безразличным взглядом. Он передал нож Айкенсену.
Тот поднес нож к первому шву на моем запястье, и я почувствовала, что у меня глаза становятся шире. Непонятно было, что делать. Смотреть – плохо, не смотреть – еще хуже. Просить их – бесполезно и унизительно. Бывают случаи, когда нет хорошего выбора.
Он разрезал первый шов. Я услышала, как он лопнул, но почему-то боли не было. Я отвернулась. Швы с треском лопались. Выдержу.
– Кровь нужна, – сказал Кармайкл.
Я поглядела и увидела, что Айкенсен поднес острие ножа к ране. Он собирался медленно вспороть рану – это должно быть больно. И я заметила, что Эдуард в своей клетке встал и смотрит на меня. Будто хочет мне что-то сказать. Взгляд его скользнул вправо.
Седой отошел подальше от этого спектакля и стоял рядом со второй клеткой. Было видно, что он готов тебя застрелить, но пыток не любит.
Эдуард глядел на меня. Кажется, я знала, чего он хочет. По крайней мере, я на это надеялась.
Мне в руку впился нож. Я ахнула – боль была острая, как всегда от поверхностной раны, но эта боль должна была быть надолго. Густой струей побежала по коже кровь. Айкенсен заглубил острие на долю дюйма, я внезапно дернула руку. Финштейн от неожиданности меня выпустил и стал ловить снова. Кармайкл сжал сильнее, и вырваться я не могла, зато могла рухнуть на пол, чтобы до руки уже нельзя было достать ножом.
Потом я стала орать и отбиваться всерьез. Если Эдуарду нужен отвлекающий маневр, я ему это устрою.
– Втроем не можете справиться с одной женщиной в клетке!
Титус подошел вперевалку и схватил меня за левую руку, запястье которой держал Кармайкл. Но правую я втянула обратно в клетку.
Финштейн топтался у решетки, не понимая, что делать. Если уж ты платишь деньги за охоту на монстров, надо лучше соображать, что делать, когда доходит до горячего. Кобура Финштейна была около решетки.
А я все орала и вопила, дергая левой рукой. Титус зажал мою руку под мышкой, прижав к своему телу. От хватки Кармайкла останутся синяки. Наконец они меня скрутили, Айкенсен приложил нож к ране и начал резать.
Финштейн наклонился, будто чтобы помочь, а я завопила и прижалась к решетке. Вытаскивать его пистолет я не стала, а спустила курок, направив кобуру ему в тело. Пуля ударила его в живот, и Финштейн повалился на спину.
Второй выстрел эхом раздался в пещере, и голова Кармайкла забрызгала Титуса с головы до ног. Мозги и кровь разлетелись по форменной шляпе.
Эдуард стоял с винтовкой у плеча, седой бесформенной кучей лежал возле решетки. Шея его торчала под странным углом, а Ричард склонился к нему, стоя на коленях. Это он его убил?
За мной послышался звук – низкий грудной вопль. Титус уже достал пистолет, все еще зажимая мою руку. Финштейн катался по полу, и до его пистолета мне было не дотянуться.
За моей спиной послышалось низкое рычание, что-то задвигалось. Джейсон вступал снова в игру. Только этого не хватало.
Титус дернул меня за руку ближе к решетке, чуть не вывернув плечевой сустав, и ткнул дулом мне в щеку. Ствол был холодным.
– Брось винтовку, блондинчик, или я нажму курок!
С прижатым к решетке лицом я не могла обернуться, но слышала, как сзади что-то ползет.
– Он перекидывается?
– Еще нет, – ответил Ричард.
Эдуард все еще держал Титуса под прицелом винтовки. Айкенсен застыл в оцепенении с окровавленным ножом.
– Брось винтовку, или ей конец!
– Эдуард!
– Анита, – ответил он. Голос его звучал совершенно обыденно. Мы оба знали, что он может завалить Титуса, но если у того дернется палец, мне тоже конец. Вот и выбирай.
– Делай, – сказала я.
Он спустил курок. Мне в лицо плеснуло кровью, и Титус привалился к решетке. Какой-то более плотный, чем кровь, ком скользнул по моей щеке. Я дышала часто и мелко. Титус сполз вниз, все еще зажимая пистолет.
– Выпусти ее, – скомандовал Эдуард.
Что-то коснулось моей ноги, я дернулась и обернулась. Джейсон схватил меня за окровавленную руку – с неимоверной силой. Он склонил голову и стал лизать кровь, как кошка сливки.
– Выпусти ее, или тебе тоже конец!
Айкенсен стоял столбом.
Джейсон лизал мне руку, лаская рану языком. Это было больно, но я подавила стон. Без звуков. Без борьбы. Он проявил чудеса силы воли, не набросившись на меня, пока я боролась с людьми у решетки. Но терпение вервольфа не безгранично.
– Ну! – прикрикнул Эдуард.
Айкенсен бросился к двери, уронив по дороге нож, и стал нашаривать замок.
Джейсон чуть прикусил мне руку. Я не сдержала вскрика. Не смогла. Ричард заорал что-то нечленораздельное громовым голосом.
Джейсон дернулся прочь от меня.
– Беги, – выговорил он, погружая лицо в лужу крови на полу, лакая. Голос у него был придушенный, не голос, а рык. – Беги!
Айкенсен открыл дверь, и я боком вылезла.
Джейсон задрал голову к небу и взвизгнул:
– Беги!
Я отбежала, Айкенсен захлопнул дверь. Джейсон корчился на полу, изо рта у него бежала пена. Руки судорожно сжались, хватая что-то невидимое. Я видела, как оборотни перекидываются, но никогда это не было так страшно. Как сильный эпилептический припадок или смерть от стрихнина.
Волк вырвался из его кожи почти готовым продуктом, как цикада из куколки, и подбежал к решетке. Когти махнули в нашу сторону, и мы оба попятились. С челюстей волка капала пена, зубы полосовали воздух. И я знала, что он бы меня убил и сожрал. Таков он был, такова его природа.
Айкенсен не мог отвести от волка глаз. Я нагнулась и подобрала оброненный нож.
– Айкенсен!
Он повернулся ко мне, все еще перепуганный и бледный.
– Когда ты застрелил Холмс, тебе это было приятно?
Он хмуро напомнил:
– Я тебя выпустил. Я сделал, как сказали.
Я шагнула к нему.
– Ты помнишь, что я тебе обещала сделать, если ты тронешь Уильямса?
Он поднял на меня глаза:
– Помню.
– Молодец, – сказала я и вогнала нож ему в самый низ живота. По рукоять. Кровь хлынула и залила мне руку. Айкенсен так и глядел на меня стекленеющими глазами.
– Обещания надо выполнять.
Он упал, и под тяжестью его тела нож вспорол живот снизу доверху. Когда я вынула нож, глаза Айкенсена уже закрылись.
Обтерев нож о его китель, я вытащила ключи из обмякшей руки. Эдуард уже повесил винтовку на плечо. Ричард глядел на меня так, будто увидел впервые в жизни. По его лицу, даже при этой странной форме, и желтым глазам было видно, что он меня не одобряет.
Я открыла дверь. Первым вышел Эдуард, вторым Ричард, не отрывая от меня взгляда.
