Горюн

— Спичку! — крикнулъ онъ лакею.

— Однако надо же жить самому, — заговорилъ онъ, закуривая. — А такъ, ежели вид?ть во всемъ только одну зіяющую язву…

Маленькій челов?къ радостно встрепенулся.

— Язву-съ? А истина! Ага! вы думали, что мы, горюны, только и д?лаемъ, что глядимъ себ? подъ ноги? Н?тъ-съ, мы выше видимъ, выше… Что жъ? когда вся эта жизненная нагота, ея ложь, ея несовершенство, когда все это на ладони, разв? можно сомн?ваться, что смерть физическая не пред?лъ, что міръ идетъ дальше, идетъ къ чему-то великому, св?тлому, какъ солнце, и что это солнце увидятъ вс?. Да-съ! и вы, и я…

Викторъ Петровичъ улыбнулся.

— Признаюсь откровенно, — сказалъ онъ, — для меня не суть важно, увижу я это солнце, или увидите его вы одни. Все это прекрасно, конечно, но живемъ мы на земл? и ничто земное намъ не чуждо. Признайтесь, — лукаво подмигнулъ онъ, — разв? не вспоминаются вамъ порой… ну, хотя бы стихи и… Неужели же такъ ужъ ровно ничего? Я хочу сказать: ни одного романа, увлеченья, интрижки? А?

Маленькій челов?къ съежился; возбужденіе его улеглось и онъ какъ бы еще больше побл?дн?лъ и осунулся.

— Ц?ль жизни одна, это усовершенствованіе. Все прочее обманъ, дурманъ-съ! — тихо и нехотя проговорилъ онъ.

Викторъ Петровичъ только погляд?лъ на него; губы его насм?шливо дернулись и въ глазахъ промелькнуло см?шливое выраженіе.

— Такъ-съ, — протянулъ онъ, побарабанилъ пальцами по столу и позвалъ лакея, чтобы разсчитаться. Незнакомецъ вяло и разс?янно ?лъ свои макароны.

— Очень сожал?ю, что, кажется, возмутилъ васъ, — сказалъ Викторъ Петровичъ, — во всякомъ случа? я радъ… — Онъ всталъ и съ прежней насм?шливостью въ глазахъ поклонился собес?днику.

Тотъ встрепенулся.

— Простите! еще минутку, будьте добры, — заторопился онъ. — Мн? все равно, а если еще когда- нибудь встр?тите горюна, пощадите его, не см?йтесь надъ нимъ. Иной, бываетъ, на ходули вл?зетъ; см?шно-съ! Но отчего вл?зетъ-то? Силенокъ на д?ло не хватаетъ, а на душ?-съ… нехорошо на душ? у горюна!