– Свет… Ну ты же сама говорила, что рано или поздно… Помнишь, как ты раскаивалась, что своей материнской любовью жизненный кислород ему перекрыла? Ты сейчас посмотри на эту проблему с другой стороны, с положительной!
Всхлипнув, Светик сквозь слезы коротко взглянула на Таню, поджала губы, принялась разглаживать в ладонях квадратик носового платка. Долго разглаживала, старательно. Сопела, молчала. Потом выдавила тихо и горестно:
– Понимаешь, Танюха, я не могу… Я не могу с положительной стороны… Да ты и сама посуди – где она, эта твоя положительная сторона? На десять лет старше, боже мой… На десять лет…
– Ну и что? А чего плохого-то? Будет его любить вечной материнской любовью! Тем более он уже привык… А тут в придачу еще и секс…
Последнее слово возымело для Светика эффект пощечины – она дернулась, моргнула, уставилась на Таню с таким возмущением, будто та оскорбила ее насмерть. Тане пришлось даже отстраниться от нее немного, интуитивно прижав ладонь к груди. Однако уже в следующую секунду Светиково возмущение с лица ушло, и даже проблеск осмысленной сосредоточенности в глазах мелькнул. Но – лишь проблеск.
– А я ведь, Танюш, ни сном ни духом была… Сижу, чай пью, его с работы поджидаю. Думаю – опять задерживается, надо бы ужин подогреть… А он…
Светик вздохнула и будто поплыла вниз обмякшим туловом, не в силах более отдаваться горьким воспоминаниям. Смотрела прямо перед собой, сомкнув губы.
– И что – он? – подтолкнула ее вопросом Таня.
– Да что – он… Я сижу, слышу, как ключ в замке поворачивается, обрадовалась! Только, видно, зря обрадовалась. Ты знаешь, он влетел на кухню – я прямо обомлела вся! Никогда его таким не видела! Глаза горят, как у сумасшедшего, руки дрожат… Все, говорит, мама, все! Я решился, мама! И не перебивай, говорит, меня! Я, говорит, сейчас как в кипяток ныряю!
– А ты?
– Да что – я! Я не то чтобы перебить, я и слова сказать от страха не могла! Смотрю на него и молчу. Ну, он и начал говорить… И, знаешь, странно так, будто короткими автоматными очередями выстреливал. Ухожу, говорит! К женщине! Навсегда! Давно, говорит, ее люблю! И живу с ней – тоже давно! И ребенок у нас будет! Потом повернулся, кинулся в комнату, вещи свои стал в сумку запихивать…
– А ты?
– Я посидела на кухне еще немного, чтобы в себя прийти, потом тоже в комнату приплелась. Что же, говорю, ты мне раньше ничего не рассказывал? Кто, говорю, она такая? Хоть бы привел свою девушку, познакомил с матерью… Не веришь, из последних сил слова из себя выталкивала…
– Почему? Я верю. И что он тебе ответил?
– А он, знаешь, встал в позу этакую, ну, как бы сильно решительную, и снова начал в меня короткими фразами палить! И про то, что она старше его на десять лет, и что ребенок у нее есть, и что высшего образования нет… Особенно про образование очень обидно крикнул. Вроде того, что для меня это важно, а для него – так нисколечки… Ой, обидно-то как, Тань… Растила, растила сына для какой-то старой лахудры… А самое обидное – как я вовремя всего это не увидела, не распознала, вот скажи?
– Да уж. Я представляю себе, как оно все было бы, если бы распознала…
Не уловив в Танином голосе ничего, кроме сочувствия, Светик махнула рукой, снова опасно задрожала лицом, нервно скомкала в руках разглаженный платочек. Всхлипнув, проговорила слезно:
– Я прямо даже дышать не могу, так Лёвушку жалко… И никогда, никогда не прощу…
Таня так и не успела уточнить, кому предназначено это непрощение – в прихожей резко заверещал дверной звонок. На одной ноте, требовательно, как недавно перед приходом Светика. Вздрогнув, она подскочила со стула, понеслась к двери, столкнувшись в коридоре с Сергеем.
