– Госпожа больше не выйдет, – сказала Хаско с низким поклоном.
– Я что-то не так сделал? – удивленно спросил юный князь.
– Госпожа очень разволновалась, – объяснила Хаско. Она еще раз поклонилась: – Удачного вам похода, мой князь. Надеюсь, вас минут беды.
– Да-да, спасибо, – рассеянно бросил юноша. – Так госпожа не обиделась?
– Что вы, мой князь, – покачала головой Хаско. – Госпожа счастлива тем, что у нее такой взрослый и красивый сын. Уверяю вас, князь, она ушла, чтобы скрыть слезы умиления.
Юноша не очень поверил ее словам, однако не стал больше задавать никаких вопросов и вскочил на своего коня.
Когда отряд удалился, Хаско вернулась в покои княгини. Она вошла в просторную светлую залу, служившую госпоже Морайе кабинетом и библиотекой; та сидела за столом и просматривала толстую тетрадь из пергамента, исписанную мелким быстрым почерком.
– Приготовлен ли Озерный павильон? – спросила она не оборачиваясь.
– Да, госпожа.
– Тогда прямо сейчас и отправимся, – решила княгиня. – Распорядись, чтобы доставили все необходимое. Список я составлю.
Она отложила тетрадь, взяла гусиное перо, откинула крышечку на чернильнице, нашла небольшой листок бумаги. Для прислуги Морайя делала записи крупными и разборчивыми буквами, но долго писать так она не умела: с каждой новой строкой буквы становились все мельче и мельче. На сей раз записка закончилась раньше, чем княгиня перешла на свой обычный бисерный почерк.
Хаско с поклоном приняла список и исчезла, чтобы отдать необходимые распоряжения.
Морайя между тем вышла в сад и по широкой лестнице неспешно спустилась к озеру. Хаско догнала ее, ничуть не запыхавшись, и пошла сбоку и чуть позади.
Ступени лестницы уходили прямо в воду, и здесь к массивному бронзовому кольцу был привязан украшенный резьбой челн.
Хаско сноровисто отвязала лодку, помогла перейти в нее госпоже, взошла сама и оттолкнулась шестом от берега. Озерный павильон стоял на сваях посреди водной глади; Морайя удалялась сюда для проведения своих магических опытов, и никому, кроме Хаско, не разрешалось переступать его порог.
Первый день Морайя предавалась медитации – готовилась к волшбе.
Хаско не было ни слышно и ни видно; просто в столовой словно сами собой появлялись завтраки, обеды и ужины, в спальне утром сам по себе возникал порядок, а в ванной всегда ждала княгиню горячая вода.
Делание началось на рассвете.
Специальной золотой меркой княгиня Морайя налила в фарфоровый сосуд кварту коровьего молока, кварту овечьего, кварту оленьего, кварту верблюжьего; разбила в эту смесь одно яйцо перепелки, два голубиных, три куриных, четыре гусиных и пять яиц дрофы; добавила растертые в пыль пять видов семян, взятых по одной унции; уколола серебряной иглой палец и уронила в сосуд капельку собственной крови. Затем сосуд был плотно накрыт крышкой и поставлен в специально сделанный посреди помещения очаг.
Это было лишь начало; теперь следовало привлечь магию.
Морайя зажгла семь светильников с благовонным маслом и поставила в углах нарисованного вокруг очага семиугольника.
…Те из дворни, кто в час заката посматривал в сторону Озерного павильона, увидели вдруг, как окна его озарились ярким сиреневым пламенем, которое медленно угасало всю ночь…
Дни шли.
Морайя не покидала Озерный павильон. Хаско иногда приплывала оттуда на челноке, забирала все необходимое – и снова надолго исчезала.
В очаге, на котором стоял сосуд, поддерживался постоянный жар, а княгиня продолжала творить заклинания. Однако чем ближе был конец, тем больше нарастало в ее душе опасение, что Делание может не состояться, что ею забыта какая-нибудь мелочь, из-за которой все хлопоты пропадут в тщете, и все придется начинать сызнова. Она впервые решилась на такой сложный и трудный процесс.
Дни складывались в недели, недели – в месяцы. Морайя продолжала жить затворницей; Хаско первое время еще привозила письма, которые приходили в имение, но княгиня их не читала, чтобы не отвлекаться мыслями от магического опыта ради придворных сплетен. Только однажды она сделала исключение – когда Хаско привезла ей послание Императора, но и его Морайя не стала читать сама, а приказала Хаско вскрыть конверт с должным почтением, прочесть и узнать, не случилось ли нечто чрезвычайного, из-за чего могло понадобиться непременное присутствие княгини в Столице.
Опустившись на колени, Хаско приняла письмо Императора, вскрыла, прочитала.. Морайя смотрела на бесстрастное лицо молочной сестры. Та наконец подняла глаза от пергамента и сказала:
– Госпожа, он обеспокоен вашим долгим отсутствием при Дворе и спрашивает о вашем здоровье.
– Тебе придется ответить самой, – сказала Морайя. – Поблагодарить за заботу, извиниться и сообщить, что я не имею возможности сейчас поддерживать переписку.
Хаско с глубоким почтением удалилась. Разумеется, сама она не могла писать Императору, и письмо ее было адресовано его личному секретарю.
Зимой в Озерном павильоне было не так приятно, как летом – донимала сырость. Хаско приходилось жарко топить печи, и запас дров быстро иссяк. Челн для их перевозки годился мало; слуги перенесли с реки большую лодку, а поскольку с такой лодкой Хаско было управляться трудно, дрова в павильон возил дюжий парень.
