разумеется, по специальности.
— Наверное, смогу.
— Но тебе хочется остаться на этой?
— Это самое стоящее дело в мире, — с яростью заявил Бриден.
— Правда? И почему?
— Ну… что непонятного? Урановый реактор все-таки…
— В чем именно состоит твоя работа — если, конечно, это не тайна?
— Кое-что могу рассказать, — ответил Бриден, и Спрингфилд сделал приглашающий жест сигарой.
— Значит, сидишь себе и смотришь на разные циферблаты. А машины — то есть компьютеры, о которых ты говорил, — следят, чтобы все шло как полагается. Так?
— В общем, да. Но они не умеют думать; могут возникнуть обстоятельства, при которых желательно человеческое присутствие и осознанные реакции.
Спрингфилд поднялся:
— Хорошо, давай проведем несколько тестов. Сними-ка рубашку.
Доктор вернулся к столу и что-то записал в блокноте. Бриден, застегивая молнию у ворота, с беспокойством следил за ним. Тот спросил:
— Как твоя жена, Джо?
— Хорошо. У нас будет ребенок — вы, наверное, знаете…
— Да, Луис однажды обмолвился. У меня самого трое. Сейчас редко видимся, все уже обзавелись семьями. Знаешь, нормальная семья — уже само по себе лечение. Психологический комфорт. Советую тебе взять отпуск подлиннее, забыть о работе и отдохнуть вместе с Маргарет.
— Нет, — отказался Бриден. — Это вызовет ненужные вопросы. Подумают, что-то нечисто.
— И будут правы. Джо, я тоже хотел бы задать тебе один вопрос.
— Да?
— Как бы ты посмотрел на предложение обратиться к врачам твоей базы и рассказать им то же, что и мне?
Бриден вскочил:
— Нет. Для меня это равносильно…
— …краху, я понимаю. Но я обнаружил кое-что весьма серьезное. И это касается не только нас с тобой. Выслушай меня, пожалуйста.
— Я пришел к вам за помощью! — взорвался Бриден. — Я доверился вам, и вы обещали…
— Джо, послушай, — Спрингфилд приложил ладонь ко лбу, — над тобой…
Загудел зуммер телеэкрана, и Бриден непроизвольно отвлекся на него. Там…
…что-то произошло. Изменилось. Бриден запомнил лишь неясный звук, раздавшийся в комнате. Экран не подавал признаков жизни — как и Спрингфилд, рухнувший ничком на стол. Вероятно, его тело при падении и издало тот неопределенный глухой стук. Конечно. Это он.
— Док! — вскричал Бриден.
Он схватил Спрингфилда за плечи и привалил к спинке стула. Дыхания не было слышно. Бриден не стал тратить время и слушать сердцебиение, а торопливо вышел в приемную, чтоб позвать медсестру.
Рыжеволосая регистраторша куда-то делась — вместо нее он увидел миловидную девушку с шелковистыми черными волосами и ярко накрашенными губами. Она вопросительно посмотрела на Бридена.
— Мне кажется, доктор… при смерти, — сказал он.
Медсестра, как и ожидалось, проявила находчивость и сообразительность. Заручившись помощью Бридена, она даже ввела адреналин прямо в сердечную мышцу Спрингфилда. Но доктор был непоправимо мертв.
— Мы просто сидели и разговаривали… — беспомощно произнес Бриден.
— Вероятнее всего, сердце прихватило, — ответила медсестра, осматривая тело наметанным взглядом. — Он страдал стенокардией. Скоро приедет «скорая», я уже вызвала.
Бриден глубоко вздохнул.
Уродец пожаловался:
— Мне пока трудно думать. Не получается. Швы не успели зарасти. Это срочно?
— Да, — кивнул Ортега.
— Тогда выключи свет. У меня голова болит.
Ортега приглушил освещение, и Уродец открыл два глаза. Он простонал:
— Голова…
Ортега отрегулировал подачу воды в резервуар, где в солевом растворе покоилась голова Уродца. Тот спросил:
— Когда я выйду отсюда, Род?
— Наверное, никогда. Я успею умереть раньше…
— Не надо. Я того не стою. Убей меня.
— Ну что ты. Тебе ведь так повезло.
— Но какой ценой… Вот, снова подступает.
— Теперь давление нормализовалось, за тобой ухаживают должным образом, и рассудок возвращается к тебе все чаще. В санатории ты бы давно умер, а здесь я могу применять новые методы лечения. Когда ты окончательно излечишься, дела стремительно пойдут в гору, но у нас нет времени ждать.
— А, мне все равно. Голова болит.
— У тебя самого нет времени. Если мы сейчас не воспользуемся удобным случаем, до другого ты, пожалуй, и не доживешь. Нам, конечно, многого не хватает; есть оборудование, но мало сил. Наши возможности ограничены, и это следует учитывать.
Уродец утомленно спросил:
— И что теперь?
Ортега, со всеми предосторожностями, установил температуру в резервуаре.
— Так лучше? Ну, вот. Сегодня утром в Нью-Йорке пришлось ускорить события — под прикрытием, но манипулировать Бриденом будет труднее, чем мы предполагали. Мы и так знали, что случай щекотливый. Он проговорился.
— О… Неужели?
— Мы успели вмешаться. Сегодня вечером он опять заступает на дежурство, а потом у него недельный отпуск. Мне важно знать, можно ли его задействовать прямо сегодня.
Уродец задумчиво вгляделся во тьму.
— Нет, вряд ли. Так можно все погубить. Он еще не готов. Обработка не завершена; нам предстоит потрудиться не только над его подсознанием, но и над сознательным уровнем, а на это уйдет время. Призраки…
— Спокойно!
— Да-да, хорошо. Нам потребуется… Мне вскрыли голову, чтобы мозгу было просторнее. Это необходимость, но так мы впустили туда призраков, и сегодня они особенно голодны.
— Спокойно. Хватит думать, не думай больше.
Но Уродец уже открыл третий глаз, и тьма более не знала преград. Он застонал:
— Они выбрали именно мой мозг. Это ты виноват. Тебе не надо было ставить опыты с радиацией. Теперь они вгрызаются так быстро, что скоро доберутся до… Останови же их! Останови!
Ортега кинулся к Уродцу в полутьме и моментально сделал ему подкожное впрыскивание. Пронзительные крики утихли. На лбу Ортеги под прилизанными седыми волосами выступил пот; его губы были крепко сжаты. Монстр лежал неподвижно. Наконец Ортега вымолвил:
— Успокойся. Не думай. Тебе легче?
