Люди и тени

И памяти распахиваю дверь я.
Порою всемогущ, порою слаб.
В себе познавший веру и безверье.
Любви слуга и ненавистный раб.

Вновь каюсь перед собственной свободой
За то, что мною на виду у всех
Оболган был Шамиль рыжебородый.
Поныне не искуплен этот грех.

В смятенье чувств и помыслов невольно
Смотрю на фотографию свою.
Как ни печально мне, как мне ни больно,
Я сам себя на ней не узнаю.

Кто виноват?
                   Не ты ли, мой Учитель,
Кремлевский житель, злая голова,
Доверия людского отравитель,
Поссоривший поступки и слова?

Живой, ты возносился, бронзовея.
И что скрывать — тебе я славу пел
И вынести потом из Мавзолея,
Как делегат партсъезда, повелел.

Ничто в минувшем не переиначишь,
Я сам себе защитник и судья.
О ты, моя комедия, что плачешь?
Смеешься что, трагедия моя?

* * *

Встречал я речки с множеством излучин
И чем-то с ними в этой жизни схож.
Никто меня
                 так не терзал, не мучил,
Как мысли, от которых не уйдешь.

И ночи отражая, и рассветы,
Они порою шепчут:
                             — Погоди,
Быть может, и великие поэты
Несли два сердца смолоду в груди?

Нет, не они вводили эту моду,
Греха такого им не припишу.
В жестокий век прославивший свободу,
Я у тебя прощения прошу!

Как много звезд, как много звезд падучих!
С небес они упали отчего?
Прости меня и ты, лихой поручик,
Заветный друг Кавказа моего.

Одно лишь сердце было у Махмуда,
И не грешил двумя сердцами Блок.
Откуда появляется,
                             откуда
Второе сердце — кто б ответить мог?

И, наважденья времени развеяв,
Отмеченный печальною звездой,
Ко мне приходит Александр Фадеев,
Седоголовый, статный, молодой.

Знаток стихов, и комиссар, и воин,
Литературы доблестный полпред.
Приятно мне, что был я удостоен
Внимания его последних лет.

И подношу я дружеской рукою
Ему вина искрящегося рог,
Но он не пьет и все глядит с тоскою,
И от застолья прежнего далек.

О годы, годы!
                     Нет, не на воде их,
А на сердцах написаны круги.
— Прошу тебя я, Александр Фадеев,
Мне в прошлом разобраться помоги.

И тень его лица легла на стену,