определилась с объектом флирта, и поэтому соблазняла всех подряд. Я ее понимаю. Гелиодор Нурран редкостная сомнамбула. Оживает только при разговорах о коллекционном фарфоре. Сегодня вообще заснул за столом. Откинулся к спинке, глаза прикрыл и затих. Имори оттащил его наверх на руках. Сестра начала было обрабатывать гирота (она любит экзотику), но тот отправился помогать дяде Невелу и сгинул где-то в недрах Треверргара. Герен же — недурная кандидатура. Доброжелательный, симпатичный. Душка-военный. Ну, ну.
— 'Флюгер'! — закричала сестра, задирая голову, — Хотим 'флюгер'!
На балконе — невнятное шевеление. Тренькнуло, брякнуло, потом грянула музыка. Второе дыхание у них, что ли открылось? Хватит с меня.
— Альсарена, Майберт! Ну что же вы?
Я махнула рукой.
— Танцуйте. Я больше не могу.
Пошла прочь. Под веками горело. Даже голова немного кружилась от усталости. Я думала, Герен отлучится на минутку, чтобы проводить меня. Куда там, Иверена заполучила его в полное владение. Ну и ладно.
Холодный воздух немного отрезвил. Я постояла, глядя со стены во внешний двор. Там вовсю копошились работники, строили трибуны по периметру площадки для турниров. Топорами махали, молотками. Господин Ровенгур суетился между ними, руководил. Ответственный он человек, Ровенгур.
Комната моя выстыла. Я выпустила собак побегать, посражалась с камином и спустя некоторое время победила его. Снова вышла на галерею. Надо сказать Годаве, чтобы вечером воды горячей для меня нагрела. И побольше. Всем хороша моя башня, но водопровода в ней нет. Приходится таскать ведрами из кухни. И мыться в лохани. Ничего не поделаешь. За автономность приходится платить.
Оставив суету на площадке в стороне, между конюшен и амбаров я пробралась к кухням. Спустилась в полуподвал.
Здесь звонко постукивали друг о друга металлические тарелки, дзинькало стекло и фарфор, дребезгом сыпалось столовое серебро. В коридор валили клубы пара, дыхание перехватывало от запаха щелока. Великое Мытье Посуды, не иначе. Гул голосов вдруг сократился, примолк, утихли звяканье и плеск. Коротенькая пауза, во время которой, я, стоя в дверях, пыталась углядеть в банном тумане кухарку Годаву. А потом легкий детский голосок, под аккомпанемент трещотки — ожерелья из овечьих бабок — завел:
Засвистит зима сквозь зубы
Из щелей,
Прогоняет осень к югу
Поскорей,
И костыль ее убогий —
Поделом! -
Переломит и наступит
Сапогом.
Только Дерево Святое,
Как заря
Расцветает на пороге
Декабря.
Простенькая песенка. Колядка. Деревенская интерпретация религиозных песнопений. Народное творчество, так сказать. А поет, кажется, Летери. Точно, вон его беленькая головенка раскачивается в углу. Слуги же — гироты и полугироты, лираэнцев — человека два, ну три — все они слушают, болтать перестали. Умиление на лицах. Забавно.
На ветвях сияют жарко
Огоньки.
Льду и снегу, злу и мраку
Вопреки.
Свет для каждого из многих
И любовь —
День Цветенья на пороге
Холодов.
Календарные страницы
Нам тесны —
День Цветения продлится
До весны!
Тот, Кто Вернется
Я двигался, будто в тумане. Не видя, не чувствуя. Ничего. Пусто. Пусто.
Открыл глаза. Память не подвела. Именно этот поворот. Да. Именно этот.
Стало трудно дышать. Я шагнул раз, другой. Потом побежал. Четверть века я шел сюда. Четверть века.
Опустился на колени у остатков Большого Крыльца. Погладил холодные выщербленные камни.
Орлиный Коготь, здравствуй. Здравствуй. Это я. Я вернулся.
Пустота, хлад, неприютность. Накатило, нахлынуло, лишая сил, воли, пригибая лицом в жухлую осеннюю траву.
Я не знал, что так бывает.
Почему ты не сказал, Гатвар?..
Мы здесь, Эрхеас. Мы идем. Идем.
И все кончилось. Отступило, провалилось в тартарары. Йерр, девочка…
Наплевав на правила — щека к щеке. Здравствуй, маленькая.
— Эрхеас-с…
Сухая змеиная кожа, жар — что снаружи, что внутри, ох, девочка, как я не умер без тебя?..
Нам было плохо. Сильно плохо, да. Теперь — хорошо. Хорошо?
Хорошо. Хорошо. Мы вместе.
Она прижалась лбом в ключицу мне, плечом — под мою руку.
Эрса.
Мы — эрса.
Мы…
И горячая волна омывает, избавляя от всех этих дурацких глупостей сумасшедшей возни, которую зовут жизнью… И хочется умереть, вот сейчас, сейчас, на гребне волны — уйти в никуда, навеки остаться в эрса…
Эрса.
Шершавый язык осторожно вылизал мне вокруг глаз.
Нам вкусненько. Эрхеас?
Да, девочка. Да. Пойдем.
Вещи?
Да. Вещи. Пойдем.
Она канула во тьме парадного холла. Ноги сами понесли меня вправо и еще три шага прямо.
Большая Зала.
Здесь лежал отец. Разбросав руки, праздничная одежда залита кровью, меч сломан… Здравствуй, отец.
За тобой, в углу — Ангала и Орванелл. У Ангалы почти отрублена голова, лица не узнать, платье ее бежевое… Орванелл — будто спит, только вот сон неприятный — брови сведены напряженно. На темно- красном кровь не видна… Привет, сестренки.
