– Солнце, – повторил Раин. – Но дело не в этом – сам факт этот еще ничего не значит… Стрелка на пульте может находиться на уровне любой из трех орбит. Причем это не схема: огоньки перемещаются, они дают действительное положение планет на орбитах в данную минуту – это я специально проверил по справочникам. Просто счастье, что нам удалось их спасти… И вот, устанавливая стрелку в положение, когда острие указывает, скажем, на Землю, мы даем задание кибернетическому центру, который тут же начинает вырабатывать программу полета…
– Стоп! – прервал Сенцов. – А вы в этом уверены?
– О да, вероятность ошибки невелика, – ответил уже Калве. – Я не допускаю, что мы могли ошибиться. Я исследовал очень тщательно. И убежден в том, что правильно понял общие принципы…
– И что же? – спросил Сенцов.
– Программа передается в киберустройство ракеты, – сказал Калве. – Импульсы уходят по кабелю. Мы проследили – он идет сюда. Машина, как можно заключить, вычисляет и задает ракете оптимальный режим полета на данную планету, применительно к сегодняшнему положению планет на орбитах.
– Видите, – вставил Калве, – в каком положении находятся сейчас огоньки? В таком же, как и в кибернетическом посту. Это может означать только, что ракета сейчас подключена к большой машине…
– А какой именно ракете эта программа передается, определяется переключателем. Одновременно может стартовать только одна ракета.
– Ясно! – торопливо сказал Азаров. – Значит, своими ракетами они действительно не управляли. С начала до конца корабль ведут автоматы.
– Это просто руководство для программирующего устройства, – сказал Калве. – Для удобства оно выполнено в виде планетной карты.
– А почему только для трех планет? – спросил Коробов.
– Не обязательно… Когда-то в этот пульт были заложены и другие схемы. Помните, что мы видели на экране…
– Программа… – сказал Сенцов. – А если вылет задерживается?
– Вычислитель ракеты должен постоянно вносить в нее поправки, – ответил Калве. – Интересно будет разобраться в его устройстве…
– Ну а как же все-таки стартовать?
– Вот кнопки – такие же, как в кибернетическом посту. Там старт давался белой кнопкой. Дело человека – только дать разрешающий импульс в машину. Дальше она ведет корабль сама…
– Что ж, – сказал Коробов. – У велосипеда есть педали, у автомобиля нет. Но никто не отказывается ездить на автомобиле из-за того, что у него нет таких педалей…
– Вот, значит, как получается… – сказал Сенцов. – Просто – кнопка… Нажать – и лететь…
– Лететь! – как эхо, повторил Азаров, и голос его дрогнул.
– Лететь, – спокойно согласился Коробов.
– Лететь, – сказал Раин и усмехнулся.
– Лететь так лететь, – безмятежно проговорил Калве. – Так я пойду, принесу обратно вещи…
– Пойдемте скорее… – просительно сказал Азаров и первым рванулся из рубки. Но Сенцов поймал его за руку.
– Вот теперь – отдыхай… – сказал он. – Отдыхай до Земли.
Все вышли, и на миг Сенцов остался один.
– Ну, вот… – сказал он тихо. – Ты ведь не подведешь, правда?
Никто не мог бы услышать ответа. Но он, наверное, услышал, потому что улыбнулся взволнованно и радостно.
16
– Ну что же? – сказал Сенцов. – Так где у них сидел пилот? Здесь?
Составление программы полета было закончено. Об этом возвестил вспыхнувший полчаса назад на пульте огонек. Побывав в последний раз наверху, Калве установил, что машина выключилась. Зато за задней стеной рубки не умолкало чуть слышное гудение: кибернетическая машина ракеты продолжала работать, с каждой протекшей минутой внося в программу соответствующие изменения.
– Ну, – сказал Сенцов, – значит, решились. Я уверен, что мы не ошибемся: разум не может подвести другой разум. Мы должны верить разуму – хотя бы он принадлежал другим существам…
В рубку, вытирая с лица пот, вошел Коробов.
