туману.
— Я встретился с судебно-медицинским экспертом Бакаевым. Он работает над диссертацией о возможностях электрографического исследования ранений для определения формы и особенностей орудий, которыми они причинены.
Смертельное ранение Сероштанову нанесено клинком односторонней заточки, длина — двенадцать с половиной сантиметров, ширина — полтора. На коже эксперт выявил отпечаток ограничителя характерной формы с шариками на концах.
— Почему этого нет в акте вскрытия? — насторожился Мишуев. — И что это означает?
— Признаки оружия позволяют определить его тип: фирменный автоматический нож, в котором ограничитель раскрывается одновременно с выбрасыванием клинка. В наших условиях вещь довольно редкая. Мне, например, не попадалась ни разу.
— Что же, это может сыграть определенную роль… — Мишуев повернулся к Веселовскому. — Александр Павлович, отметьте особенности орудия убийства, вдруг да выплывает где-нибудь…
— Я не закончил, товарищ подполковник, — холодно сказал Сизов.
Мишуев прервался на полуслове.
— Необычность ножа привлекла внимание Бакаева, ему показалось, что он уже встречал такой. Перебрал свою картотеку — у него почти тысяча электрографических отпечатков — и нашел! Семь лет назад он делал экспертизу по убийству Федосова на Яблоневой даче, все параметры ножей совпадают!
— Вот это да! Недаром говорят: Сыскная машина! — горячечно зашептал Фоменко.
— Да, Игнат Филиппович из-под земли улику выкопает, — довольно кивнул Губарев.
— Речь может идти о совпадении общих признаков, но не о полной идентичности, — равнодушно сказал Веселовский. — Мало ли похожих ножей!
— В том-то и дело, что мало! — в полный голос сказал Фоменко. — Я тоже ни одного не встречал.
— Это не аргумент! — бросил Веселовский. В его тоне появились новые нотки.
Мишуев некоторое время безразлично наблюдал за спором, потом постучал связкой ключей по столу. Когда наступила тишина, обратился к Сизову:
— Дело подняли?
— Еще не успел.
— И не трудитесь зря. — Подполковник повысил голос. — Я лично раскрыл это убийство! Тогда еще был старшим опером в районе, двое суток не ел, не спал, а на третьи взял некоего Батняцкого — большой мерзавец, между нами говоря. Дали ему, если не ошибаюсь, двенадцать лет.
— Вот и редкий нож! — хмыкнул Веселовский. — Нашли аргумент… Мало ли в жизни совпадений!
— Разобрались! — Мишуев прихлопнул ладонью свой блокнот. — Капитан Веселовский ставит задачу каждому — и вперед! Времени нам терять нельзя!
— Да, чуть не забыл, — сказал начальник, когда все уже встали. — Звонили из отделения боевой подготовки: завтра майор Сизов должен провести занятия в роте специального назначения. С учетом этого, Александр Павлович, определите нашему ветерану задание уменьшенного объема.
— Понял, — отозвался Веселовский. — Сейчас все собираемся у меня — распределим работу.
Он еще избегал подчеркивать свою руководящую роль, но опытный Фоменко в коридоре придержал за рукав Губарева.
— Видал, что делается, — заговорщически прошептал он. — Власть меняется, Веселовский уже главнее Филиппыча… Видно, и вправду его скоро того… На пенсион. Так что соображай…
— Чего мне соображать? — холодно спросил Губарев, отстраняясь.
— А того, — снова придвинулся Фоменко. — Ты с ним и на обед вместе и с работы вдвоем. Начальству это не нравится.
— Ты это всерьез? — Губарев впервые обратился к старшему коллеге на «ты», и в голосе его отчетливо сквозило презрительное недоумение, которое Фоменко почувствовал.
— Да ты не так понял, — зачастил он. — Что я, негодяй какой? Или Филиппычу зла хочу? Я ж о тебе думаю! Ты молодой, жизни не знаешь. Он-то уйдет, а тебе работать…
Губарев нехорошо выругался и вырвал руку.
