была начать вести жизнь такую же, какую вели при дворе все другие знатные дамы. Пока Эйли, правда, не могла выходить на балы и не выезжала на охоту, но утренние приемы уже устраивала.

Ей было смешно притворяться чуть ли не в середине дня, что она только встала, переодеваться в так называемое платье для утренних приемов – на взгляд Эйли, тот же пеньюар, но богато украшенный вышивкой и жемчугами, и битый час сидеть за столом с чашкой остывшего чая, принимая приветствия появляющихся в столовой зале гостей. Простые дворяне приходили с женами и великовозрастными отпрысками; дамы из свиты княжны Сухейль выдавали каждому по чашке чаю, по пирожному и ревниво присматривали, чтобы гости ничего не разбили, а если какое-либо семейство задерживалось в столовой более десяти минут, начинали намекать, что пора честь знать. Титулованные аристократы такому обращению, естественно, не подвергались: их приглашали к столу княжны, наливали чаю или вина и вовсе не проявляли нетерпения, если знатный гость задерживался.

Два раза на утренние приемы заглядывал Князь-Сенешаль, пил чай, говорил комплименты, но задерживался не более четверти часа. Посещения эти, однако, тут же были истолкованы самым недвусмысленным образом. По Столице поползли соответствующие слухи, и привлеченные этим дворяне всех рангов с каждым днем все плотнее и плотнее заполняли зал для утренних приемов новой фаворитки Князя-Сенешаля.

В один из дней на утренний прием к Эйли впервые пришел юный граф Заниах. Эйли обрадовалась его приходу и даже несколько нарушила ритуал, усадив мальчика рядом с собой и отдав ему все свое внимание, что было тут же истолковано присутствующими в ключе слухов, хотя это уж было нелепо до абсурда… Мальчик оказался совсем не таким, каким его можно было представить при его положении при дворе Князя-Сенешаля. Он не был избалован – наоборот, это был живой, добрый, развитой и непосредственный ребенок. Каждый раз он появлялся с каким-нибудь простеньким подарком и так при этом смотрел на Эйли, что она с удовольствием принимала от него какую-нибудь безделушку – будь то дорогой браслет или простенькие самодельные бусики…

Однажды после приема Гомейза, которая подсчитывала визитные карточки, оставленные гостями, подняла глаза и проговорила озабоченно:

– Нас уже третий день посещает больше людей, чем княгиню Морайю. – Она ссыпала карточки в холщовый мешочек, на котором заранее написала черной тушью сегодняшнюю дату – дурацкий обычай требовал, чтобы все эти карточки сохранялись, невесть только для чего.

– Так что же? Нам теперь придется расширять столовую? – спросила Эйли легкомысленно.

Гомейза, мимо которой слухи, естественно, не прошли, имела свое мнение относительно данного вопроса, но высказывать его не стала. Только вздохнула. Ей ли было не знать, с какими душевными муками бедная девочка каждый раз встречала Князя-Сенешаля, она ли не видела, как у бедняжки дрожали руки, когда она ставила чашку на стол и прятала руки под скатертью. И вежливо улыбаться Князю-Сенешалю княжна так и не научилась.

А тут про нее такое говорят…

Так прошел еще месяц.

В тот день Эйли чувствовала себя лучше, чем когда бы то ни было в нынешний приезд в Столицу. Болезнь, кажется, оставила ее. И по этому поводу Эйли решилась предстать перед надоевшими подлипалами в достойном виде. И пусть граф Расальгети подохнет от зависти – если он еще и так не подох, чтоб ему Небес не видать.

Своему туалету Эйли уделила гораздо больше времени, чем рассчитывала, но зато вышла к гостям во всем блеске по их, имперским, меркам, добавив к этим нарядам свой талисман – ким-мериевую сережку, которую она носила как кулон.

К ней, как обычно, едва не самым первым прибежал Заниах. Он присел на свое место рядом с Эйли и начал быстро и сбивчиво рассказывать, как вчера он, сбежав от Алгораба, устроил в фонтане дворцового парка небольшую регату из собственноручно сделанных из твердой скорлупы ореха корабликов, и как сам Князь-Сенешаль, который хотел было отругать его за побег, принял участие в его забаве, азартно изображая ветер.

Эйли слушала его и смеялась, такое у нее сегодня было настроение, но вдруг Заниах остановился и замер на полуслове.

– Так что сказал князь? – смеялась Эйли, но Заниах продолжал молчать, уставившись на кулон Эйли.

– В чем дело, Зани? – удивилась Эйли.

Но ответить мальчик не успел, потому что по залу пронеслось легкое волнение, и, подняв глаза, Эйли с удивлением увидела, что от дверей по залу идет сам Князь-Сенешаль. Он прибыл неожиданно, без объявления; и Эйли увидела, что он чем-то озабочен и очень погружен в себя.

Пока он шел к столу, принимая приветствия придворных, Гомейза неуловимым движением поправила оборки на платье Эйли, а Эйли склонилась к мальчику:

– Вы не уступите свое место князю?

Заниах поспешно вскочил, поклонился; он побледнел и, казалось, чего-то сильно.

Не замечая этого, Князь-Сенешаль привычным движением потрепал своего воспитанника по плечу и отпустил. Мальчик, пятясь, с каким-то испугом оглядываясь на княжну, подался к дверям, едва не упал и, наткнувшись на кого-то из гостей, почти выбежал из зала. Среди гостей пронесся едва заметный ропот, а Эйли с тревогой посмотрела вслед мальчику.

Князь-Сенешаль всего этого не замечал. Он сел на освободившееся место рядом с Эйли, поцеловал княжне руку, кивнул, когда ему предложили чаю, и долго молчал, глядя в стол.

Большие часы, стоявшие на полу у стены, начали отбивать замысловатую мелодию; во дворе откликнулись башенные часы – время утреннего приема закончилось. Мелкие дворяне, еще мешкавшие в конце зала, поспешно сдавали чашки и давились недоеденными пирожными; аристократы вставали из-за стола и раскланивались.

Князь-Сенешаль угрюмо смотрел в свою чашку, и Эйли, прощаясь с гостями, оставалась за столом, так как не смела встать раньше Князя-Сенешаля.

Большая столовая опустела. Гомейза плотно прикрыла двери и подошла ближе, ожидая дальнейших распоряжений.

Вы читаете Приют изгоев
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату