позвони мне.
Гуков хотел ответить, что это ему подходит, но не успел — зазвонил телефон.
Андрей Иванович поднял трубку и передал Королеву.
— Спрашивают тебя, твои, должно быть, парни.
— Да, — сказал в трубку Королев. — Так… Понятно… Так… Понял…
Гуков с тревогой смотрел на вытянувшееся лицо Вадима, его глаза, которые сузились, стали жесткими, свинцового цвета.
— Хорошо. Сейчас буду.
Королев отнял от уха трубку, странно посмотрел на нее, осторожно опустил на рычаг, со всхлипом, судорожно вздохнул.
— Ну, товарищ из Центра, — тихо сказал он, — на пляж мы поедем вместе. Только что убит Тимофей Старцев.
«И НА ПЛЯЖЕ УБИВАЮТ»
Его убили ударом ножа в сердце.
— Точный удар, — сказал судебно-медицинский эксперт, осмотрев тело Тимофея Старцева. — Профессионально сработано, чисто.
— Вы меня утешили, Иван Пантелеевич, — буркнул Королев.
— Смерть наступила примерно два часа назад. Дело тут ясное, по моей, разумеется, части. Ну а подробности сообщу позднее, когда позволите забрать труп для исследования. Вопросы ставите обычные: другие травмы, яды, алкоголь?
— Пока да. — Королев повернулся к Гукову: — Думаю, что можно увезти труп.
— Конечно. Только…
— Я уже распорядился. Вывезут незаметно. Об этом никто не знает, кроме наших, начальника спасательной станции и одного старика. — Он подозвал молодого сотрудника: — Действуйте, Мелешин, действуйте так, как я вам сказал. Где эти люди? Начальника станции вы предупредили?
— Конечно. И он, и этот старик на турбазе, рядом, Вадим Николаевич. Находятся в отдельных комнатах, ребята из угрозыска присматривают за ними.
Труп Старцева аккуратно завернули и вынесли к машине, которую подогнали к сараю, где хранился спасательный инвентарь и где произошло убийство. До этого сарай был тщательно обследован оперативной группой, но только ни орудия убийства, ни каких-либо следов, могущих навести на преступника, обнаружено пока не было.
Гуков и Королев остались вдвоем.
— Что скажешь, Андрей Иванович? — спросил Вадим Николаевич.
Гуков развел руками, медленно огляделся вокруг.
— Что тут сказать, — проговорил он после минутной паузы. — Оказывается, и на пляже убивают.
— Выходит, так, — угрюмо буркнул Королев. — А вот и начальник спасательной станции.
К ним подходил невысокий полный мужчина с выпуклой грудью и задорным хохолком на голове. Он был взволнован, беспокойно теребил в руках светлую летнюю шляпу.
— Весьма огорчен, весьма… Такое событие! — Начальник спасательной станции надел шляпу, потом спохватился, виновато улыбнулся и сдернул ее с головы: — Готов к вашим вопросам. Хотя все это мне… Да… Словом… Весьма неприятно!
— Скажите, пожалуйста, кто сообщил вам о смерти Старцева? — спросил Гуков.
— Наш сторож, Пахомов Федор Матвеевич. «Убили, начальник, нашего Тимку…» — сказал он мне. Я мигом на склад. Так и есть. Не дышит наш Тимофей. Позвонил в милицию…
— Что он за человек, этот сторож? Расскажите о нем. Пахомов, вы говорите? — переспросил Андрей Иванович.
— Пахомов и есть. Странный человек, но добрый. Дед Пахом — его так называют. Работник отменный, службу знает, сам бывший флотский, только вот… — Начальник станции замялся.
— Ну-ну, говорите! — поощрил его Королев.
— Знаете ли, выпивает, — застенчиво улыбаясь и почему-то шепотом произнес начальник станции.
Гуков и Королев обменялись взглядами.
— И крепко? — спросил Королев.
— Не то чтобы… Пьяным его не назовешь, только вот запашок всегда в наличии.
— Ну, ладно. Пойдемте в ваш кабинет, — устало проговорил Вадим Николаевич. — Подпишете там протокол.
Труп Тимофея Старцева обнаружил сторож спасательной станции Федор Матвеевич Пахомов. Опустившийся, неопрятный старик, закоренелый пьяница, ухитрявшийся постоянно находиться в состоянии подпития.
Для тех, кто окружал Пахомова, он оставался старым чудаковатым алкашом или попросту чокнутым дедом, на которого порой находили приступы активной деятельности. Тогда все на спасательной станции ходило ходуном: дед Пахом затевал большой аврал, мокрую приборку. Он с остервенением махал шваброй, мыл с мылом крашеные стены, не забыв подключить к этим работам весь штат станции.
Дед Пахом служил в свое время на флоте, и поэтому уснащал речь морскими словечками и был виртуозен по части сочного боцманского мата… А в общем, стариком дед Пахом был безвредным, отходчивым. Главное, мог поправить по утрам молодые разгульные головы, втайне изготовляя особое зелье, именуемое им «бормотушкой». Жаждущие опохмелиться парни относились к старику с душевной симпатией. Но порой сторож станции напускал на себя профессорский вид и начинал говорить так, словно выступал на международном симпозиуме, и приходил в ярость, когда кто-нибудь, еще не предупрежденный заранее, называл его вдруг дедом Пахомом.
— Попрошу не искажать моего имени, молодой человек! — выпаливал громко в лицо незадачливому собеседнику дед Пахом. — Меня зовут Федором Матвеевичем!
Старика хорошо знали в городе, он был своего рода примечательностью Рубежанска, хотя вряд ли кто мог рассказать историю его жизни, и все судили о ней по тем байкам, которыми он удостаивал слушателей.
Гуков был предупрежден по поводу особенностей характера деда Пахома, и Андрей Иванович начал допрос старика с исключительной любезностью. Он вошел в комнату, где ждал допроса Пахомов, вежливо поздоровался, уселся за стол и сказал:
— Меня зовут Андреем Ивановичем. Мне поручено расследование убийство гражданина Старцева, а поскольку вы единственный свидетель, то ваши показания…
— Свидетелем убийства я не был, — перебил его Пахомов. — Мною обнаружен труп — и только. Чего не надо — не лепите.
— Совершенно верно, — улыбнулся Гуков, ответив точно в такой же тональности, в какой говорил с ним сторож. — Вы правы, Федор Матвеевич. Я выразился не совсем так, как мне хотелось. Неудачно сформулировал.
— Вам нельзя ошибаться в формулировках, гражданин следователь, — буркнул Пахомов.
— Почему «гражданин», а не «товарищ», Федор Матвеевич? — продолжая улыбаться, спросил Гуков. — Я хочу сказать: работали у «хозяина»? Приходилось бывать в заключении?
— Нет, — сказал Пахомов. — От «хозяина» и его щедрот бог миловал… Сидеть я не сидел, а слышать приходилось, что именно так вас следует величать.
— Это неверно. Можете называть меня просто Андреем Ивановичем или товарищ Гуков, как вам больше нравится. Да… Вы, конечно, понимаете, Федор Матвеевич, что для нас важны мельчайшие подробности, поэтому, будьте любезны, расскажите, пожалуйста, как все было.
— Могу и рассказать, мне это нетрудно, отчего же, раз надо. Я ведь сторожем здесь служу, значит, должен обладать повышенной, так сказать, бдительностью. Как все это было? Сейчас припомню. Так…