Глава пятая
Специальная рота отрабатывала операцию «Тайфун». По третьему варианту: захват вооруженных преступников, скрывающихся в отдельном здании.
Макет здания — обшарпанная двухэтажка из красного некондиционного кирпича располагалась на краю полигона. Внешне она практически не отличалась от большинства домов центральной части города и могла легко вписаться в унылый ряд построек старого фонда на любой улице: Трудовой, Социалистической, Красногвардейской. Даже поклеванный пулями фасад жилищно-коммунальные власти привычно объяснили бы боями за освобождение Тиходонска в грозном 1942-м да недостатком средств на текущий и восстановительный ремонты во все последующие годы.
Сейчас видавшая виды стена не брызгала острыми фонтанчиками красного крошева и не отбрасывала зло свистящих в рикошете пуль: вместо обычных дистанционно управляемых фанерных фигур преступников изображали добровольцы из первого взвода, поэтому стреляли холостыми.
Несмотря на это, все были в бронежилетах под маскировочными комбинезонами и в касках, обтянутых камуфляжной тканью, — как при настоящей боевой операции. Только командир спецроты майор Лесков остался в лихо заломленном черном берете. Он стоял на рубеже атаки за кирпичным, по грудь бруствером, наблюдал, как члены группы захвата, прикрывая бронещитами головы и старательно прижимаясь к земле, смыкали кольцо вокруг осажденного дома, как группа прикрытия меняла позиции на более выгодные, как рассредоточивалась в ожидании команды группа резерва.
Время от времени он прикладывался к биноклю и рассматривал забаррикадированные деревянными щитами, досками и всяким хламом оконные проемы, из которых глухо дудукали короткие очереди.
— Поймал наконец? — азартно скривил рот майор, не отрываясь от бинокля. Сидящий на скомканном масккомбинезоне Сизов увидел, как тускло блеснули пластмасса и сталь коронки, и вспомнил, при каких обстоятельствах Лесков потерял три зуба.
— Нет ни черта! — отозвался снайпер, стоявший на колене справа от командира, там, где кирпичный бруствер уступом снижался до метровой высоты. Тонкий ствол малокалиберного карабина с оптическим прицелом напоминал комариное жало.
— Два окна слева и крайнее правое, по очереди. Они меняют друг друга.
Смотри внимательней, это тебе не мишени на веревочках!
Негромко пропел зуммер вызова.
— Первый, я третий, их двое, прием.
Майор Лесков поднял с кирпичной стенки изящный, как игрушка, датский приемопередатчик с короткой обтянутой резиной антенной. Кроме спецроты, таких купленных на валюту штучек ни в одном подразделении не было.
— Дома подсчитаешь. Доложи готовность, прием.
— Готовность три минуты. Через минуту — «Черемуха», через две — ДШШ и сразу — собак. У меня все.
— Пятый, ко мне, — скомандовал Лесков в микрофон. — Седьмой, готовьте Диану и Креза, после взрыва пускайте!
— Есть. Вас понял, — разными голосами ответила рация. Почти сразу сзади подбежал еще один снайпер и плюхнулся рядом со своим коллегой.
— Приготовиться, — сказал ему Лесков, следя за секундной стрелкой. — Верхний этаж — крайние окна слева и справа. И нижний — в середину, на всякий случай.
Второй снайпер изготовился. Ствол специального карабина по толщине напоминал полуторадюймовую водопроводную трубу.
— Огонь! — резко скомандовал Лесков.
Карабин грохнул, как охотничье ружье, снайпер левой рукой передернул скользящее цевье — вылетела картонная, опять же словно охотничья, гильза. Снова грохот выстрела, снова рывок цевья, дымящая гильза шлепнулась рядом с Сизовым, и он поспешно отшвырнул ее в сторону. Ударил третий выстрел.
— Верхние зарядил оба, а в нижние смазал. — Командир роты опустил бинокль и снова смотрел на