– Приготовления закончены… – доложил он. – Вахту в полете будем нести?
– Поскольку Правилами предусмотрено, – ответил Сенцов.
– Кто первый?
Сенцов пожал плечами, давая понять, что считает вопрос лишним и даже не заслуживающим ответа.
– Тогда ты, может, отдохнешь? – спросил Коробов.
– А как же! – сказал Сенцов. – Обязательно… В санатории! На Земле…
В последний раз осмотрели ангар, стоя в проеме люка. Коробов заметил внизу, почти под самой эстакадой, забытый кем-то при третьей – и последней – переноске кислородный баллон, один из служивших для питания скафандров. Коробов усмехнулся: вопреки поверью по своему опыту он знал, что стоит забыть что-нибудь на месте – и тогда ты обязательно уедешь по-настоящему.
Потом все собрались на середине входного отсека. Раин вошел последним. Замигали лампочки, и стальные рычаги, распрямляясь, медленно вдавили втянутый кусок обшивки на место. Все меньше становилась светлая щель. Рычаги, дойдя до места, глухо лязгнули.
Проходя в коридор, космонавты освобождались от скафандров. Сенцов еще раз обошел все каюты, проверяя – все ли закреплено, как надо, не сдвинется ли груз во время старта.
Все медленно вошли в рубку. Двигаясь, как во сне, расселись в воздухе. У каждого вдруг мучительно засосало под ложечкой…
Сенцов остановился у пульта.
– Ну так что же? Что скажешь, второй пилот?
– Интересно, – откликнулся Коробов, – каков все-таки этот новый способ передвижения в пространстве?
– Доберемся и до него, – сказал Раин. – Жаль, что ты не видел того, что показывала машина. Да, немало интересного в следующий раз мы найдем на Фобосе… Не исключено, что мы сможем наладить связь с ними. А со временем – встретиться…
– А может, завернем на Фобос сейчас? – спросил Калве.
– Ого… – засмеялся Коробов. – Ничего себе размах…
– Не можем, – ответил Сенцов. – Но вообще-то мы там побываем. В полном составе. Так, Виктор?
Он опустился перед пультом. На миг крепко зажмурил глаза. Потом нажал белую кнопку…
Низкий гул наполнил рубку. На пульте замигали разноцветные огоньки. По одному из экранов заструились светлые линии. Сначала редкие, они постепенно собирались во все более плотный пучок.
Рядом вспыхнул второй экран. На его зеленоватом фоне возник непонятный рисунок: несколько рубиново-красных цилиндров, каждый в нескольких местах перехватывали толстые спирали кабелей.
– Вы только посмотрите… – изумленно воскликнул Сенцов и потянулся за карандашом. Внезапно блокнот, положенный Сенцовым на пульт, всплыл, повис в воздухе. Все почувствовали странную легкость, от которой успели уже отвыкнуть… Искусственная гравитация выключилась. В то же время воздух сделался как будто плотнее, двигаться стало трудно – невидимое, но плотное одеяло накрыло их, закутало со всех сторон. Стало легче дышать, и Сенцов понял, что аппараты подают в рубку чистый кислород и что автоматы заключили их в невидимую, но плотную среду, чтобы не было неприятностей при перегрузках. Теперь по чуть заметному дрожанию воздуха стало возможным заметить, как этот не сжатый, но уплотненный кислород проникает в рубку сквозь щели между плитками пола. Газ, на котором они сидели, спали – «Тяжелый кислород».
– Ну вот, – сказал Коробов. – Даже не верится. Летим… И ведь придут времена, когда школьники станут путать эпохи и страшно удивятся, если учитель им скажет, что звездоплавание началось в двадцатом веке, а вовсе не в десятом, как сказал ученик Петров, и что Джордано Бруно погубила инквизиция, а совсем не