– Что за день такой сегодня, Тань? – только и успел он проговорить ей в спину. – День сумасшедших дверных звонков!
За дверью стояла Машка. И тоже – заплаканная.
– Ма-а-ам… – проговорила она слезно и капризно, как в детстве. – Пойдем, мне с тобой пошептаться надо…
– А со мной что, не обязательно шептаться? – с испуганной обидой проговорил за спиной Тани Сергей. – Что случилось, дочь?
– Да ладно, Сереж… Потом, потом… – отмахнулась от него Таня, увлекая Машку в ее комнату и быстро закрывая за собой дверь.
– Ма-а-ам…
Машка с размаху плюхнулась на диван, уперла локти в колени, спрятала в ладонях красное от слез лицо. Таня стояла над ней, боясь произнести хоть слово. Даже дышать боялась, как давеча рассказывала ей Светик. Потом тихо присела рядом с дочерью, осторожно погладила по плечу.
– Ну что ты, Машенька… Ну не надо… Все перемелется, мука будет… Наверное, ты с Димой поссорилась, да?
– Не-е-ет… – провыла отчаянно Машка, не отнимая ладоней от лица.
– А что тогда?
– Ма-а-ам, у меня две полоски на тесте…
– Какие полоски, Маш? О чем ты? Я ничего не понимаю…
– Да как, как ты не понимаешь! Я тест вчера купила, и вот – две полоски!
– И… что? Какой тест, Машенька?
– Да на беременность, какой! Ну что ты, в самом деле!
– Постой, постой… Ты хочешь сказать… Выходит, ты беременная, что ли?
– О господи, дошло…
Возложив по привычке на грудь ладонь, Таня внимательно посмотрела на потолок, потом вдохнула и выдохнула, пытаясь привести себя в нормальное состояние. Однако никакого нормального состояния на нее не снизошло, наоборот, показалось, что она вовсе не дышит. И новый вдох получился коротким и сиплым, будто она подавилась Машкиной новостью, не успев испробовать ее на вкус.
– Мам, ты чего? Тебе плохо, мам?
Повернув голову на звук ее голоса, она вдруг увидела себя со стороны – хороша, нечего сказать! Глаза выпучены, рот открыт, ладонь с такой силой вжимается в грудь, будто она желает продавить себя насквозь. Действительно, так и напугать можно своего бедного беременного ребенка!
– Нет, нет, доченька, что ты! Со мной все очень даже хорошо. Это я, наверное, от радости.
– Правда?
– Ну конечно же правда! Маш… А ты у врача была или только… это… по полоскам определила?
– Так я сейчас от врача и иду…
– А Димке ты уже сказала?
– Да сказала, конечно.
– Ну? И что он?
– Обрадовался, как дурак… Чего еще от него можно было ожидать?
– Ну да, ну да… А почему ты плачешь, Маш?
– Да я не плачу! Просто мне как-то неловко, что я так быстро… И тебя обидела, наверное… Собралась, как деловая, из дома ушла! Гражданским браком жить буду! Студенческим! Мам, я же правда хотела все по-умному сделать, а получилось вот так – по залету… Глупо, правда?
– Ну почему же глупо, Маш? Нисколько не глупо. По залету – это очень даже хорошо.
– И что теперь будет, мам?
– Как – что? Свадьба будет! Белое платье, машина с куклами, гостей со всех волостей назовем! Все как у людей… Надеюсь, Дима не против свадьбы?
– Ага, щас! Еще бы он был против! Мам, я чего пришла-то… Они вообще-то вечером прийти к нам хотят…
– Кто – они?
– Ну, Димкины родители! Я как от врача вышла, сразу Димке позвонила. Все подтвердилось, говорю. А он сразу среди своих настоящий переполох устроил! Тетя Ира сказала – обязательно придем, чтобы по- людски посвататься. Пусть, говорит, мать твоя пироги печет!
