мрачновато сказал Василий Иваныч.
Витька вдруг ужасно разволновался, даже вспотел от волнения. Совершенно же ясно, что не расплющить яйцо огромным ковшом экскаватора невозможно. А видеть конфуз и поражение своего друга он не мог. Видно, и голос у Василия Иваныча такой мрачный не зря: кому охота, чтоб над тобой смеялись?
В том, что шофёры станут безжалостно хохотать, он не сомневался. Витька достаточно хорошо узнал этих весёлых и отчаянных людей. Им всё нипочём! Ишь выдумали — яйцо им надколи!
Витька бросился к экскаватору, замахал руками.
— Ты чего? — удивился Василий Иваныч.
— Вы их не слушайте!
Василий Иваныч покачал головой — не слышу, мол, и выключил двигатель.
— Что ты говоришь? — Он далеко высунулся из кабины.
— Не слушайте их, Василий Иваныч, — взволнованно зашептал Витька. — Они нарочно… А потом смеяться будут! Это же нельзя — яйцо ковшом! Не слушайте их!
Василий Иваныч улыбнулся.
— Нельзя, говоришь? Посмотрим! — тихо ответил он и тут же закричал: — Ну, кто ещё хочет поспорить?
— А на что? — спросил один из шофёров.
Василий Иваныч задумался, потом поглядел на Витьку и усмехнулся:
— На три плитки лучшего шоколада. Мы его очень любим.
Шофёр поморщился, потом махнул рукой.
— Лады! Моя дочка тоже в этом деле разбирается.
— Ну, клади яйцо! — приказал Василий Иваныч.
Осторожно положили яйцо, острым концом вверх. Чтобы оно не упало, обложили камешками.
— Годится?
Василий Иваныч кивнул, поудобнее устроился на своём стульчике в кабине, запустил двигатель и размашисто повёл здоровенным зубастым ковшом. Он провёл его всего в нескольких сантиметрах от яйца в одну сторону, в другую. А потом лицо у него опять стало как у того лётчика, которого Витька видел в кино, — суровым, внимательным и напряжённым. Тяжёлый ковш из толстой стали, отполированный землёй, неподвижно замер над яйцом и стал медленно-медленно опускаться.
Витька опустился на колени и внимательно следил, что будет дальше. Щель между яйцом и ковшом становилась всё меньше. Потом как будто и совсем исчезла. Никто из затаивших дыхание зрителей не уловил того момента, когда они соприкоснулись. Так же размашисто, как и прежде, ковш взлетел вверх и в сторону. Двигатель экскаватора затих.
— Ну, беги за шоколадом, — спокойно сказал Василий Иваныч. — А яйцом можно завтракать. Кушать подано!
Подбежали к яйцу, стали передавать из рук в руки.
— Вот это да!
— Вот это номер!
— Почище, чем в цирке!
Витька протиснулся поближе и увидел, что яйцо аккуратно, будто его бережно стукнули об стол, чуть смято с острого своего конца. Витька глазам своим не поверил!
— Ну, как? Что я тебе говорил! — сказал пожилой, спокойный шофёр. — Как-никак, а четырнадцатый год с Иванычем работаю. В каждом деле есть ремесленники, есть мастера, а есть артисты. Так-то вот! Василий Иваныч в своём деле артист!
— Да-а! — только и говорили шофёры. — Да-а! Если б сами не видели, ни за что не поверили бы.
— Ну и зря, — сказал Василий Иваныч. — Вот кедровый орешек расколоть и не раздавить — куда труднее. Ну-ка, по машинам. Хватит фокусов. Работать пора.
8. Разговор с хозяином сенбернара
И снова ковш с грубой силой вгрызся в слежавшуюся землю, пошёл наполнять один за другим кряхтящие от тяжести самосвалы. Витька задумчиво отошёл в сторонку и встретился взглядом со стариком — хозяином сенбернара.
Впервые за всё время, сколько Витька видел его, этот печальный человек улыбался. Ему показалось, что и сенбернар улыбается. Витька с изумлением заметил, что собака и её хозяин чем-то неуловимо похожи. С первого взгляда даже не понятно чем-то ли неторопливым спокойствием, то ли печальным взглядом.
— Как это прекрасно, — сказал старик.
— Что? — спросил Витька.
— Как прекрасно, когда человек работает красиво и точно и любит свою работу!
Витька потоптался на месте и наконец решился:
— А правда, что вы капитан самого дальнего плавания?
Старик вздрогнул и опустил голову. И сенбернар тоже печально потупился.
— Почему ты так решил, мальчик?
— Не знаю, — растерялся Витька. — Просто мне всегда так казалось.
— Нет, ты ошибся. Сейчас я пенсионер. А раньше был аптекарем. Пятьдесят лет готовил людям порошки и микстуры.
Витька не смог скрыть разочарования, и старик снова печально улыбнулся.
— Но ты почти угадал, мальчик. Я всю жизнь мечтал путешествовать. А вместо этого полвека просидел у аптекарских весов и фарфоровой ступки.
— Но почему же?.. — изумился Витька.
— Почему я только мечтал? Долго рассказывать… Так уж получилось… — Старик вдруг заволновался, и сенбернар тревожно вскочил, вглядываясь в лицо хозяина. — Но ты… Ты живёшь совсем в другое время и ты ещё совсем маленький человек, у тебя впереди вся жизнь. И я от всей души советую тебе делать только то, о чём мечтается. Только это — и ничего другого! Жизнь такая короткая, такая короткая…
Последние слова старик пробормотал едва слышно и поспешно ушёл, а рядом с ним, не теряя достоинства даже в спешке, шагал отважный и добрый сенбернар.
9. Сеньор Кукин предупреждает человечество
Осень была сухая, запоздалая. Но всё равно в берёзах уже рыжели лисьими хвостами потоки осенних листьев. У дубов стали ржавыми макушки, и только тополя ещё держались, не хотели менять своего зелёного наряда. Листья так и осыпались, не успев пожелтеть.
— Эх, в лес бы махнуть, вот где сейчас красотища! — как-то сказал Василий Иваныч. — Последние славные денёчки! А там пойдёт слякоть, а потом и зима явится.
— Да, — печально отозвался Витька. — Только у мамы и папы ни минуточки свободной нет. Не поедут они.
— А ты хоть осину от ольхи отличить сумеешь, городской человек Витька? — усмехнулся Василий Иваныч.
— Вот ещё! — обиделся Витька. — Я у деда всё лето и осень в прошлом году прожил. В Белоруссии. Он меня всему научил. Я и в этом бы году поехал, да дед захворал.
Василий Иваныч нахмурился.
— Вот и моя жена занемогла что-то. В санаторий пришлось отправить. А сын укатил. Моряк он… —
