Умар вконец оброс щетиной, став похожим на дикого абрека.
— Костыли бы где найти, — ворчал он, валяясь на койке. — А то я здесь до пролежней…
— Посмотрю, — обещал Руслан.
— Посмотришь… Ты мне дай гранату.
— Зачем?..
— Если сюда придут русские, мне что — лапки кверху?
Пожав плечами, Руслан отдал ему РГД-5.
— Вот и ладненько, — Умар спрятал ее под подушку. — Все ж не с пустыми руками. Ну, рассказывай, что нового?
За те несколько часов, что Умар провел на госпитальной койке, обстановка вокруг дворца не изменилась. Войска по-прежнему стоят в трех сотнях метров и чего-то тянут. То ли собираются с силами для окончательного удара, то ли ждут, когда защитники сдадутся.
— Нормально, — ответил он, заметив, как, слушая, напряглась Лейла, поившая тяжелораненого из носика чайника. — Жратва еще есть, патроны. Пару деньков еще запросто продержимся.
— Два дня, — повторил Умар, укрыв одеялом больную ногу.
— А там что-нибудь придумаем. Наши коридор пробьют. Или перемирие устроят, якобы чтобы убрать с улиц трупы. И мы, под этот шумок, тихо слиняем.
— Русские на мировую не пойдут, — дал о себе знать раненый в грудь пулеметчик Али, лежавший в крайнем ряду.
— Зря так говоришь. Им тоже нужна передышка.
— Как только мы выйдем, нас сразу перебьют, — сомневался Али.
— Это вряд ли. Их силы нацелены на нас, точно мы всё, что осталось от сопротивления. Поговаривают, что с генералов трясут сроки, когда они возьмут дворец. Да они сделают вид, что не замечают нашего ухода, лишь бы быстрее и без потерь овладеть зданием.
Попрощавшись с братом, Руслан ушел на пост. С полуночи до двух ночи ему стоять в холле за мешками с песком, наблюдая за пустынной площадью.
Продрогнув на холодном воздухе, он застегнул на все пуговицы куртку, пристроил винтовку на мешках, составленные за декоративной, в виде серпа и молота, решеткой. И прижался бровью к резиновому наглазнику, прощупывая площадь метр за метром.
При отсвете факелов капитан Плотников возился в подсобке с дверью, приматывая тротиловую шашку к ручкам. Прикрепив, воткнул в гнездо детонатор с бикфордовым шнуром, полез за зажигалкой.
— Отойдите к стене, — приказал он, снимая с нее крышечку. — Зажмите ладонями уши и зажмурьтесь.
Стоявший слева от него десантник в защитного цвета косынке, с пулеметом, чья забитая патронами лента свисала чуть не до пола, дистанцировался от своего командира.
Турбин, стоя за Черемушкиным, послушно воткнул пальцы в ушные ямы и закрыл глаза.
Рвануло с такой силой, что всех обдало волной горячего дымного воздуха, дверь щепкой выбросило в коридор.
В задымленный проем ринулся пулеметчик, всадил короткую очередь в опешившего от неожиданности боевика, и пошел дальше, переступив агонизирующее тело.
Коридор раздваивался, широкая мраморная лестница вела наверх. Десантник поднимался по ней, прочесывая трассами пространство. И упал. Турбину показалось, что он просто споткнулся и сейчас поднимется. Но пулеметчик продолжал лежать в прежней позе, а наверху запульсировали злые вспышки, насыщая воздух пулевым свистом.
Метнув в обороняющихся гранату, Плотников подтянул к себе пулемет и слился со стеной, контролируя лестницу.
— Зачищайте коридор! — закричал он солдатам. — Чего ждете?!
Турбин побежал по боковому ответвлению. Наткнувшись на дверь, сорвал с гранаты кольцо и забросил ее внутрь. Дым еще не осел, а он уже с порога строчил по проступающим из тумана кроватям, что-то падало и катилось по полу.
Он отпустил спусковой крючок, когда с находившимися в комнате было покончено. С брезгливостью смотрел он на размозженную пулями кудрявую голову дудаевца, раскинувшегося на столе, на дырявую армейскую каску с надписью «Украина», что откатилась к порогу.
Наемники лежали там, где их застала смерть. Многие так и не узнав, что произошло.
По коридору пробежал Коновалов, свернул влево. Турбин, перезаряжая автомат, двинулся за ним.
Якушев в панике метался по цокольному этажу, лихорадочно ища выход. Отсюда надо было срочно бежать, бежать, куда глаза глядят, если он хочет остаться в живых. В потемках он нашел железную дверь, ведущую на площадь, в отчаянии задергал ручку.
Дверь была заперта, отрезая ему путь к спасению.
Из-за колонны вынырнула фигура. Страх парализовал Якушева; обмирая сердцем, он закричал:
— Не стреляйте! Я журналист.
Фигура вблизи оказалась боевиком, тоже искавшем, куда скрыться.
— Замок! — возбужденно сказал Якушев, когда тот, как и он, минуту назад, задергал ручку.
Выматерившись по-русски, чеченец отступил от бронированной двери и выстрелил по запорам. Замок был безнадежно испорчен, и дверь легко поддалась.
Бурков застыл, держа под прицелом площадь. Во дворце трещала остервенелая стрельба, глухо рвались гранаты. А он, вместо того, чтобы быть там вместе с друзьями, сидел на безопасном удалении, карауля невесть кого.
Когда мимо остова выгоревшего бронетранспортера мелькнула и исчезла тень, он сначала подумал: привиделось. Оно так иногда бывает, когда чего-то очень ждешь. Он щелкнул тумблером на прицеле, включая подсветку шкалы, взял немного левее, куда стремилась тень.
— Шалишь… — удовлетворенно хмыкнул, поймав в перекрестие силуэт бегущего человека.
Приклад привычно боднул в плечо…
На войне умирают по разному.
Загибался на лестнице, получив свинец в незащищенную бронежилетом грудь, капитан Плотников. Он знал, что его ждет. Знал, что за его спиной пацаны-солдаты, многим из которых еще нет и девятнадцати, и которым еще жить и жить. И закрывая их собой, бил и бил из пулемета, истекая кровью, пока вторая пуля снайпера, ударившая в голову, не нашла его.
Знал, на что шел и чеченец Умар Адиев, подрывая себя гранатой, когда в дверях лазарета возник российский солдат…
Журналист Виктор Якушев хотел жить. Он не держал оружия и ни в кого не стрелял на этой мало кому понятной войне. Он был лишь сторонним наблюдателем, фиксируя на пленку все, что видел. Выкладываясь в беге и с непривычки задыхаясь, он страстно мечтал скорее достичь домов, где, как ему верилось, он будет в безопасности. И даже когда пуля калибра 7, 62 пробила ему сердце, и он повалился на асфальт, разбивая аппаратуру, остатками угасающего сознания ему еще казалось, что он еще бежит, и до спасительных стен осталось совсем немного, совсем чуть-чуть…
Осколок взорванной в лазарете гранаты, с ноготь размером, прошил ватную подстежку бушлата Коновалова и ушел под ребра.
— Сильно? — посочувствовал, сдирая примотанный к прикладу перевязочный пакет, Турбин.
— Ерунда, — кряхтел каптер, зажимая рану. — Перетерплю как-нибудь. Не возись со мной. Дуй за лейтенантом, а то бросили одного…
— А ты как?..
— Валяй! Что я… поди не помру.
