Рэйни направилась прямо к могиле. Посмотрела на каменного ангела. А потом, не в силах совладать с собой, погладила его пальцами по щеке.
— Сегодня арестовали Чарлза Дункана, — сказал Куинси. — Я хотел, чтобы ты — и они — услышала об этом от меня. Дункан сознался в убийстве Авроры и Дженнифер Джонсон. Он сделал официальное заявление, и его слова записаны на пленку.
— Он сознался? — с изумлением переспросила Рэйни.
— Это была идея Мака. Имея на руках отчеты экспертов, Сандерс и остальные довольно ясно представили себе, что произошло той ночью. Последовательность событий, детали. Тогда Сандерс вызвал Дункана. И сказал, что у них есть новая улика: они нашли в бумагах Дженнифер товарный чек на видеокамеру. Она купила ее, чтобы следить за няней. Выяснилось, что камера была встроена в плюшевого медвежонка, игрушку Авроры.
— Это правда?
— Нет. Мак все выдумал. Чистый блеф. Было не так просто это сделать, но, повторяю, тут-то нам и помогли отчеты криминалистов. Сандерс ткнул Дункана носом кое в какие подробности, и тот раскололся. А главное, вовремя. Один из наблюдателей сообщил Сандерсу, что Дункан выслеживал молоденькую продавщицу, работавшую в магазине по соседству.
— Слава Богу, — Рэйни всхлипнула. — Все кончено. Дело сделано.
— Да, — хрипло сказал Куинси. — Дело сделано, Рэйни. Сделано.
— Я не хочу, чтобы мне снова снились кошмары. — Рэйни заплакала. — Не хочу снова тянуться во сне к маленькой девочке, которую я не могу спасти! Мир жесток. Все, что мы делаем, безнадежно. Я теперь даже не знаю, что значит любить. У меня осталась только ненависть.
Она прижалась к его груди, плача и что-то объясняя. Куинси не очень понимал, что она говорила. Он просто держал жену в объятиях, позволяя ей выговориться. Потом погладил ее по спине, потрепал короткие неровные пряди на затылке. Он хотел вдохнуть в нее силу, словно его любовь могла исцелить Рэйни. И совсем не удивился, когда она отступила на шаг и вытерла глаза.
Они молча вернулись в машину. Молча поехали домой. А потом, вечером, когда она сказала, что хочет повидаться с Дуги, Куинси отпустил ее — и помолился, чтобы она, ради него и ради всех остальных, не поехала в бар.
В комнате Дуги появился новый предмет: фотография его матери из школьного альбома, увеличенная и вставленная в красивую рамочку. Ее принесла Лора. В знак признательности Дуги начал говорить старшим «пожалуйста» и «спасибо», что каждый раз вызывало у Рэйни ощущение чего-то нереального.
У мальчика, вероятно, был хороший день, потому что, когда она приехала, он играл в комнате с новой машинкой. На улице надвигался ливень, стояла кромешная мгла, так что даже Дуги предпочел провести этот вечер под крышей.
Рэйни, поджав ноги, села на пол. Дуги возил машинку по матрасу.
— Р-р-р-р… р-р-р…
— Как тебе доктор Браун? — спросила Рэйни.
Мальчик пожал плечами:
— Нормально.
— У него в кабинете хорошие игрушки?
— Одни Человеки-Пауки, — серьезно отозвался Дуги. — Что такого хорошего в Человеке-Пауке? Настоящий герой — это Человек-Жук. Р-р-р-р…
— Может быть, ты сумеешь открыть доктору Брауну глаза. Когда ты с ним увидишься?
Дуги перестал катать машинку и озадаченно взглянул на Рэйни:
— Еще раз? Я у него уже был!
Рэйни засмеялась:
— Это называется лечением, Дуги. Чтобы выздороветь, придется потратить не один день. На это нужно время.
— Но там одни разговоры.
— Что ж, может быть, ты полюбишь Человека-Паука.
Дуги скептически взглянул на нее и снова принялся возить машинку по матрасу.
По дороге домой Рэйни подумала о мальчике и улыбнулась. Дела у него пошли на лад. Он по-прежнему недолюбливал Стэнли, по-прежнему с грустью вспоминал об огне. Но в то же время все больше осваивался в доме — играл, отдыхал, становился частью семьи, возможно, сам того не сознавая. Рэйни сочла хорошим знаком, что у него появилась фотография матери. Дуги время от времени рассказывал ей какую-нибудь историю из своей жизни. Некоторые его рассказы казались фантастическими. Мальчик по-своему переосмысливал собственное прошлое. Это, судя по всему, успокаивало его, давало возможность заглянуть в будущее.
У него была надежда. В отличие от многих других детей. В отличие от Авроры Джонсон. Эта мысль снова причинила ей боль — даже спустя столько месяцев. Рэйни почувствовала, как в глубине ее сознания сгущается мрак, как предательская тяжесть давит на плечи.
Она думала о детях, у которых не было шанса, о преступниках, вышедших на охоту. Быть может, где- нибудь сейчас в постель укладывают восьмилетнего мальчика, которому не суждено дожить до утра. Быть может, маленькую девочку вот-вот похитят из родного дома, пока ее отец и мать будут безмятежно спать в соседней комнате.
И Рэйни вновь начинает испытывать боль, муку и ощущение полной безнадежности.
«Думай о хорошем», — приказала она себе. О полях, покрытых желтыми цветами, неторопливых реках. Но конечно, ничего не помогало.
И она снова вспомнила о Дуги. Вспомнила о том, какое у него было довольное лицо, когда он катал машинку по комнате. Вспомнила о всех детях, которых били и обижали, но которым — каким-то чудом — удалось выжить.
Она так много желала этим детям — страстно, неистово. Желала, чтобы они выросли и освободились. Вырвались из порочного круга и обрели безграничную любовь, на которую имеет право каждый человек. Желала, чтобы они были счастливы.
Рэйни подумала, как можно желать столько другим и так мало — себе. Она тоже была одной из таких детей. И она выжила. И впервые за долгое время Рэйни поняла, что делать.
Она свернула на гравийную дорожку и сквозь хлесткие струи дождя пошла к дому. Нашла Куинси, который сидел перед камином, сурово поджав губы.
— Дуги сказал «привет», — громко объявила Рэйни. — И заслужил новую машинку.
Куинси быстро опустил плечи, напряжение исчезло с его лица. Она знала, о чем он думал, что? переживал, и на глаза у нее навернулись слезы.
Рэйни долго-долго стояла неподвижно. Минуты, часы? Она точно не знала. Она смотрела на мужа, поняв вдруг, что видит его таким впервые. Седины в его волосах теперь стало куда больше, чем черных прядей. В углах рта появились новые морщинки. Он сидел в собственной комнате, перед собственной женой, как будто готовясь к тому, что? она сейчас выкинет.
Рэйни шагнула к нему, и силы ее покинули. Она упала перед Куинси на колени, протянула ему руку и сказала то, что должна была сказать:
— Меня зовут Рэйни Коннер, я алкоголичка.
Лицо его было таким суровым, что сердце у нее упало. Наконец он взял ее за руку:
— Меня зовут Пирс Куинси. Я человек, который по-прежнему тебя любит. Встань, Рэйни. Тебе никогда не придется опускаться передо мной на колени.
— Мне так жаль…
— Ш-ш-ш…
— Хотела бы я все вернуть.
— Я тоже.
— Я не знаю, с чего начать.
— Скажи, что ты все еще меня любишь.
— Куинси, я люблю тебя.
