. — Вы никакие не инженеры. Вы из одного из бесчисленных федеральных агентств, которые пытаются вернуть пропавшее топливо. Я-то думала, у нас уже все перебывали. Все это проводилось втайне, чтобы не вызвать, не дай бог, паники по поводу утечки ядерного топлива, которого достаточно для производства нескольких десятков атомных бомб. Но я могу вам помочь выйти на след.
Римо замер на месте и посмотрел на Чиуна. Чиун, все еще рассерженный, отвернулся.
— О’кей, — сказал Римо. — Только скажите, какой был правильный ответ на тот вопрос, который вы мне задали и после которого догадались, что я не атомщик? Семь? Мне почему-то кажется, что семь.
— Это формула. А зачем вам?
— Ну, вдруг меня еще кто-нибудь спросит.
Чиун медленно повернулся к молодой белой женщине, которая обещала Римо помочь ему в его поисках. Он посмотрел на ее гладкую белую кожу и элегантный костюм в стиле вестерн. Шлюха, подумал он.
— Хотела бы я знать, о чем вы сейчас думаете, — сказала Консуэло.
Чиун улыбнулся и потянул Римо за рукав.
Внутри у Харрисона Колдуэлла все напряглось. Ладони у него взмокли, а во рту, наоборот, пересохло, и он уже в который раз внутренне затрепетал от страха. Но давать слабину он не мог. С этим парнем нельзя показать не только испуг, но и нечестность. Это был единственный человек, которому нельзя было солгать. Или обойтись небрежно. Харрисон Колдуэлл поступил предусмотрительно, что держал его лишь на случай чрезвычайной надобности. Ибо родители всегда говорили ему: “Деньги без клинка могут быть подарком только тому человеку, у которого меч уже есть”. И Харрисон Колдуэлл обошелся без него, когда надо было решить вопрос с профессором, переводившим текст на камне, и с водолазами, заснявшими камень на пленку. К услугам Франциско Брауна Харрисон Колдуэлл прибегал только тогда, когда в этом была крайняя нужда. Он был его последним оружием.
Харрисон Колдуэлл принадлежал к малому числу людей, которые знают, для чего существуют наемные убийцы. Их мастерство нельзя растрачивать попусту, и к ним нельзя относиться как к наймитам.
“С мечом надо обращаться как с собственной дочерью, тогда доживешь до глубокой старости”. Это означало, что свой меч нельзя дергать по пустякам, по всяким ерундовым поводам. Харрисон Колдуэлл не относил себя к слабонервным мужчинам, но Франциско Браун мог любого, самого сильного человека заставить трепетать от страха. После того, как они стали работать вместе, Колдуэлл частенько задумывался, понимает ли Франциско сам, до какой степени он может наводить на людей ужас. Он нашел Франциско в Барселоне, в районе порта. Понимая, что для достижения тех высот, к которым он рвался, ему потребуется настоящий клинок, он отправился в наиболее криминогенный район Барселоны и стал выспрашивать, кто здесь считается самым жестоким убийцей.
Все дороги вели к одному человеку, который промышлял подпольным опиумным бизнесом. О нем говорили, что он расправился со своими конкурентами, одним перебив ребра, другим — проткнув легкие, третьих — утопив, если можно так выразиться, посреди самых что ни на есть сухих городских улиц. Харрисон Колдуэлл назначил за его убийство цену в сто тысяч долларов. Объяснение своей прихоти он придумал следующее: он-де жаждет мести за одного родственника, который якобы погиб из-за наркотиков. Впрочем, от человека, готового заплатить сто тысяч долларов, никто и не требовал особых объяснений.
Улицы Барселоны были усеяны трупами с огнестрельными ранениями и проломленными ребрами, но претенденты все продолжали прибывать. Они ехали в Барселону отовсюду — белые, черные, желтые, ехали, чтобы найти здесь свою смерть. Сам же Харрисон Колдуэлл сидел в полной безопасности в роскошном номере парижского отеля и узнавал о происходящем из газет.
Наконец, после трех недель кровопролития, наркоделец был найден в собственной постели с изрубленным брюхом, а в гостиницу к Колдуэллу заявился нежноликий светловолосый парень и попросил выплатить ему гонорар. Поначалу Харрисон Колдуэлл не поверил, что убийцей мог оказаться такой смазливый молодой человек. Портье принял его за проститутку в штанах — из тех, которых любят голубые, настолько он был хорош собой. Но что-то в облике этого парня безошибочно говорило о том, что дело сделал именно он.
— Я обещал сто тысяч долларов, — сказал Колдуэлл. — Я был неправ. Я дам вам четыреста тысяч — сто тысяч сейчас и триста тысяч немного погодя, причем в золотых слитках.
— Эти триста тысяч — за что?
— За то, что вы никогда больше не будете работать ни на кого другого. Вы теперь мой клинок.
Он дал молодому человеку время подумать. Колдуэлл понимал, что человеку, способному на такую жестокость, ничего не стоить убить его за подобное предложение. Но зато, если он согласится, у Харрисона Колдуэлла будет настоящий меч.
— Согласен, — сказал Франциско Браун. И как только Харрисон Колдуэлл выяснил, что недостающим элементом является уран, у Франциско Брауна появилась работа. Причем довольно тонкая работа. Впрочем, он с такой же легкостью умел вынуть у человека глаза, как и помочь кому-либо “уснуть”. Франциско Браун
