— Знаю, — еле слышно прошептала Далила. — Но сказать вам не могу.
— Миронову будут искать! Вас будут допрашивать! Ваш бизнес, клянусь, прикроют! Вы пойдете с Мироновой как соучастница! — начал шантажировать Соболев и неожиданно сник:
— Простите, я не в себе. Несу всякую чушь. Вы все, что могли, сделали для моей дочери. Никто вас не потревожит. Я о вас никому не скажу. Миронову найдут и без вас. Не хотите, не говорите.
Нестерпимо стыдно стало Далиле за свою ошибку, за подозрения, за то, что Вету не уберегла.
— Я скажу, — прошептала она. — У меня был любовник. Имени его называть не стану, но Вета и Настя его тоже любили. Я — их соперница.
Соболев уточнил:
— Счастливая соперница?
— Уже нет, мы расстались. Думаю, благодаря Насте.
— Она сумасшедшая, — вздохнул Соболев. — Боюсь, ее придется не судить, а лечить.
Глава 42
Этот ужасный день измочалил Далилу. Заглотнув приличную дозу снотворного, она в прямом смысле «отрубила» себя. Утром Матвей еле ее разбудил.
— Что происходит? — с добродушной улыбкой спросил он. — На банкет ты не пришла, теперь решила прогулять и работу?
— Работу я решила проспать, — с трудом продирая глаза, призналась Далила. — А банкеты нормальные люди устраивают по выходным, а не посередине недели.
— Это ненормальные люди так делают. А я праздную в тот день, когда у меня праздник, а не тогда, когда выходной подоспеет.
Матвей чмокнул в щеку жену и озорно сообщил:
— Ладно, прогульщица, я не сержусь. И подарок твой мне очень понравился. И не только мне, все были в восторге. Настоящий сюприз.
— О чем ты говоришь? — удивилась Далила, усаживаясь на подушку.
— О Левицкой Ирине Сергеевне. Разве не это был твой подарок? Другого я не получал.
Далила схватилась за голову:
— Ой, прости! У меня вчера был…
— Знаю, знаю, ужасный день. Чувствуется, и сегодня твой день будет не лучше. Как хорошо, что я не психолог, — порадовался Матвей. — Жил бы сейчас чужими кошмарами. Зато мои дни один другого счастливей. Сплошные студентки — лапочки, цыпочки. Если бы они еще и алгебру хотели учить…
— Ты бы умер от счастья, — заключила Далила и попросила:
— Ради меня, хоть немного еще поживи. Пусть не учат, ну ее, алгебру.
— Да, ну ее, пусть не учат, — согласился Матвей. — Без меня ты совсем пропадешь.
Он взял с журнального столика поднос с кофе и бутербродами и поставил его на колени Далилы:
— Быстро лопай и собирайся. Даша уже звонила твоя. Пациенты ее ругают, она отбивается. В офисе сущий ад.
— И ты торопишься меня в ад запихнуть?
— А что делать? В раю жить ты отказалась. Говорил же тебе, дома сиди, дома.
— Дома сядем, но только вдвоем, — пригрозила Далила, жадно откусывая от бутерброда.
— Правильно, — рассмеялся Матвей. — Мечта горожан сбылась. Заработали по машине и хватит. Освободим рабочие места тем, которые еще мечтают.
— Ладно, давай отойдем от темы. Лучше расскажи, как там Левицкая? Чем она тебя потрясла?
— И не только меня. Всех.
— Вот видишь, как хорошо, что я не пришла, — сделав глоток кофе, усмехнулась Далила. — Я не сулила тебе потрясений.
— И она не сулила, она потрясала. Пела романсы, блюзы и рок. Плясала лезгинку, шейк… Да что она только не плясала. Читала стихи. А как она на рояле играла! — восхитился Матвей.
— Только глаза, пожалуйста, не закатывай от восторга. Я поверю и так.
— Тогда поверь и в то, что я ошибся. Она не фригидная.
— Даже так! Ты и это о ней уже знаешь! Да, мой подарок явно тебе понравился. Теперь и я это вижу.
— Ты злишься? Я ее проводил домой, не более. Она мне так помогла. Даже официанты от нее прибалдели. Но я не прибалдел. Я всего лишь ее проводил, чтобы не заблудилась.
Далила отставила поднос в сторону и сообщила:
— А вот теперь я действительно злюсь. С проводами ты переборщил. Левицкая будет думать, что мой муж ловелас.
Матвей изумился:
— Я? Ловелас? Всего-то разик ее поцеловал!
— Иди ты к черту! — рассмеялась Далила. — Знал бы ты, какой ужасный день я вчера пережила…
В горле у нее запершило.
— Вчера из-за меня погибла девочка, — прошептала она, из последних сил сдерживая слезы. — А я выгораживала убийцу. Да еще перед кем, прямо перед ошалевшим от горя отцом. Какой я после этой ошибки психолог?
Матвей сочувственно предложил:
— А ты мне все расскажи, легче станет.
— Нет, нельзя. Разрыдаюсь.
— Тогда не рассказывай, правильно, — согласился Матвей. — Потом как-нибудь, когда все уляжется.
Взглянув на часы, он заспешил:
— Извини, мне пора. Посуду в раковину отправишь?
— Отправлю, — кивнула Далила. — И передавай привет своим дурам-студенткам.
— Среди моих студенток дур нет! — крикнул Матвей, уже убегая.
— Зато твоя жена настоящая дура, — со вздохом заключила Далила, но муж ее уже не услышал.
Спустя несколько дней ее трагический вывод опять подтвердился. В кабинет Далилы неожиданно ввалилась Елизавета и выложила на стол газету:
— Почитай, какие ужасы творятся в нашей стране. Только не вздумай расстраиваться.
Совет хороший, но к нему нужен еще совет, как им воспользоваться. В статье пересказывалась история Веты Соболевой с неожиданным для Далилы концом. Убийца Миронова Анастасия признала свою вину и выбросилась из окна.
В ушах Далилы зазвучали слова Андрея Петровича Соболева: «Она сумасшедшая. Боюсь, ее придется не судить, а лечить».
Елизавета спросила:
— О чем призадумалась?
— Да как-то бессмысленно это. Убивала всех, убивала, а потом из окна сиганула.
— Думаешь, папашка Веты помог Насте из окна выпорхнуть?
— Нет, Соболев вряд ли на это способен, — возразила Далила. — А как Настя признала свою вину? В статье об этом ни слова.
Елизавета пожала плечами:
— Точно не знаю, но вроде письмо Настя оставила.
— И что в том письме?
— Письма я не видела, но Соболев мне сказал, что она написала: «Я во всем виновата». Он очень был зол на «журналюг». Негодовал, как посмели его семейное горе превращать в дешевое шоу. Собрался судиться с газетой.
— Ты с ним общаешься? — удивилась Далила.
— Нет, он сам позвонил, сказал про письмо, жаловался на газету. Это было так странно. Я сама удивилась. Мне казалось, что я ему не понравилась.
Далила поняла, что отец Веты не Елизавете звонил, он с ней, с Далилой, таким хитрым образом разговаривал. Спорил с ней. Зацепила она его своей верой в безгрешность Насти. Выгораживая убийцу
